[неофициальный перевод]
ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
СУДЕБНОЕ РЕШЕНИЕ
САУНДЕРС (SAUNDERS) ПРОТИВ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА
(Страсбург, 17 декабря 1996 года)
(Извлечение)
КРАТКОЕ НЕОФИЦИАЛЬНОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ ДЕЛА
A. Основные факты
Заявитель являлся директором и распорядителем акционерной
компании "Гиннесс". В апреле 1986 г. она приобрела компанию
"Дистиллерс", на которую претендовала также корпорация "Аржил". В
декабре 1986 г. инспекторы, назначенные Министерством торговли и
промышленности, начали расследование, поскольку возникло
подозрение, что во время борьбы за контроль над компанией
"Гиннесс" искусственно удерживала стоимость своих акций или играла
на их повышение путем противозаконной операции.
В течение первых шести месяцев 1987 г. инспекторы опрашивали
заявителя девять раз и в присутствии адвокатов. По закону, он был
обязан отвечать на поставленные перед ним вопросы. Невыполнение
этого требования могло привести к предъявлению ему обвинения в
неуважении к суду, которое наказывается штрафом или тюремным
заключением сроком до двух лет. В январе 1987 г. инспекторы МТП
уведомили министра, что они обнаружили доказательства возможного
совершения уголовно наказуемых действий. Записи опросов и
полученные в ходе расследования документы были переданы в Службу
государственного обвинения, которая в последующем предоставила их
в распоряжение полиции. Полиция начала свое собственное
расследование в начале мая.
Заявителю и трем его соучастникам были предъявлены обвинения
по пятнадцати пунктам, включая фальсификацию (восемь пунктов)
отчетности, хищения (два пункта) и сговор (несколько пунктов). Он
и его соучастники предстали перед Судом короны в апреле 1989 г.
При рассмотрении дела в суде заявитель отрицал свое участие в
совершении противоправных действий. Обвинение доказывало его
виновность, используя его показания инспекторам. На одном из
этапов рассмотрения дела обвинение в течение трех дней зачитывало
присяжным протоколы его опросов инспекторами.
В августе 1990 г. Суд короны признал заявителя виновным по
двенадцати пунктам обвинения и приговорил его к пяти годам
тюремного заключения. В мае 1991 г. апелляционный суд отклонил его
жалобу по всем пунктам, кроме одного, и сократил срок тюремного
заключения до двух с половиной лет. В июле 1991 г. Палата лордов
отказала ему в разрешении на жалобу в Палату.
22 декабря 1994 г. министр вернул дело заявителя и его
соучастников в апелляционный суд в свете вновь открывшихся
обстоятельств. 27 ноября 1995 г. апелляционный суд подтвердил свое
прежнее решение, а 6 декабря 1995 г. отказался подтвердить
значимость вновь возникших вопросов права, что было необходимо для
обращения в Палату лордов.
B. Разбирательство в Комиссии по правам человека
В жалобе, поданной в Комиссию 20 июля 1988 г., заявитель
утверждал, что использование в его деле материалов инспекторов МТП
лишило его права на справедливое судебное разбирательство
(статья 6 п. 1) жалобы. Жалоба была объявлена приемлемой 7 декабря
1993 г.
В своем докладе от 10 мая 1994 г. Комиссия выразила мнение,
что имело место нарушение статьи 6 п. 1 Конвенции (четырнадцатью
голосами против одного).
Дело было передано в Суд 9 сентября 1994 г. Европейской
Комиссией, а 13 сентября 1993 г. - Правительством Соединенного
Королевства.
ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ СУДЕБНОГО РЕШЕНИЯ
ВОПРОСЫ ПРАВА
I. О предполагаемом нарушении статьи 6 п. 1
59. Заявитель утверждал, что он был лишен "справедливого
разбирательства" в нарушение статьи 6 п. 1 Конвенции, которая
гласит:
"Каждый человек имеет право... при рассмотрении любого
уголовного обвинения, предъявляемого ему, на справедливое...
разбирательство... независимым и беспристрастным судом..."
Комиссия нашла, что такое нарушение имело место; это
оспаривалось Правительством.
A. Право не свидетельствовать против себя
1. Доводы выступавших в Суде
a) Заявитель
60. Заявитель жаловался на то обстоятельство, что показания,
данные им под принуждением инспекторам, назначенным Министерством
торговли и промышленности (МТП) (см. п. 18 выше), не могли быть
признаны допустимыми обвинительными доказательствами в его
уголовном процессе.
Он утверждал, что право на справедливое разбирательство,
гарантированное статьей 6 п. 1, подразумевает, как это было
признано Судом в Решениях по делу Функе от 25 февраля 1993 г.
(Серия A, т. 256-А, с. 22, п. 44), и Джона Мурри от 8 февраля
1996 г. (Reports, 1996-I, с. 49, п. 45), право индивида не быть
вынужденным давать изобличающие его показания, используемые затем
против него в суде. Этот принцип тесно связан с презумпцией
невиновности, которая специально гарантирована статьей 6 п. 2
Конвенции, признана Судом Правосудия Европейских сообществ в деле
Оркем против Комиссии (дело N 374/87, Europeen Court Reports,
3283) и другими судами. Этот принцип должен в равной мере
применяться ко всем обвиняемым, независимо от характера выдвинутых
против них обвинений или уровня их образования и интеллектуального
развития. Отсюда следует, что использование обвинением протоколов
опросов, проведенных инспекторами, в последующем судебном процессе
противоречит статье 6.
61. Более того, заявитель утверждает, что такое использование
протоколов было особенно несправедливым в его случае, т.к. для
апелляционного суда они "составили существенную часть материалов
обвинения". На чтение перед присяжными отрывков из его ответов на
вопросы инспекторов было потрачено три дня, прежде чем он смог
дать соответствующие разъяснения по поводу этих документов. В
результате он был подвергнут интенсивному перекрестному допросу,
касавшемуся якобы имевших место несообразностей между его устными
показаниями на суде и его ответами на вопросы упомянутых
инспекторов, к которым судья привлек внимание присяжных в своем
напутственном слове. Таким образом задача обвинения была
облегчена, т.к. оно могло противопоставить его собственные
показания тем конкретным оправданиям, которые ранее были даны
г-ном Саундерсом инспекторам.
b) Правительство
62. Правительство утверждало, что только показания,
подтверждающие виновность, подпадают под привилегию отказа от дачи
показаний против самого себя. Однако ответы, подтверждающие
невиновность, или такие, которые, если они окажутся правдивыми,
подтвердят или усилят аргументацию защиты обвиняемого, сюда не
относятся. Ни сам заявитель, ни Комиссия ни на одной стадии
рассмотрения дела не указали такие ответы инспекторам МТП, которые
носили бы характер самообвинения. Из привилегии защиты от
самообвинения нельзя вывести право отказа обвиняемого от дачи
показаний, необходимых по делу. Именно на таком производном праве
настаивает заявитель.
Правительство согласно, что при рассмотрении уголовного дела
обвинение или суд не вправе заставлять обвиняемого выступать в
качестве свидетеля или отвечать на заданные ему вопросы и что
нарушение этого принципа, по всей вероятности, может привести к
тому, что обвиняемый будет лишен справедливого разбирательства.
Однако рассматриваемая привилегия не является абсолютной и
неизменной. Суды ряда стран (Норвегии, Канады, Австралии, Новой
Зеландии и Соединенных Штатов Америки) разрешают требовать в
принудительном порядке показания при расследовании случаев
корпоративного или финансового мошенничества и их последующее
использование в уголовном процессе для сопоставления с устными
показаниями обвиняемого и свидетелей. Данная привилегия не
означает также, что обвинению никогда не позволено использовать в
качестве доказательств показания, документы или другие
свидетельства, полученные в принудительном порядке. Примеры
подобного дозволенного использования включают право обвинения
изымать документы на основании постановления об обыске или брать
на анализ кровь или мочу для получения данных, имеющих
доказательственную силу.
63. По мнению Правительства, из Решения Суда по делу Функе (на
него делается ссылка в п. 60) было бы неправильно делать вывод о
существовании широко понимаемого принципа "право на молчание";
т.к. природа этого права не определена в Судебном решении. Из
статьи 6 не следует абсолютное правило, согласно которому всякое
использование показаний, полученных в обязательном -
принудительном порядке, автоматически делает разбирательство по
уголовному делу несправедливым. В этом отношении необходимо
принимать в расчет все обстоятельства дела, включая многочисленные
процессуальные гарантии, заложенные в систему. Например, на стадии
проводимого инспекторами расследования несправедливость
предотвращается благодаря тому, что инспекторы независимы и
подконтрольны суду, что лицо, которое они опрашивают, вправе
давать показания в присутствии адвоката, что ему предоставляется
запись его ответов, куда он может вносить коррективы или
пояснения. Более того, в ходе любого последующего судебного
процесса подсудимый, который вынужден давать ответы инспекторам,
защищен полномочиями суда исключать из рассмотрения такие
доказательства, которые являются ненадежными или были получены
путем принуждения. У суда имеются дискреционные полномочия
исключать и другие показания, если их допущение могло бы оказать
отрицательное воздействие на справедливость разбирательства (см.
п. 51 - 52 выше).
64. Правительство далее подчеркнуло, что, хотя интересы лица
не следует упускать из виду, существует также и общественный
интерес в том, чтобы компании действовали честно, а также в
эффективном судебном преследовании тех, кто замешан в сложных
корпоративных обманах. Этот публичный интерес требует от тех, кто
находится под подозрением, отвечать на вопросы инспекторов и
предоставить органам преследования полномочия, дающие возможность
опереться на полученные таким образом ответы в последующем
уголовном процессе. В этом отношении надлежит проводить различие
между мошенничеством в корпоративном бизнесе и другими типами
преступлений, т.к. сложная структура корпораций, подставные
компании, многоходовые финансовые сделки и фальшивые бухгалтерские
записи могут быть использованы для того, чтобы скрыть присвоение
фондов корпорации или личную ответственность за совершение
подобных неправомерных действий. Нередко письменных документов о
подобных сделках бывает недостаточно либо в них невозможно
разобраться без пояснений со стороны заинтересованных лиц. Более
того, не следует забывать о типе личности, опрашиваемой
инспекторами, это, вероятнее всего, будет искушенный бизнесмен,
имеющий доступ к услугам юридических экспертов, который умело
пользуется возможностями, открываемыми ограниченной
ответственностью и тем, что его правовой статус не связан с
правовым статусом общества.
c) Комиссия
65. Комиссия полагала, что привилегия не свидетельствовать
против самого себя служит важным элементом защиты индивида от
давления и принуждения; она тесно связана с презумпцией
невиновности и должна в равной мере применяться ко всем
обвиняемым, включая тех, кто предположительно совершил сложные
обманные действия в корпоративном бизнесе. В настоящем деле
изобличающие моменты, основанные на данных, которые вынужден был
предоставить заявитель, составляли весьма значительную часть
доказательств против него в суде, т.к. они содержали признания,
которые, по всей видимости, вынудили его дать показания на суде и
в качестве свидетеля. Использование этих показаний приняло, таким
образом, характер давления и существенно помешало г-ну Саундерсу
защищаться от предъявленных ему уголовных обвинений, лишив его тем
самым справедливого разбирательства.
Во время слушаний в Суде представитель Комиссии подчеркнул,
что даже твердое отрицание вины в ответах на вопросы о виновности
может быть уличающим и нанести большой вред подсудимому. Так и
случилось в настоящем деле, где его ответы были использованы
против него в судебных прениях, а также во время перекрестного
допроса, направленного на то, чтобы показать, что ответам, данным
им инспекторам, нельзя верить и что заявитель бесчестный человек.
d) Amicus curiae
66. Сославшись на некоторые международные договоры о правах
человека и действующее право многих государств - участников,
Liberty считала нужным, чтобы Суд установил, что статья 6
препятствует получению от лица обвинительных свидетельских
показаний против себя самого, добытых при помощи угрозы судебных
санкций, а также их использованию в уголовном процессе.
2. Оценка Суда
67. Суд прежде всего отмечает, что жалоба заявителя
ограничивается использованием в суде показаний, полученных от него
инспекторами МТП. Административное расследование может повлечь за
собой "уголовное обвинение" с учетом его автономного толкования
судом. Однако в данном деле не был поставлен вопрос о применении
статьи 6 п. 1 к процессуальным действиям инспекторов или о том,
что сама административная процедура означала предъявление
уголовного обвинения в смысле статьи 6 п. 1 (см. inter alia
Решение по делу Девеера от 27 февраля 1980 г. Серия A, т. 35,
с. 21 - 24, п. 42 - 47). В этом отношении Суд напоминает о своем
Решении по делу Файед против Соединенного Королевства, где он
решил, что функции, выполняемые инспекторами на основании
статьи 432 2 Закона о компаниях 1985 г., носят главным образом
расследовательский характер и не являются судебными ни по форме,
ни по существу. Их цель состоит в установлении и фиксации фактов,
которые могут в последующем быть использованы в качестве основы
для действий других компетентных органов - следственных,
распорядительных, дисциплинарных и даже законодательных (см.
Решение от 21 сентября 1994 г. Серия A, т. 294-B, с. 47, п. 61).
Требование, чтобы такое предварительное расследование велось с
соблюдением гарантий судебной процедуры, установленной статьей 6
п. 1, привело бы на практике к появлению чрезмерных препятствий
для эффективного регулирования в общественных интересах сложной
финансовой и коммерческой деятельности (там же, п. 61).
Соответственно, основным для Суда по настоящему делу является
вопрос об использовании соответствующих показаний заявителя в
уголовном процессе.
68. Суд напоминает, что право на молчание и его составная
часть право не давать показаний против самого себя в статье 6
Конвенции специально не упомянуты, но тем не менее они являются
общепризнанными международными нормами, которые лежат в основе
понятия справедливой процедуры, о которой говорит статья 6. Их
смысл inter alia - в защите обвиняемого от злонамеренного
принуждения со стороны властей, что помогает избежать судебных
ошибок и добиться целей, поставленных статьей 6 (см.
вышеупомянутые Решения по делу Джона Мурри и делу Функе). В
частности, это право способствует тому, чтобы обвинение не
прибегало к доказательствам, добытым вопреки воле обвиняемого с
помощью принуждения или давления. В указанном смысле это право
тесно связано с презумпцией невиновности, содержащейся в п. 2
статьи 6 Конвенции.
69. Право не свидетельствовать против самого себя - это в
первую очередь право обвиняемого хранить молчание. Как принято
считать в правовых системах государств - участников Конвенции и в
других странах, данное право не распространяется на использование
в уголовном процессе материалов, которые могут быть получены от
обвиняемого независимо от его воли принудительным путем, как-то
inter alia: изъятие по предписанию документов, получение образцов
крови, мочи и кожного покрова для проведения анализа ДНК.
В данном случае Суд призван решить, равносильно ли
неоправданному нарушению права обвиняемого на молчание
использование обвинением показаний, полученных инспекторами от
заявителя. Этот вопрос должен быть рассмотрен Судом в свете всех
обстоятельств дела. В частности, следует установить, подвергался
ли заявитель принуждению свидетельствовать и привело ли
использование полученных таким образом свидетельских показаний в
суде к нарушению основополагающих принципов справедливого
разбирательства по статье 6 п. 1, составным элементом которого
является рассматриваемое право.
70. Правительством не оспаривалось, что заявитель был
юридически вынужден дать свидетельские показания инспекторам. В
соответствии со статьями 434 и 436 Закона о компаниях 1985 г. (см.
п. 48 - 49 выше) он обязан был отвечать на вопросы, поставленные
ему инспекторами в ходе девяти продолжительных опросов, семь из
которых были использованы в качестве доказательств в суде. Отказ
заявителя ответить на заданные ему в суде вопросы мог бы привести
к признанию его виновным в неуважении к суду, что наказывается
штрафом или тюремным заключением сроком до двух лет (см. п. 50
выше), и такой отказ нельзя было защитить ссылкой на то, что
вопросы носили инкриминирующий характер (см. п. 28 выше).
Однако Правительство подчеркнуло в Суде, что из сказанного
заявителем в ходе опросов ничто не носило характера самообвинения
и что он давал лишь пояснения, свидетельствующие в его пользу, или
такие ответы, которые, если они соответствуют действительности,
подтверждали линию его защиты. Согласно представлению
Правительства, только показания, свидетельствующие против
обвиняемого, подпадают под действие привилегии.
71. Суд не приемлет этот аргумент Правительства, поскольку
некоторые из ответов заявителя фактически носили обвинительный
характер, поскольку в них констатировались факты, способствующие
его обвинению (см. п. 31 выше). В любом случае, принимая во
внимание понятие справедливости в смысле статьи 6, право не
свидетельствовать против себя не может быть разумно ограничено
лишь признанием в совершении правонарушения или показаниями, прямо
носящими инкриминирующий характер. Свидетельские показания,
полученные с помощью принуждения, которые внешне не выглядят
инкриминирующими - такие как оправдательные замечания или просто
информация по фактам, - могут быть в последующем развернуты в ходе
уголовного процесса в поддержку обвинения, например, чтобы
противопоставить их другим заявлениям обвиняемого или подвергнуть
сомнению свидетельские показания, данные им в ходе рассмотрения
дела в суде, либо иным образом подорвать доверие к нему. Там, где
все это оценивается судом присяжных, использование таких
свидетельских показаний может быть особенно пагубно. Отсюда
следует, что существенным в данном контексте является именно
использование принудительно полученных доказательств в судебном
процессе.
72. В этом отношении Суд отмечает, что часть протоколов с
ответами заявителя зачитывалась адвокатом обвинения присяжным на
протяжении трех дней, несмотря на возражения заявителя. То
обстоятельство, что эти материалы использовались столь широко,
наводит на мысль, что обвинение, вероятно, было уверено, что
чтение протоколов служит подтверждению нечестности г-на Саундерса.
Такое толкование этого запланированного воздействия подтверждается
замечаниями, сделанными судьей, на стадии voir dire процесса в
отношении восьмого и девятого протокола опроса. Судья заметил, что
показания заявителя могут быть поняты как своего рода "признание"
для целей статьи 82 п. 1 Закона о полиции и доказательствах по
уголовным делам 1984 г. (см. п. 53 выше). Аналогично апелляционный
суд полагал, что протоколы опроса составляли "существенную часть"
доказательств обвинения против заявителя (см. п. 40 выше). Более
того, были очевидные случаи, когда протоколы использовались
обвинением, чтобы уличить заявителя в том, что он знал о платежах
лицам, участвующим в операции по игре на повышение стоимости
акций, и поставить тем самым под вопрос его честность. Они
использовались также адвокатом соучастника заявителя для того,
чтобы поставить под сомнение версию событий, предложенную
заявителем (см. п. 32 выше).
В общем имеющиеся в распоряжении Суда доказательства
подтверждают, что зафиксированные в протоколах опросов ответы
заявителя, независимо от того, носили ли они прямо характер
самообвинения или нет, были использованы в ходе судебного процесса
таким образом, чтобы изобличить заявителя.
73. Заявитель, как и Комиссия, настаивает, что содержащиеся в
опросах признания должны были оказывать на него дополнительное
давление, вынуждая давать показания в суде, а не использовать свое
право сохранять молчание. Однако, по мнению Правительства,
заявитель предпочел дать показания вследствие дискредитирующих его
заявлений, которые сделал главный свидетель обвинения г-н Ру.
Хотя нельзя исключить, что одной из причин, повлиявших на это
решение, было широкое использование опросов обвинением, Суд не
считает необходимым строить предположения по поводу того, почему
заявитель предпочел дать показания при рассмотрении его дела в
суде.
74. Суд также не находит нужным, с учетом вышеприведенной
оценки использования опросов в ходе судебного процесса, выносить
решение о том, носит ли право не давать показаний против самого
себя абсолютный характер либо отступления от него могут в особых
обстоятельствах быть оправданны.
Он не приемлет довода Правительства, что сложность обманов и
обходов закона в корпоративном бизнесе и насущный общественный
интерес в расследовании таких преступлений и наказании виновных
могут оправдать столь явный отход от одного из основополагающих
принципов справедливого судебного разбирательства, что и случилось
в данном деле. Как и Комиссия, он считает, что общие требования
справедливости, содержащиеся в статье 6, включая право не давать
показания против самого себя, применяются в уголовном процессе в
отношении всех уголовно наказуемых деяний, без какого-либо
различия между самыми простыми и самыми сложными. Нельзя ссылаться
на общественный интерес в оправдание использования ответов,
добытых принудительным путем в ходе внесудебного расследования,
для того чтобы изобличить обвиняемого в ходе судебного
разбирательства. Примечательно в этом отношении, что, согласно
соответствующему законодательству, показания, полученные
принудительно в силу полномочий, которыми наделено управление по
борьбе с корпоративными правонарушениями, по общему правилу не
могут быть использованы затем в судебном процессе, и не потому,
что эти показания были даны заявителем до предъявления ему
обвинения.
75. Из вышеприведенного анализа, а также того факта, что
статья 435 5 Закона о компаниях 1985 г. разрешает, как было
отмечено судьей в первой инстанции и апелляционным судом,
последующее использование в уголовном процессе показаний,
полученных инспекторами, следует, что различные процессуальные
гарантии, на которые ссылается государство - ответчик (см. п. 63
выше), не являются средством защиты в настоящем случае, т.к. они
не могли воспрепятствовать использованию таких показаний в
последующем уголовном процессе.
76. Соответственно, в настоящем случае имело место нарушение
права не свидетельствовать против самого себя.
B. О предполагаемом злоупотреблении органами
обвинения своими полномочиями
77. Заявитель жаловался также, что органы обвинения умышленно
задержали начало проведения полицейского расследования, для того
чтобы дать инспекторам возможность собрать доказательства на
основе их особых полномочий. Он ссылался на встречу между
инспекторами и представителями прокуратуры (см. п. 23 выше),
которая состоялась 30 января 1987 г. - за три месяца до
формального открытия полицейского расследования (см. п. 26 выше).
Кроме того, документы, преданные огласке (см. п. 39 - 44),
показывают, как отметил апелляционный суд, что "все
заинтересованные стороны сознавали, что у инспекторов, когда они
ведут опрос, полномочия больше, чем у полиции, и откровенно
надеялись, что инспекторам удастся получить ответы... которые
можно было бы использовать в качестве доказательстве в суде".
Апелляционный суд не нашел здесь процессуальных
злоупотреблений, и заявитель полагал, что этому обстоятельству не
будет придано решающее значение, поскольку внутренний суд не может
применять Конвенцию и, связанный положениями английского права,
обязан прийти к выводу, что использование записей инспекторских
опросов в суде было правомерным.
78. Правительство подчеркнуло, что заявитель уже пытался
безуспешно оспорить этот вопрос в апелляционном суде (см. п. 43
выше) и, поднимая его вновь в Страсбурге, он пытается использовать
настоящий Суд как четвертую инстанцию вопреки сложившейся
правоприменительной практике Суда.
79. Комиссия не нашла необходимым рассматривать данный вопрос,
поскольку ею было установлено, что заявитель был лишен
справедливого судебного разбирательства по причине использования
протоколов в ходе слушания дела.
80. В свете уже вынесенного им решения о нарушении права не
свидетельствовать против себя, Суд не считает необходимым
рассматривать утверждения заявителя по этому вопросу. Однако он
отмечает, что апелляционным судом установлено, что инспекторы вели
свое расследование самостоятельно, не получая информации или
подсказок от государственных органов преследования, и что между
ними не было неподобающего или противозаконного сговора (см. п. 43
выше).
C. Вывод
81. Заявитель был лишен справедливого рассмотрения дела в
суде, и следовательно, имеет место нарушение статьи 6 п. 1
Конвенции.
II. Применение статьи 50 Конвенции
82. Заявитель потребовал справедливого возмещения на основании
статьи 50 Конвенции, которая гласит:
"Если Суд установит, что решение или мера, принятые судебными
или иными властями Высокой Договаривающейся Стороны, полностью или
частично противоречат обязательствам, вытекающим из настоящей
Конвенции, а также если внутреннее право упомянутой Стороны
допускает лишь частичное возмещение последствий такого решения или
такой меры, то решением Суда, если в этом есть необходимость,
предусматривается справедливое возмещение потерпевшей стороне".
A. Ущерб
1. Имущественный ущерб
83. В представлении заявителя утверждалось, что обвинение
против него столкнулось бы с серьезными трудностями, если бы не
доказательства, представленные в суд в нарушение статьи 6. Он
заявил о причинении ему имущественного ущерба в размере 3668181,37
фунта стерлингов. В данную претензию вошли суммы потерь в
заработке по май 1995 г., расходы на транспорт и проживание,
оплата услуг адвокатов (фирмы "Пейн Хикс Бич") в отношении опросов
у инспекторов и адвокатов (фирмы "Ландау и Ландау") в связи с
inter alia уголовным судопроизводством.
Однако в ходе слушания дела в настоящем Суде заявитель
согласился, что "подлинной компенсацией" было бы решение Суда в
его пользу и последующее восстановление его доброго имени.
84. В представлении Правительства говорилось, что претензии
заявителя в отношении имущественных потерь чрезмерны. В частности,
в нем было указано, что г-н Саундерс не критиковал расследование,
проведенное инспекторами как таковое, но тем не менее требует
возмещения понесенных им в связи с этим расходов на адвокатов.
Относительно его требования о потере заработка в представлении
говорилось, что он был уволен "Гиннесс" после проведения компанией
ее собственного расследования. Более того, после своего увольнения
он получает пенсию от "Гиннесс" в размере 74000 фунтов стерлингов
в год, в дополнение к которым начиная с мая 1993 г. он зарабатывал
порядка 125000 фунтов в год как консультант по бизнесу.
85. Представитель Комиссии подчеркнул, что Комиссия установила
факт нарушения статьи 6 п. 1, но от нее нельзя требовать
предположений о вероятном исходе суда над г-ном Саундерсом, если
бы указанные протоколы не были допущены в качестве доказательств.
86. Суд отмечает, что по настоящему делу было установлено
нарушение в отношении уголовного процесса против заявителя, а не
расследования инспекторами, жалоб на которое не было. Более того,
он не может строить предположений по вопросу о том, был бы исход
суда другим, если бы обвинение не использовало указанные протоколы
(см. mutatis mutandis Решение по делу Джона Мурри, упомянутое выше
в п. 68 и п. 56), и так же, как и Комиссия, подчеркивает, что из
установления факта нарушения Конвенции не следует каких-либо
выводов по этому вопросу.
Поэтому он считает, что не установлено причинной связи между
ущербом, на возмещение которого претендует заявитель, и
установленным Судом фактом нарушения.
2. Моральный вред
87. Заявитель потребовал возмещения морального ущерба в
размере 1 миллиона фунтов стерлингов в качестве компенсации за то,
что он был лишен права на справедливое судебное разбирательство, и
за вызванные этим тревогу, страдание и тюремное заключение.
88. Правительство утверждало, что компенсация по этому
основанию не должна присуждаться.
89. Суд полагает, что с учетом обстоятельств настоящего дела
само установление факта нарушения представляет собой достаточное и
справедливое возмещение в отношении всех видов понесенного
морального ущерба.
B. Издержки и расходы
90. Заявитель потребовал 336460,75 фунта стерлингов в
возмещение издержек и расходов в связи с разбирательством дела в
Страсбурге. Они состоят из 1) 82284,50 фунта стерлингов по оплате
услуг адвокатов; 2) 42241,25 фунта по оплате услуг солиситоров; и
3) 211935 фунтов по оплате услуг советников заявителя, г-на и
г-жи Девлин.
91. Правительство считает требуемые суммы чрезмерными. В его
представлении утверждается, в частности, что никакой компенсации
за услуги г-на и г-жи Девлин присуждаться не должно, т.к.
заявитель мог представить свое дело в Страсбурге, опираясь только
на помощь опытного солиситора и основного адвоката.
92. У представителя Комиссии не было каких-либо комментариев
по поводу этой суммы.
93. Суд не убежден, что суммы, истребуемые заявителем, были с
необходимостью затрачены им или являются оправданными в
количественном отношении. Принимая решение на справедливой основе,
он присуждает 75000 фунтов стерлингов по этому требованию.
C. Проценты за просрочку
94. Согласно имеющейся у Суда информации, установленные
статутом процентные ставки, применяющиеся в Соединенном
Королевстве на дату вынесения настоящего Решения, составляют 8%
годовых.
ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ СУД
1. Постановил шестнадцатью голосами против четырех, что имело
место нарушение статьи 6 п. 1 Конвенции;
2. Постановил единогласно, что установление факта нарушения
представляет достаточное и справедливое возмещение в отношении
всех видов понесенного морального вреда;
3. Постановил единогласно:
a) что государство - ответчик обязано выплатить заявителю в
течение трех месяцев 75000 (семьдесят пять тысяч) фунтов
стерлингов за понесенные издержки и расходы;
b) что простые проценты из расчета 8% в год должны будут
выплачиваться по истечении вышеуказанного трехмесячного периода и
так вплоть до урегулирования задолженности.
4. Отверг единогласно оставшуюся часть требования о
справедливом возмещении.
Совершено на английском и французском языках и оглашено во
Дворце прав человека в Страсбурге 17 декабря 1996 г.
Председатель
Рудольф БЕРНХАРДТ
Грефье
Герберт ПЕТЦОЛЬД
В соответствии со статьей 51 п. 2 Конвенции и статьей 53 п. 2
Регламента Суда A к настоящему Решению прилагаются отдельные
мнения судей.
СОВПАДАЮЩЕЕ МНЕНИЕ СУДЬИ УОЛША
Я полностью согласен с решением большинства за исключением
оговорки, изложенной ниже в последнем абзаце.
Судебный процесс над заявителем следует рассматривать как
противоречащий статье 6 п. 1 Конвенции. Он был несправедлив,
поскольку часть доказательств, на которых основывалось его
обвинение, была добыта благодаря свидетельствованию заявителя
против самого себя, причем не в результате его свободного, ничем
не стесненного волеизъявления. Суд считает основополагающим право
обвиняемого не быть обязанным или принужденным свидетельствовать
против самого себя. Люди всегда свободны обвинять самих себя,
когда, делая это, они осуществляют свою собственную волю; но это
существенно отличается от ситуации, когда в ходе рассмотрения
уголовного дела лицо вынуждают быть свидетелем по делу против
самого себя. То, что г-н Саундерс оказался в такой ситуации,
является следствием осуществления особых полномочий, которыми по
действующему английскому законодательству наделены инспекторы. Как
было сказано однажды в английском суде, они пользуются данными им
законом инквизиционными полномочиями, что отличается от
отправления правосудия. Важно иметь в виду, что данный случай
касается не только правил представления доказательств, но
затрагивает само существование основополагающего права защиты от
принудительного свидетельствования против самого себя, что
признается в качестве основополагающего права и настоящим Судом.
Эта защищающая от самообвинения привилегия, по всей вероятности,
хорошо известна тем, кто следит за судебной практикой США, т.к.
она является одной из самых широко известных и обсуждаемых
гарантий личной свободы, закрепленной в Билле о правах и
инкорпорированной в Конституцию Соединенных Штатов пятой поправкой
к ней.
Право на защиту от принудительной дачи показаний против самого
себя является не просто правом отказаться свидетельствовать в
суде, но должно также применяться и в отношении органов,
наделенных по закону следственными полномочиями; это право
отказаться отвечать на вопросы, которые открывают обвинительную
линию в следствии. Семена этой привилегии были посеяны в общее
право Англии еще в XIII веке, когда английские церковные суды
начали применять по отношению к подозреваемым в ереси то, что
получило название "клятвы ex officio". Практика, которая позволяла
допрос подозреваемого, который поклялся говорить правду, была
весьма революционна для своего времени, т.к. она заменяла метод
установления вины при помощи процедуры, известной как ордалия, или
очистительная клятва. Ордалия была не пыткой с целью добиться
признания, а самой процедурой, результат которой определял
виновность или невиновность. Очистительная клятва была ритуальной
клятвой о невиновности, которую произносил подозреваемый. Если он
при этом запинался, то в этом усматривался промысел Божий,
свидетельствующий о его виновности.
К сожалению, различные церковные суды, занимаясь усердным
поиском ереси, злоупотребляли новой системой - клятвой ex officio.
Она применялась без какого-либо учета того, есть ли вероятность
полагать обвиняемого виновным, и рассматривалась, таким образом,
как очень удобный инструмент беспрепятственного расследования всех
обстоятельств жизни обвиняемого. К XVI и XVII векам в Англии
клятва ex officio использовалась даже Звездной палатой, чтобы
выявить тех, кто осмеливался критиковать короля. Оппозиция клятве
получила столь широкое распространение, что из нее постепенно
выросла доктрина общего права о том, что человек имеет право
отказаться свидетельствовать против самого себя не только в
отношении особого рода процедур, о которых здесь говорилось, но
также в ходе эволюции общего права в обычных уголовных процессах.
Принцип гласил: "Нельзя превращать человека в орудие своего
собственного осуждения".
В американских колониях эта привилегия была воспринята с
особым жаром по причине злоупотреблений, творимых колониальными
губернаторами при допросах, и перед американской войной за
независимость в семи различных штатах она уже была включена в их
конституции или билли о правах. В частности, она налагала полезные
ограничения на полномочия колониальных губернаторов производить
допрос лиц, подозреваемых в нарушении английского торгового права,
в особенности в части регламентации торговых ограничений, включая
контрабанду, которая была весьма популярным занятием. Привилегия,
защищающая от обязательной дачи показаний против самого себя,
предоставлялась свидетелю при проведении общего расследования
комиссией исполнительной или законодательной власти; она служила
весьма полезным тормозом, сдерживавшим использование
неограниченных полномочий по расследованию, которыми наделялись
некоторые такие органы. Она гарантировала также от того, чтобы
справедливость процедур не нарушалась в органах следствия до того,
как дело попадет в суд.
Расследования, где эта привилегия играет особенно большую
роль, проводятся правительственными исполнительными агентствами
или подобными им органами; допросы подозреваемого проводятся
полицией или агентами государства до начала процесса в суде.
Следователи очень быстро выяснили, что от привилегии, защищающей
от самообвинения, мало толку или смысла, если заставить человека
все рассказать властям до суда. По моему мнению, эта привилегия
значительно шире, чем право не говорить о том, что свидетельствует
в пользу осуждения. Логически она должна охватывать все ответы,
которые представляют связующее звено в цепи доказательств,
необходимых обвинению, чтобы добиться осуждения. Эта привилегия
должна действовать и тогда, когда из самого вопроса, из контекста,
в котором он задан, очевидно, что развернутый ответ или
объяснение, почему ответа не будет, могут также оказаться
опасными, поскольку они чреваты разглашением нежелательной
информации. Вопрос о привилегии не свидетельствовать против самого
себя, многократно затронут в решениях Верховного Суда США и других
высоких судебных инстанций страны. Существенным в контексте
настоящего дела является то, что, как и многие другие положения
Билля о правах, эта привилегия в значительной мере произошла от
английского общего права, применявшегося в американских колониях
до независимости.
Уместно вспомнить, что при подготовке проекта Европейской
конвенции британские представители энергично подчеркивали, что в
английских судах общего права уже предоставляется не меньше
гарантий защиты основополагающих прав, чем в судах других стран. В
США благодаря существованию Билля о правах как части Конституции
стало возможным гарантировать преемственность мер защиты и
привилегий, заимствованных из английского общего права, на таком
уровне, который не может быть достигнут в Англии без принятия там
аналогичных конституционных положений. Другие страны общего права
также сохранили некоторые права, свойственные системе общего
права, инкорпорировав их в писаные конституции, как это было
сделано в Ирландии.
Я должен добавить, что мое голосование по вопросу о применении
статьи 50 не должно рассматриваться как согласие с тем, что в
свете Решения Суда не возникает проблем, связанных с присуждением
заявителю определенной компенсации от национальных властей за
время, в течение которого он был лишен личной свободы в результате
осуждения. Однако следует иметь в виду, что за последние годы суды
в Соединенном Королевстве в нескольких случаях присуждали
компенсацию или возмещение ущерба лицам, чей обвинительный
приговор был пересмотрен, если осуждение было получено благодаря
использованию или не использованию некоторых доказательств в суде,
которых в зависимости от обстоятельств дела было достаточно, чтобы
усомниться в приговоре суда. Их можно попросить сделать это и в
настоящем случае. Более того, в английском статутном праве имеются
законодательные акты, которые запрещают разглашение информации о
правонарушениях или препятствуют использованию таких материалов
для обвинения в столь разных случаях, как дела о банкротстве, о
неправомерном присвоении чужого имущества, о коррупции, о
незаконной практике подделки завещания, присвоении статуса
собственника и т.п. Нынешние статутные положения, приведшие к
появлению настоящего дела, являются постконвенционным
конституционным отходом от общего права Англии, а также от
принципов, изложенных в различных статутах, на которые здесь
делалась ссылка.
СОВПАДАЮЩЕЕ МНЕНИЕ СУДЬИ ДЕ МЕЙЕРА
Хотя я и поддерживаю выводы настоящего Судебного решения, у
меня имеются серьезные оговорки, касающиеся рассуждений Суда в
п. 67, которые, по-видимому, подразумевают, что разбирательство,
проведенное инспекторами МТП на основании Закона о компаниях
1985 г., может быть отделено от процедуры предъявления "уголовного
обвинения" <1>.
--------------------------------
<1> См. п. 67 Судебного решения.
В статье 434 5 данного Закона говорится, что "ответ,
даваемый лицом на поставленный перед ним вопрос, в осуществление
полномочий, предоставленных настоящей статьей, может быть
использован в качестве доказательства против него" <2>.
--------------------------------
<2> См. п. 48 Судебного решения.
Отсюда со всей ясностью следует, что в целях обвинения не
существует практической разницы между информацией, добытой
инспекторами, и информацией, полученной служащими полиции или
судом в ходе самого уголовного судопроизводства в строгом смысле
слова. В созданной данным законодательным актом системе каждая из
этих категорий информации является частью доказательств, которые
должны быть приняты во внимание при предъявлении уголовного
обвинения, и, таким образом, "административное" или
"предварительное следствие" <3>, выполненное инспекторами,
фактически является частью уголовного процесса.
--------------------------------
<3> См. п. 67 Судебного решения.
Поэтому право на молчание и право не давать показаний против
самого себя должно применяться также и к этому предварительному
следствию. Эти права проигнорированы в самом Законе 1985 г., т.к.
статья 434 делает ответы на вопросы инспекторов обязательными <4>,
а статья 436 предусматривает наказание тех, кто отказывается
отвечать на них <5>.
--------------------------------
<4> См. п. 48 Судебного решения.
<5> См. п. 49, 50 Судебного решения.
СОВПАДАЮЩЕЕ МНЕНИЕ СУДЬИ МОРЕНИЛЛЫ
Я разделяю вывод большинства, что заявитель был лишен права на
справедливое разбирательство в суде по причине того
обстоятельства, что его право не давать показаний против самого
себя было нарушено.
Однако для достижения данного вывода большинству не
требовалось устанавливать широкого или иного использования
показаний заявителя в ходе рассмотрения дела в суде. Я не могу
подписаться под таким подходом. Для меня сам факт того, что
показания заявителя были получены под принуждением и
рассматривались обвинением как инкриминирующие, а значит,
способные усилить позиции обвинения в суде, является достаточным
основанием для отказа от рассмотрения этих показаний в суде.
Заявитель был вынужден давать показания инспекторам МТП в ходе
разбирательства. Если бы он отказался дать свидетельские показания
в ходе административного производства, он был бы подвергнут
санкциям, предусмотренным статьей 436 Закона о компаниях 1985 г.
(см. п. 49). Таким образом, Закон принуждал его активно
содействовать подготовке дела, которое было возбуждено против него
впоследствии. В подобных обстоятельствах, по моему мнению, нет
оснований для анализа удельного веса добытого таким путем
обвинительного материала или того как он использовался во время
суда. Сам факт того, что данные показания были допущены в качестве
доказательства против него в суде, подрывает самую суть права
заявителя не свидетельствовать против самого себя, права, которое
большинство совершенно справедливо считает сердцевиной
справедливого судебного разбирательства (см. п. 68).
В пункте 67 Решения большинство ссылается на более раннее
решение Суда по делу Файед против Соединенного Королевства, где
сказано, что цель следственных действий, таких как рассматриваемое
здесь, заключается "в установлении и фиксации фактов, которые
могут в последующем быть использованы в качестве основы для
действий других компетентных органов - обвинительных,
распорядительных, дисциплинарных и даже законодательных". Хотел бы
подчеркнуть, что с этим выводом следует обращаться очень
осторожно, особенно в том, что касается выдвижения обвинений. Хотя
и будучи согласен с большинством в том, что показания, данные
индивидом под принуждением во время проведения подобного
следствия, могут быть использованы в качестве основы для
дальнейших действий, в том числе и судебного преследования, я
хотел бы подчеркнуть, что это не означает, что они могут быть
допущены в качестве доказательства против него в последующем
уголовном процессе.
СОВПАДАЮЩЕЕ МНЕНИЕ СУДЬИ РЕПИКА
Поддерживая постановление Суда в том, что имело место
нарушение статьи 6 п. 1, я в то же время не могу согласиться с
формулировкой первого подпункта п. 67 Судебного решения в той
мере, в какой оно предполагает, что статья 6 п. 1 Конвенции не
применяется в отношении производства, которое ведут инспекторы
МТП.
В контексте настоящего Судебного решения этот пассаж выглядит
излишним. Этот вопрос сторонами не поднимался (см. первое
предложение первого подпункта п. 67), а Суд заявил, что его
единственной заботой является "использование соответствующих
показаний заявителя в уголовном процессе" (п. 67 Судебного
решения, второй подпункт). Если бы затрагиваемый пассаж был просто
излишним, то его можно было бы оставить в покое и просто
игнорировать, исходя из принципа superfluum non nocet.
Однако похоже, что Суд решил проблему, ограничившись краткой
ссылкой на Судебные решения по делам Девеер против Бельгии и Файед
против Соединенного Королевства и не приняв во внимание то
обстоятельство, что проблема, подлежащая решению, отличается от
тех, что возникли в связи с этими двумя делами, и не выдвинув
никаких аргументов, способных обосновать его позицию. Вопрос не в
том, обладали ли инспекторы полномочиями для предъявления
уголовного обвинения. Вопрос о применимости статьи 6 п. 1 в сфере
уголовного права, отличной от сферы гражданского права, как в
Судебном решении по делу Файеда. Инспекторам нет необходимости
обладать правом принятия решений; достаточно того, что они
обладают полномочиями по совершению следственных действий, ведущих
к уголовному обвинению. Наделение административных органов
полномочиями по проведению расследования на досудебной стадии
уголовного производства не так уж редко, особенно в финансовом
секторе. Предположительно в соответствии с внутренним правом
разбирательство, проводимое инспекторами, не является частью
уголовного судопроизводства, но вопрос состоял в том, касалось ли
оно уголовного обвинения в автономном значении этого выражения в
смысле статьи 6. В данном случае нет ясности, что ответом на
вопрос будет "нет", если принимать в расчет следующие
обстоятельства:
i) самое позднее к 12 января 1987 г. в распоряжении
инспекторов были конкретные доказательства совершения преступлений
(см. п. 20 Решения);
ii) уже 30 января 1987 г. заявитель был идентифицирован в
качестве одного из подозреваемых в совершении этих преступлений
(см. п. 23 Решения);
iii) на совещании 25 февраля 1987 г., на котором
присутствовали представители следственных органов, было решено
начать проведение полицейского расследования, т.к. был установлен
факт обмана. Однако было решено задержать начало расследования,
поскольку у полиции, в отличие от инспекторов, было мало шансов
получить полезные свидетельские показания от потенциальных
обвиняемых (см. приложение А к памятной записке Правительства,
полученной Секретариатом 22 января 1996 г.).
В своих особых мнениях судьи Де Мейер и Мартенс придерживаются
совершенно противоположной точки зрения по вопросу о применимости
статьи 6 к ведению производства инспекторами.
Поскольку Суд взял на себя смелость решить этот вопрос - хотя
для вынесения судебного решения в этом не было необходимости, -
ему следовало бы дать аргументированный ответ, а не просто
сослаться на свое Решение по делу Файеда.
СОВПАДАЮЩЕЕ МНЕНИЕ СУДЬИ ПЕТТИТИ
Я согласен с мнением г-на Репика.
Однако я полагаю, что в отношении воздействия расследования,
проведенного инспекторами на судебное разбирательство, следует
учитывать различные категории следственных действий и влияние
полученной информации на само судебное разбирательство.
ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ ВАЛЬТИКОСА
И ПРИСОЕДИНИВШЕГОСЯ К НЕМУ СУДЬИ ГЕЛЬКЮКЛЮ
В ходе эволюции уголовного процесса, с тех времен, когда
признание было решающим доказательством и целью допроса, а
инквизиционная процедура и в самом деле была, как правило,
предпочтительным средством получения признания - и когда в
результате термин "допрос" стал синонимом слова "пытка", - мы
достигли другой крайности, а именно права не свидетельствовать
против самого себя. Однако возможны расхождения по поводу пределов
действия данного принципа.
Как указал Суд, Правительство в своем представлении
утверждало, что право не свидетельствовать против самого себя не
является ни абсолютным, ни неизменным, и в особенности это
применимо к расследованию случаев экономических и финансовых
правонарушений, которые носят особенно сложный характер.
Использование права сохранять молчание или не свидетельствовать
против самого себя может вызвать подозрения, но, конечно, не может
рассматриваться как факт подразумеваемого признания. Но в данном
случае спор идет не об этом.
Предмет спора в том, что инспекторы, действуя во исполнение
Закона о компаниях 1985 г., задавали г-ну Саундерсу вопросы, на
которые он обязан был отвечать, в противном случае он был бы
осужден за неуважение к суду и приговорен к тюремному заключению.
Однако Правительство в своем представлении утверждало, что ни одно
из показаний, данных в то время, не инкриминировалось г-ну
Саундерсу; они могли быть использованы в другом деле.
Однако нельзя терять чувство соразмерности и не учитывать в
определенной мере приоритеты. В своем отдельном мнении судья
Мартенс излагает этот момент очень убедительно, и я с ним
согласен. Стремление поднять до статуса абсолютной нормы право
лиц, подозреваемых в совершении уголовно наказуемых
правонарушений, в том числе и серьезных преступлений, не
свидетельствовать против самих себя и не отвечать на любой вопрос,
ответ на который мог бы свидетельствовать об их виновности,
означало бы во многих случаях, что общество осталось бы полностью
беззащитным перед лицом все более непростых манипуляций в мире
коммерции и финансов, которые достигли невиданной ранее степени
сложности. Защита невиновных не должна вести к безнаказанности
тех, кто виновен. В разрешении данной дилеммы, по поводу которой
даются комментарии с древнейших времен и часто существенно
различные, есть место и для следования разумным средним курсом. В
данной области, как и во многих других, ощущение соразмерности
должно служить руководящим правилом.
В заключение я считаю, что в данном случае нарушение статьи 6
п. 1 не имело места.
ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ МАРТЕНСА
И ПРИСОЕДИНИВШЕГОСЯ К НЕМУ СУДЬИ КУРИСА
I. Введение
A
1. Я не смог убедить себя, что в данном случае Соединенное
Королевство нарушило права г-на Саундерса, вытекающие из статьи 6
Конвенции. Решение Суда не убедило меня в этом также.
2. Проблема, конечно, трудная, но касается очень важного
вопроса, не просто спорного, но и вызывающего бурные эмоции.
Исходя из предположения, что "право на молчание" и "привилегия
не свидетельствовать против себя" не являются абсолютными (см.
п. 7 - 12 ниже), а подобно другим правам, о которых говорит
статья 6, могут быть ограничены; предположив далее, что подобные
ограничения могут не приниматься в расчет, если они не установлены
законом, не преследуют правомерную цель и не соразмерны с ней <6>,
мы оказываемся перед вопросом: были ли выполнены эти требования в
данном случае?
--------------------------------
<6> См. Судебное решение по делу Ашингдейна от 28 мая 1985 г.
Серия A, т. 93, с. 24 - 25, п. 57; и мое совпадающее мнение в
Судебном решении по делу Де Жуффре де ла Прадель от 16 декабря
1992 г. Серия A, т. 253-B.
3. В отличие от большинства я пришел к выводу, что на этот
вопрос следует ответить положительно. Для того чтобы прояснить эту
точку зрения, я считаю необходимым начать с нескольких общих
соображений в отношении обоих спорных иммунитетов.
B
4. В своем Решении от 8 февраля 1996 г. по делу Джон Мурри
против Соединенного Королевства (Reports, 1996-I, п. 45, с. 49)
Суд провозгласил, что понятие справедливого разбирательства в
соответствии со статьей 6 Конвенции включает два иммунитета:
"право сохранять молчание" и "привилегию не свидетельствовать
против себя".
Формулировка этого пункта в деле Мурри - особенно если
сравнивать ее с п. 44 Судебного решения по делу Функе от
25 февраля 1993 г., (Серия A, т. 256, п. 44, с. 22) - ясно дает
понять, что, по мнению Суда, речь идет о двух отдельных
иммунитетах. Однако с теоретической точки зрения представляется
очевидным, что право, защищающее от самообвинения (проще говоря,
право не предоставлять доказательства против самого себя),
является более широким, охватывающим право на молчание (проще
говоря, право не отвечать на вопросы).
Настоящее Судебное решение делает менее очевидным, что Суд в
самом деле проводит такое различие. Я вернусь к этому аспекту
настоящего Судебного решения позднее (см. п. 12 ниже). Пока
достаточно отметить, что, по моему мнению, здесь затронуты два
самостоятельных, но взаимосвязанных права, из которых право,
защищающее от самообвинения, как я уже указывал, является более
широким.
5. В пункте 45 Судебного решения по делу Мурри Суд отметил,
что эти права в статье 6 специально не упомянуты. Кроме того,
конечно, ему было известно, что Всеобщая декларация прав человека
не говорит об этих правах и что Международный пакт о гражданских и
политических правах содержит только право "не быть принужденным к
даче показаний против самого себя или к признанию себя виновным"
(статья 14 п. 3 "g"). Тем не менее он чувствовал себя обязанным
вынести постановление, как это указано в п. 4 выше, на основании
того, что эти два иммунитета являются "общепризнанными
международными стандартами". Таким образом, он дал, хотя и задним
числом, определенное обоснование и пояснение своей позиции,
сформулированной в пункте 44 вышеупомянутого Судебного решения по
делу Функе, которая подвергалась широкой критике по причине
неясности и отсутствия обоснования.
6. В пункте 45 Судебного решения по делу Мурри Суд взял на
себя смелость углубиться в сложный и вызывающий оживленные споры
вопрос об объяснении причин необходимости этих двух иммунитетов.
Он утверждал, что:
"Предоставляя обвиняемому защиту от неподобающего принуждения
со стороны государственных органов, эти иммунитеты помогают
избежать судебных ошибок и реализовать цели статьи 6".
C
7. По делу Мурри я был на стороне большинства. Как отметил
Суд, в данном деле решался вопрос о том, имеют ли указанные два
иммунитета абсолютный характер. Я был и я все еще убежден, что
отрицательный ответ на этот вопрос был правильным. Соответственно
я не находил ни необходимым, ни уместным выражать свое несогласие
с замечанием Суда, что эти два иммунитета "лежат в основе понятия
справедливого разбирательства". Но сейчас я полагаю, что это
эмоциональное определение - которое повторено в п. 68 настоящего
Решения, несколько преувеличивает значимость обоих этих прав, и
особенно привилегии не свидетельствовать против себя.
8. Я думаю, что исторически и то, и другое право
рассматривалось как отрицание старого инквизиционного
представления, что признание является необходимым условием
осуждения, а потому должно, в случае необходимости, быть вырвано
силой. Таким образом, эти иммунитеты служили цели предотвращения
применения к подозреваемым неподобающих мер физического или
психологического давления <7>. Я допускаю, что оба эти права - и в
особенности право сохранять молчание - все еще служат этой цели.
Сегодня по-прежнему необходимо оградить подозреваемых от подобного
давления, когда они содержатся под стражей и допрашиваются
полицией.
--------------------------------
<7> Термин взятый из п. 45 и 46 Судебного решения по делу
Джона Мурри; если используемая Судом в данном Решении терминология
подразумевает, а я думаю, так оно и есть, что не всякая форма
принуждения нарушает эти права, то я согласен; если же, однако,
она подразумевает, что "неподобающей" является всякая форма
принуждения - а такое понимание возможно, тем более что оно
подходит к обоснованию причин, которые будут рассматриваться далее
в п. 10, - я не согласен также и по этому вопросу.
Я также допускаю, поскольку это весьма вероятно, что
показания, данные под давлением, могут оказаться ненадежными, что
причина существования обсуждаемых иммунитетов - как сказал Суд -
стремление избежать судебных ошибок.
Более того, я допускаю, что существует определенная связь
между этими иммунитетами и презумпцией невиновности, о которой
говорит статья 6 п. 2, в той мере, в какой они позволяют
обвиняемому не только сохранять молчание при допросе в полиции, но
также отказываться отвечать на вопросы следователя или судьи, а
также давать свидетельские показания против самого себя <8>.
--------------------------------
<8> См. п. 47 вышеупомянутого Судебного решения по делу Джона
Мурри.
9. Однако эти доводы не оправдывают позицию Суда, когда он
утверждает, что эти иммунитеты лежат "в основе понятия
справедливой процедуры". У меня есть подозрения, что появлению
данной характеристики содействовали иные, специально не упомянутые
причины.
Отмечу в этом контексте, что доктрина и суды часто приводят и
другие доводы, обосновывающие эти иммунитеты <9>. Их формулировки
меняются, но все они в основном, если их резюмировать, сводятся к
следующему: уважение достоинства и свободы человека требует, чтобы
каждый подозреваемый был совершенно свободен решать, какую позицию
он займет в отношении предъявленных ему обвинений. С этой точки
зрения было бы неподобающим заставлять обвиняемого сотрудничать
каким бы то ни было образом в деле своего собственного осуждения.
Подобное обоснование часто является основным обоснованием наиболее
широкого понимания права не свидетельствовать против самого себя.
--------------------------------
<9> Я пропускаю - как дефектные с моей точки зрения -
"обоснования" причин типа того, что эти иммунитеты не позволяют
ставить обвиняемого перед "суровым выбором" или что неэтично
заставлять кого бы то ни было сотрудничать в вынесении себе
обвинительного приговора. Подобные "обоснования" не могут
оправдать необходимости обсуждаемых здесь иммунитетов, т.к. они со
всей очевидностью предполагают, что обвиняемый виновен, т.к. перед
невиновным подозреваемым такой выбор не стоит, и он не разрушит
свою судьбу, правдиво отвечая на заданные ему вопросы.
Настоящее Судебное решение наталкивает на предположение, что
Суд воспринял эту точку зрения.
Первый довод в пользу такого толкования заключается в том, что
во втором предложении п. 68 он повторяет обоснование, данное в
деле Мурри (см. п. 6 выше), но, предваряя цитату словами "inter
alia", подчеркивает, что это только часть обоснования
необходимости этих двух иммунитетов. Второй и еще более важный
аргумент - ударение, сделанное как в предпоследнем предложении
п. 68, так и в п. 69 на воле обвиняемого: Суд теперь подчеркивает,
что рассматриваемая привилегия главным образом связана с волей
обвиняемого. Это очень близко подходит к обоснованию, в общих
чертах изложенному выше, которое объединяет оба иммунитета должным
уважением к достоинству и свободе человека.
10. Я, конечно, не отрицаю, что в такой точке зрения есть
элемент истины, но склонен думать, что его весомость не следует
преувеличивать. "Достоинство и свобода человека" звучит
непререкаемо, но в нашем современном мире нужно сохранить
возможность защитить общество от таких форм преступности,
эффективная борьба с которыми настоятельно требует принуждать
(определенные категории) подозреваемых к сотрудничеству, ведущему
к их собственному обвинению. По моему мнению, для национального
права в принципе должна оставаться открытой возможность принуждать
(специфические категории) подозреваемых под угрозой наказания
сотрудничать активно или пассивно в создании доказательств и даже
решающих доказательств против самих себя. Подозреваемых можно
заставить дать такие показания или даже сотрудничать, снимая у них
отпечатки пальцев, беря у них кровь на анализ для установления
содержания в ней алкоголя, беря кусочки кожного покрова для
проведения анализа ДНК, или требовать подуть в пробирку, чтобы
установить, не управляют ли они транспортным средством в состоянии
опьянения. Во всех таких и подобных им случаях национальный
законодатель, по моему мнению, в принципе свободен принять
решение, что всеобщий интерес в установлении истины и привлечении
виновных к судебной ответственности должен превалировать над
защищающей от самообвинения привилегией <10>.
--------------------------------
<10> Конечно, остается контроль Европейского суда по правам
человека за тем, установлены ли ограничения данной привилегии в
соответствии с законом, преследуют ли они правомерную цель и
соразмерны ли с потребностями ее достижения: см. п. 2 выше.
11. Я боюсь, что оспариваемая мною квалификация обоих
иммунитетов (как лежащих в "в основе понятия справедливой
процедуры"), а также новое обоснование в свете "достоинства и
свободы человека" означают, по мнению Суда, что рассматриваемая
привилегия носит гораздо более абсолютный характер, чем в моем
представлении. Если бы не п. 69 настоящего Судебного решения - он
будет рассмотрен ниже в п. 12 - я бы добавил, что такую разницу в
подходе могло бы проиллюстрировать упомянутое выше Судебное
решение по делу Функе. В этом случае решалась не столько судьба
права сохранять молчание, сколько не свидетельствовать против
себя, т.к. Функе отказался передать (вероятно) инкриминирующие его
документы. Комиссия пришла, по моему мнению, справедливо, к
выводу, что правомерные интересы общества берут верх над
привилегией <11>, но Суд наотрез отказался следовать за ней, что
наводит на мысль, что здесь невозможно установление баланса. В то
же время стоит отметить, что обоснование, данное впоследствии в
Судебном решении по делу Мурри, а именно ссылка на общепризнанные
международные стандарты <12>, конечно же, не оправдывает этот
подход: как в соответствии с пятой поправкой к Конституции
США <13>, так и в соответствии с практикой Суда Европейских
сообществ <14> право сохранять молчание существует, но в принципе
оно не является правом на отказ передать документы, не говоря уже
об абсолютном праве поступать таким образом.
-------------------------------
<11> Цитируемое дело с. 33, п. 63 - 65 и последующие.
<12> См. п. 5 выше.
<13> Есть только одно обоснованное притязание на использование
пятой поправки, когда благодаря конкретным фактам и
обстоятельствам дела "само действие по представлению" является
"свидетельством" и "носит инкриминирующий характер". Следует
отметить, что, когда должностное лицо корпорации предъявляет ее
деловые бумаги и документы, его действие не является
свидетельством, носящим инкриминирующий характер; однако такое
лицо защищено от свидетельствования против самого себя путем дачи
устных показаний. В контексте моего расхождения по настоящему делу
интересно отметить один из доводов, приводимых Верховным Судом США
в пользу такой ограничительной доктрины:
"Мы отмечаем далее, что признание привилегии, предоставляемой
пятой поправкой, в интересах хранителей деловых бумаг юридических
лиц оказало бы отрицательное воздействие на усилия Правительства
привлечь к судебной ответственности представителей
"беловоротничковой преступности", которая представляет собой одну
из самых серьезных проблем, с которой сталкиваются
правоохранительные органы. Большая часть доказательств
неправомерной деятельности со стороны организации или ее
представителей обычно обнаруживается в официальных бумагах и
документах этой организации. Если на все эти безличные бумаги и
документы будет наброшен покров данной привилегии, то обеспечивать
эффективное соблюдение многих федеральных законов и законов штатов
станет невозможно. (...) Если должное лицо сможет ссылаться на
привилегию, то государственные органы окажутся в безвыходном
положении не только в своих усилиях обеспечить соблюдение
законодательства по отношению к физическим лицам, но и в судебном
преследовании организаций" (Braswell v. US 487 US 99).
<14> См. его Судебное решение по делу Оркем от 18 октября
1989 г., 374/87, 1989, IV, с. 3343 и далее, и его Судебное решение
по делу Отто / Постбанк от 10 ноября 1993 г., C-60/92, Jurp. 1993,
I, с. 5683 и далее.
12. Возникает вопрос, не пересмотрел ли Суд в п. 69 своего
настоящего Решения - молчаливо, не сказав об этом открыто и не
приводя убедительных причин, - свою прежнюю позицию и не взял ли в
основном на вооружение более ограничительную доктрину, принятую
inter alia Судом Европейских сообществ. В этом контексте
существенным является то, что в п. 69 делается ссылка на то, как
данная привилегия понимается "в правовых системах Договаривающихся
государств и в других местах". Еще более важным является то
обстоятельство, что, хотя первое предложение п. 69, по-видимому,
соединяет право не свидетельствовать против себя с правом
сохранять молчание, второе предложение в противоположность тому,
что сказано в Решении по делу Функе, похоже, подразумевает, что
эта привилегия как таковая не включает в себя ни право отказаться
передать инкриминирующие документы, ни право предотвратить
использование полученных таким путем документов в уголовном
процессе.
Признаюсь, что я не вижу другого возможного толкования п. 69,
поэтому я исхожу из того, что оно является правильным. Необходимо
отметить два момента.
Первый - это то, что теоретически более широкое право не
свидетельствовать против себя включено в право сохранять молчание
и это сужает сферу защиты, предоставляемой подозреваемым. При моем
понимании первого из этих прав, Суд сохраняет за собой полномочия
осуществлять контроль за национальным законодательством и
практикой его применения (см. п. 10 выше), от которого он, однако,
отказался в своей судебной практике.
Второй момент заключается в том, что различие, проводимое
между разрешением на использование в уголовном судопроизводстве
материалов, которые "обладают независимой от воли подозреваемого
формой существования", и запретом на такое использование
материалов, которые были получены "вопреки его воле", остается,
мягко говоря, открытым для серьезных сомнений. Почему
подозреваемый должен быть свободен от принуждения дать
подтверждающие его вину показания, но не от принуждения к
сотрудничеству по представлению инкриминируемых ему данных?
Принятое Судом новое обоснование не оправдывает подобное различие,
т.к. воля подозреваемого не уважается в обоих случаях, и его
заставляют содействовать собственному осуждению. Более того,
предлагаемый критерий порождает ряд проблем: можно ли
действительно говорить, что результаты анализа дыхания человека,
подозреваемого в том, что он управляет транспортным средством в
состоянии опьянения, которому его вынудили подвергнуться,
существуют независимо от воли подозреваемого? А что можно сказать
по поводу банковского кода или пароля, кодирующего доступ в
зашифрованную систему, которые спрятаны в памяти подозреваемого?
Короче говоря, я не могу принять новую доктрину. Я
придерживаюсь того понимания, что право не свидетельствовать
против себя и право сохранять молчание являются двумя отдельными,
хотя и взаимосвязанными иммунитетами, действие которых может быть
ограничено.
II. Дальнейшее уточнение проблемы
A
13. Теперь, после вступительных замечаний общего характера, я
перехожу к данному делу.
Прежде всего крайне важно не упустить из виду, что в данном
деле необходимо ясно и четко разграничить две стадии: на первой из
них г-ну Саундерсу пришлось предстать перед инспекторами МТП, и он
должен был предстать перед судом только на второй стадии.
14. Важность проведения различия между двумя стадиями состоит
в том, что статья 6 применима только в отношении второй стадии. На
первой стадии г-ну Саундерсу еще не было "предъявлено уголовное
обвинение" в том автономном значении, которое придает этой формуле
статья 6 <15>. Хотя, строго говоря, п. 67 Судебного решения лишь
напоминает нам о том, что ни г-н Саундерс, ни Комиссия не
утверждали обратного, его текст и в особенности ссылка на Судебное
решение по делу Девеера ясно указывают, что большинство внутри
большинства подписывается под этим суждением <16>.
--------------------------------
<15> См. упомянутое выше Судебное решение по делу Функе,
с. 22, п. 44.
<16> См. сноску 20.
15. Почему же г-н Саундерс еще не был "обвиняемым" на этой
первой стадии? Просто потому, что он еще не получил тогда
"официального уведомления, направляемого лицу компетентными
органами, где содержится утверждение, что он якобы совершил
уголовное преступление" <17>.
--------------------------------
<17> См. Судебное решение по делу Кориглиано от 10 декабря
1982 г. Серия A, т. 57, с. 13, п. 34.
По общему мнению, обвинение "может в некоторых случаях быть
предъявлено в форме других мер, указывающих на порочность
поведения лица и также существенно влияющих на положение
подозреваемого" <18>. Поэтому можно полагать, что расследование,
проводимое инспекторами МТП, и было формой таких "других мер",
которые: 1) принимая во внимание цель расследования и
обстоятельства настоящего дела, подразумевали, что г-н Саундерс,
который был директором компании "Гиннесс" во время проведения
торгов, подозревался в совершении уголовно наказуемого
правонарушения; и 2) затрагивали его положение как подозреваемого
столь же существенно, как если бы в отношении него велось
уголовное расследование.
--------------------------------
<18> Там же.
Однако в подобном доводе отсутствует существенный элемент, ибо
"обвинение" не имеет места, если "официальное уведомление" не
направлено "компетентными органами" - то есть компетентными
органами обвинения.
Общеизвестно, однако, что расследование, проводимое
инспекторами МТП - помимо того, что оно носит, в основном,
характер совершения следственных действий <19>, - не исходит от и
не продолжается далее органами обвинения <20>.
--------------------------------
<19> См. Решение Суда по делу Файеда от 21 сентября 1994 г.
Серия A, т. 294-В, с. 47, п. 61 и 62 и последующие. См. также
п. 47 настоящего Судебного решения.
<20> См. Решение Суда по делу Девеера от 27 февраля 1980 г.
Серия A, т. 35. В этом деле официального уведомления о грозящем
судебном преследовании не было. Инспекция проводилась не в рамках
борьбы с преступностью. Тем не менее, начиная с определенного
момента инспекция подошла к рубежу, за которым г-ну Девееру
целесообразно было предъявить "обвинение", и именно тогда
королевский прокурор, действующий преимущественно как орган
государственного обвинения, предложил Девееру способ избежать
судебного преследования (см. п. 46 в сочетании с п. 43).
Аналогично см.: доклад Комиссии 4517/70, п. 68 - 72, D.R. с. 21,
п. 2.
16. Следовательно, во-первых, то обстоятельство, что г-н
Саундерс был не вправе в течение всей этой первой стадии
отказываться отвечать на инкриминирующие вопросы, не составляет
нарушения его прав, предусмотренных статьей 6, т.е. ни права
сохранять молчание, ни права не свидетельствовать против себя.
Во-вторых, отсюда следует, что основная проблема по данному
делу состоит в том, что если кто-либо использует показания,
подтверждающие его вину в ходе такого расследования, когда он
обязан давать ответы на любой вопрос под страхом штрафа или
тюремного заключения, то будет ли совместимо с правом сохранять
молчание и не свидетельствовать против себя использование этих
показаний в качестве доказательств против него в суде <21>.
--------------------------------
<21> До сих пор я согласен с мнением Суда: см. п. 67
настоящего Судебного решения.
B
17. Как уже было указано выше в п. 2, это основной вопрос.
Наше современное общество является "информационным" также и в
том смысле, что все мы, и правительственные службы, и граждане,
находимся в значительной степени в зависимости от разного рода
информации, предоставляемой (другими) гражданами. В особенности
это применимо к правительственным службам: бесчисленные
управленческие решения - независимо от того, возлагают ли они
обязанность или предоставляют право, - строятся на такой
информации. Такую информацию не всегда можно проверить заранее.
Поэтому человек должен иметь возможность полагаться на правдивость
подобной информации. Однако старинная добродетель правдивости в
значительной мере исчезла из современных нравов. Мы превратились в
"расчетливых граждан", ставящих свои собственные интересы превыше
интересов общества. Неудивительно, что обман в его самых
разнообразных формах стал проклятием нашего общества: обманы в
области налогов <22> и социального страхования, при получении
правительственных субсидий, при использовании окружающей среды
(незаконный сброс опасных отходов), в области торговли оружием и
наркотиками (отмывание денег), мошенничество в корпоративной
сфере. Обман становится все более соблазнительным, т.к. в нашем
компьютеризованном мире, где существуют многообразные средства
шифровки и кодирования, его стало гораздо проще скрыть <23>.
--------------------------------
<22> См.: Ароновиц, Лаагланд и Паулидес. Мошенничество с
налогом на добавленную стоимость в Европейском Союзе, Амстердам:
Издательство Куглер Пабликейшенс, 1996 г. и приложение к ней, где
приводятся данные сравнительного характера о способах борьбы с
данным видом мошенничества в Голландии, Бельгии, Соединенном
Королевстве и в Германии.
<23> "Такие теневые бухгалтерские книги ведутся в специальных
файлах, охраняемых внушительным кордоном паролей, компьютерных
"мин" и других защитных механизмов и, по крайней мере
теоретически, к ним невозможно добраться через главный компьютер"
- Салман Рушди. Последний вздох мавра. Комитет, разработавший
Рекомендацию N R (95) 13 - см. следующую сноску - отметил
"растущие злоупотребления со стороны нарушителей новыми
телекоммуникационными технологиями и устройствами, включая технику
шифрования".
Поэтому общераспространенным считается взгляд, что простой
угрозы уголовных и иных санкций недостаточно, для эффективной
борьбы с подобными правонарушениями необходимы выборочные
аудиторские и специализированные проверки, инспекции и
расследования со стороны высокоспециализированных учреждений.
Аудиторам необходимо не только обладать специальными знаниями, они
не могут обойтись без "соответствующих специальных
полномочий" <24>. Обычно это включает в себя не только право
проводить инспекцию корреспонденции и файлов, проверять счета и
бухгалтерские книги, но также требует определенной степени
активного сотрудничества <25> со стороны тех, чья деятельность
расследуется, чтобы получить сведения о паролях и другой секретной
информации, обеспечить передачу документов и ответы на вопросы.
Обычно принудительное осуществление указанных прав обеспечивается
благодаря угрозе наказания.
--------------------------------
<24> Термин заимствован из Рекомендации Совета Европы
N R (95) 13, касающейся уголовно-процессуальных проблем, связанных
с использованием информационных технологий. См. об этой
Рекомендации: Шонка П. Компьютерное право и доклад по проблемам
безопасности. 1996 г., т. 12. с. 37 и последующие. Вступительный
абзац к этой очень полезной статье показывает, что проблема
изучалась в рамках Организации экономического сотрудничества и
развития (ОЭСР), ЕС и ООН: соответствующие доклады и рекомендации
приводятся.
<25> См. главу III приложения к Рекомендации N R (95) 13, на
которую дается ссылка в предыдущей сноске. В пункте 10 данной
главы говорится, что "следственные власти должны обладать
полномочиями приказывать лицам, у которых имеются данные в
контролируемой ими компьютерной системе, предоставить всю
необходимую информацию, чтобы получить доступ в их компьютерную
систему и к хранящимся в ней данным". Пункт 10 ссылается на
обязанность сотрудничать в "уголовном судопроизводстве", а потому
на такое сотрудничество распространяются "предусмотренные правом
привилегии и средства защиты". Я цитирую это здесь потому, что
данная цитата показывает необходимость специального долга
сотрудничать применительно к современным технологиям.
Отсюда - и, очевидно, в силу того, что такие проверки могут
незаметно перерасти в уголовное расследование, - существует
противоречие с правом на молчание и привилегией не
свидетельствовать против самого себя.
18. Этот конфликт может быть разрешен разными способами, и я
считаю, что мы должны осознать, что даже в рамках одной правовой
системы могут существовать различные решения.
Законодатели, отправной точкой для которых при проведении
подобных проверок служит идея, что установление истины
перевешивает все, соответственно лишают тех, кто находится под
следствием, права на молчание и привилегии, защищающей от
самообвинения, квалифицировав отказ отвечать на вопросы или иным
образом сотрудничать как самостоятельное правонарушение. Возникает
несколько возможных вариантов использования полученных таким
способом материалов в качестве доказательств в последующем
уголовном процессе против тех, кто находится под следствием. В
некоторых случаях предусматривается, что подобные материалы совсем
не могут использоваться в качестве доказательств; иногда их
разрешается использовать только в случае привлечения к судебной
ответственности за лжесвидетельство; иногда они также могут
использоваться, когда лицо, против которого возбуждено уголовное
дело, дает показания, несовместимые с материалами, о которых идет
речь; иногда такие материалы могут быть использованы как
доказательство в суде, если только суд не придет к выводу, что с
учетом обстоятельств дела подобное использование было бы
несправедливым. Настоящее дело является примером решения
последнего типа: статья 434 1 и 3 Закона 1985 г. <26> не
оставляют сомнений в том, что данное положение касается того типа
расследования, которое рассматривалось выше в п. 16,
а 5 указанной статьи специально предусматривает возможность
использования данных инспекторам МТП ответов в качестве
доказательств в суде.
--------------------------------
<26> См. п. 48 Судебного решения.
19. Отсюда следует, что основной вопрос по настоящему делу,
является ли 5 статьи 434 Закона 1985 г. несовместимым с правом
на молчание или правом не свидетельствовать против себя. Принимая
во внимание то, что уже было мной сказано в п. 17 выше по поводу
аудиторских проверок, трудно отрицать, что данная проблема имеет
общее значение. Более того, решение о том, что статья 434 5
Закона 1985 г. не совместима с рассматриваемыми правами, может в
силу внутренней логики повлечь за собой (поскольку станет
невозможным пользоваться ответами тех, чью деятельность
расследовали инспекторы МТП) недоказуемость и таких фактов,
подтвержденных ответами, как существование счета в иностранном
банке или секретного файла!
III. Решение проблем(ы)
20. В попытке решения основной проблемы я исхожу из посылки,
что законодательный орган Соединенного Королевства - который в
подобных делах должен иметь определенную сферу усмотрения - мог
вполне обоснованно прийти к выводу, что, когда ходят серьезные
слухи об обмане и мошенничестве, государственный интерес в защите
общества от такого рода преступлений требует выявления истины, и
это оправдывает систему расследования, предусмотренную Законом
1985 г., при которой должностные лица и служащие компании, чья
деятельность расследуется, обязаны сотрудничать с инспекторами МТП
на условиях, изложенных в статье 434 данного Закона, не пользуясь
обсуждаемыми здесь иммунитетами.
21. Первое, на что надо обратить внимание, это то,
что 5 статьи 434 Закона 1985 г. предполагает инкриминирующий
характер ответов и разрешает их использование в качестве
доказательств "против давшего их лица".
Второе, на что надо обратить внимание, это то, что хотя с
первого взгляда кажется, что под угрозой находится не столько
право сохранять молчание, сколько привилегия, защищающая от
самообвинения, дальнейший анализ показывает, что в равной мере
оказываются задеты оба права: предмет спора в том, насколько
позволительным является использование в качестве доказательств
ответов, полученных в ходе расследования, в отношении которого
законодатель умышленно игнорировал как право сохранять молчание,
так и право не свидетельствовать против себя (см. п. 17 и 18 выше
и текст статей 434 и 436 Закона 1985 г.).
22. Признаюсь, что я несколько колебался при решении основного
вопроса. Однако в конце концов я пришел к выводу, что меня не
удалось убедить, будто статья 434 5 Закона 1985 г. несовместима
с правом сохранять молчание или с более широким правом -
привилегией не свидетельствовать против себя. Будет только
справедливо сказать, что свою роль в этом решении сыграли те
серьезные последствия означенной точки зрения, на которые было
указано в конце п. 19.
Как уже было указано выше в п. 7 - 12, я не рассматриваю ни
одно из этих прав как абсолютное, а потому я коренным образом не
согласен с категоричным заявлением, сделанным в п. 74 Решения
Суда, согласно которому: "Нельзя ссылаться на общественный интерес
в оправдание использования ответов, добытых принудительным путем в
ходе внесудебного расследования, для того чтобы изобличить
обвиняемого в ходе судебного разбирательства".
Я согласен, что при суде над водителем, обвиняемым в
управлении транспортным средством в состоянии опьянения, результат
принудительного анализа дыхания, может быть использован в качестве
доказательства, свидетельствующего против него, хотя оно и было
получено благодаря тому, что законодатель отменил действие
привилегии, защищающей от самообвинения. Почему же тогда считается
недопустимым использовать в качестве доказательства показания,
полученные в результате аналогичной отмены как права сохранять
молчание, так и привилегии не свидетельствовать против себя.
Поскольку смысл этих иммунитетов состоит в том, чтобы
предоставить обвиняемому защиту от неподобающего принуждения со
стороны государственных органов и тем самым помочь избежать
судебных ошибок, не требуется признания недопустимым 5
статьи 434 Закона 1985 г.: беспристрастность инспекторов МТП,
которые лишь стремятся установить истину, их профессиональные
качества - речь идет обычно о старших юристах и бухгалтерах, -
порядок рассмотрения дела в их присутствии, строящийся на
принципах естественной справедливости под контролем судов, и,
наконец, то обстоятельство, что лица, находящиеся под следствием,
получают письменное извещение о том, что от них требуется, заранее
и могут давать показания в присутствии адвокатов <27>,
по-видимому, предоставляют достаточные гарантии от неподобающего
физического или психологического давления, в то время как
полномочия судьи, участвующего в рассмотрении дела, которыми он
пользуется на основании статьи 78 Закона о полиции, и
доказательства в уголовном судопроизводстве <28>, представляют
собой дополнительную гарантию от несправедливости, проистекающей
из инквизиционного характера такого расследования, а также от
остающейся опасности судебной ошибки.
--------------------------------
<27> См. п. 42 и 43 Судебного решения.
<28> См. п. 52 Судебного решения.
Ссылка на "достоинство" человека и его свободу также не может
заставить нас прийти к выводу, что использование полученных в ходе
такого расследования ответов в качестве доказательств неприемлемо.
Как я уже указывал, такое обоснование следует рассматривать как
относительное (см. п. 10 выше), и тому в настоящим контексте есть
особое оправдание. В конце концов, исходя из гипотезы, которую мы
обсуждаем, ответы носят "инкриминирующий характер" (см. п. 21
выше). Это означает, что они до некоторой степени изобличают как
преступление, так и лицо, его совершившее. Поэтому вопрос сводится
к тому, можно ли использовать эти разоблачения для привлечения
данного лица к судебной ответственности. Не слишком ли широким
будет смысл, придаваемый уважению к достоинству и свободе
человека, или, используя терминологию Суда, уважению к его воле,
если изобличающие его показания в ходе расследования, где он не
обладал этими иммунитетами, в силу этих особых качеств станут
недопустимыми для их использования в суде?
Я думаю, что на этот вопрос в любом случае следует ответить
положительно, т.к. если какое-либо использование части или всех
таких ответов в качестве доказательств становится невозможным, то
это означает, что у того, кто был изобличен, хотя и до некоторой
степени, в совершении правонарушения, тем не менее остаются шансы
уйти от наказания; я готов допустить <29>, что это будет
практическим результатом большого числа таких сложных дел об
обмане. Мне трудно согласиться с тем, что после того как в
результате расследования обман обнаружен, право на молчание и
привилегия, защищающая от самообвинения, делают невозможным
практическое использование полученных данных, т.е. привлечение к
суду и наказание тех, чья ответственность уже в определенной
степени выявлена. Это привело бы к подрыву свойственной уголовному
праву функции устрашения именно в той области, где она особенно
нужна (см. п. 17 выше) и, кроме того, сильно оскорбило бы чувство
справедливости у населения.
--------------------------------
<29> Я напоминаю, что г-н Саундерс утверждал, что обвинение
столкнулось бы в деле против него с серьезными трудностями, если
бы не использование записей его допроса (см. п. 83 Судебного
решения).
23. Существует еще один довод, который заслуживает отдельного
обсуждения, т.к. он, по-видимому, произвел впечатление на Комиссию
и, соответственно, был - причем успешно <30> - развит адвокатом
заявителя в его выступлениях перед настоящим Судом.
--------------------------------
<30> См. подп. 2 п. 74 Судебного решения.
24. Напомню, что мы обсуждаем законодательство,
предусматривающее два этапа: 1) такое расследование, при котором
лица, находящиеся под аудиторской проверкой, обязаны сотрудничать
с проверяющими и отвечать на их вопросы, не пользуясь двумя
рассматриваемыми здесь иммунитетами (первый этап), и 2) возможное
использование ответов, полученных таким путем, в качестве
доказательств в последующем судебном процессе (второй этап). Общим
основанием для существования законодательства такого типа служит
необходимость защиты населения от серьезных форм экономических
злоупотреблений. Данный общественный интерес оправдывает,
во-первых, отмену действия рассматриваемых иммунитетов на первом
этапе (на стадии расследования) и, во-вторых, использование
полученных ответов на втором этапе (на стадии суда) для того,
чтобы убедиться, что там, где на первом этапе удалось выявить
лицо, совершившее преступление, оно получило бы заслуженное
наказание на втором этапе. Однако если смотреть под этим углом
зрения, то в целом данный процесс сводит на нет право на молчание
и право не свидетельствовать против себя.
Этот аргумент ведет к выводу, что если такой двухэтапный
процесс, который равнозначен отмене этих двух иммунитетов
установлен ради защиты населения от серьезных форм экономического
обмана, то такой же двухэтапный процесс следует считать приемлемым
на аналогичных основаниях в отношении обычных преступлений,
поскольку интересы защиты населения от грабежей, насилия, убийств
и т.п. перевешивают необходимость в сохранении тех же самых
иммунитетов. Вполне очевидно, это будет означать конец обоих
рассматриваемых здесь иммунитетов.
25. Слабым местом данного аргумента является то, что он
пренебрегает различием между разнообразными формами серьезных
экономических преступлений и такими обычными преступлениями, как
грабеж, насилие и убийство, различием, которое в данном контексте
становится существенным. В делах об обычных преступлениях
обнаружение преступления почти всегда предшествует проведению
расследования, которое соответственно, как правило, нацелено на
то, чтобы выяснить, "кто его совершил"; тогда как в делах об
экономических преступлениях первая и главная цель, которую обычно
преследует расследование, - установить, было ли вообще совершено
преступление. Это различие по существу, так как оно объясняет,
почему следствия по делам об обычных правонарушениях попадают, как
правило, в сферу действия статьи 6, тогда как расследования в
области корпоративной - нет: тем, кто является объектом
расследования первого типа, предъявляется, как правило, "уголовное
обвинение" в том автономном значении понятия, как оно используется
в статье 6, тогда как тем, кто находится под следствием при
расследовании предполагаемых корпоративных правонарушений, - нет,
а поэтому они могут быть лишены рассматриваемых привилегий на
первом этапе без нарушения статьи 6.
В отношении второго этапа, когда обвинение уже предъявлено и
статья 6 подлежит применению, имеются веские аргументы в пользу
выделения корпоративного обмана из других видов преступлений.
Во-первых, существуют важные типологические отличия между часто
высокообразованным, хорошо воспитанным, корпоративным
злоумышленником и другими преступниками, а, во-вторых, другой
существенной чертой, которая выделяет экономические обманы из
других видов преступлений, является то, что они поддаются
распознанию только после специального расследования, по типу того,
на которое дается ссылка выше в п. 17; кроме того, судебное
преследование за их совершение будет успешным только тогда, когда
результаты такого расследования могут быть использованы в качестве
доказательств, свидетельствующих против злоумышленника (см. п. 22
выше).
По этим основаниям аргумент не работает. Не работает и схожее
возражение заявителя, который выдвигает тот же довод в форме
утверждения о якобы имеющей место дискриминации "корпоративных
преступников", которые лишаются двух рассматриваемых здесь
иммунитетов, по сравнению с "обычными преступниками", которые ими
пользуются. Упомянутые здесь различия подразумевают, что такие
дела совсем не похожи, данный довод, кроме того, не учитывает
существенного различия между весьма изощренной процедурой
расследования, проводимого инспекторами МТП, и допросами лиц,
помещенных под стражу в полиции.
26. Мой вывод, что статья 434 5 Закона 1985 г. не является
несовместимой с этими двумя иммунитетами, конечно, не освобождает
меня от необходимости проанализировать, не будет ли тем не менее
несправедливым использование ответов заявителя инспекторам МТП с
учетом особых обстоятельств данного дела. Это то, что
Правительство именует действительным предметом спора.
Напомню в этом отношении, что 1) согласно статье 78 Закона о
полиции и доказательствах в уголовном судопроизводстве <31> именно
председательствующий в процессе судья следит за тем, чтобы
использование ответов "не оказало бы отрицательного воздействия на
справедливость судебного разбирательства, вынудив суд объявить их
недопустимыми; 2) что судья дважды обстоятельно выяснял
непредвзятость присяжных по данному делу, каждый раз он выносил
определения, которые продемонстрировали его готовность
использовать свои полномочия, вытекающие из данной статьи, а также
его чувствительность к интересам защиты - inter alia он исключил
из числа доказательств материалы восьмого и девятого опроса <32> -
и в своем напутственном слове, которое было квалифицировано
апелляционным судом как "в целом высокопрофессиональное изложение
дела" <33>, сравнил и противопоставил то, что было сказано
заявителем в суде, с его ответами инспекторам МТП,
продемонстрировав тем самым, что он не считает такое использование
несправедливым <34>.
--------------------------------
<31> См. п. 52 Судебного решения.
<32> См. п. 28 и 29 Судебного решения.
<33> См. п. 38 Судебного решения.
<34> См. п. 33 Судебного решения.
Очевидно, г-ну Саундерсу не удалось убедить апелляционный суд,
что председательствовавший в процессе судья проявил небрежность в
обеспечении справедливости разбирательства. Не убедил он в этом
также и меня.
В п. 72 Суд придает большое значение тому обстоятельству, что
на определенной стадии рассмотрения дела - с 45 по 47-й день -
суду присяжных были зачитаны протоколы опросов <35>. Однако мне
помнится, что с самого начала процесса защита г-на Саундерса
строилась главным образом на том, что если даже обман и имел
место, то заявитель был невиновен, поскольку не знал об этом. Он
настаивал, что ничего не знал о выплатах в возмещение убытков или
иных выплатах и что по этим вопросам с ним не консультировались.
Записи позволяли опровергнуть эту линию защиты и были для этого
использованы <36>.
--------------------------------
<35> В п. 72 Суд говорит о "части записей", но п. 31
однозначно подразумевает, что были зачитаны все записи, что
объясняет, почему чтение заняло три дня. То, что записи были
зачитаны полностью, тем более вероятно, потому что чтение лишь
отдельных фрагментов было бы несправедливо по отношению к защите.
Однако если принять, как это делаю я, что записи были зачитаны
полностью, то такое чтение нельзя описывать как "подобное широкое
использование".
<36> См. п. 31 Судебного решения. Мне непонятно, почему Суд в
п. 72 своего Решения счел существенным то, что обвинение, "должно
быть, полагало, что чтение записей играло ему на руку, помогая
установить нечестность заявителя". Конечно, обвинение так считало
и, как показывает исход судебного разбирательства, справедливо. Но
какое это имеет отношение к решению вопроса, можно ли считать Суд
несправедливым по причине такого чтения? Не хочет ли Суд
предположить, что у обвинения были неподобающие мотивы? Не потому
ли он в дальнейшем пытается строить свою аргументацию на желании
обвинения воспользоваться также и записями, сделанными в ходе
восьмого и девятого опроса, хотя в п. 29 Судебного решения им было
установлено, что постановлением судьи, председательствующего в
процессе, эти записи были исключены? Все эти неточности делают
умозаключения Суда по такому важному вопросу, значение которого
тем не менее выглядит несколько преувеличенным, еще более
неубедительными.
Поэтому я нахожу, что - каким бы ни было точное значение
довольно-таки приблизительного замечания апелляционного суда, что
материалы опросов "составляли значительную часть материалов
обвинения по делу" <37>, - ответы г-на Саундерса инспекторам МТП
были использованы в качестве доказательств против него главным
образом для того, чтобы продемонстрировать, что свидетельские
показания, которые он предпочел дать в суде, не заслуживают
доверия и что в отдельных местах они расходятся с этими ответами.
Я не считаю, что такое использование ответов было несправедливым.
--------------------------------
<37> См. п. 40 и 72 Судебного решения.
27. По вышеизложенным основаниям я голосовал против решения о
нарушении прав заявителя, охраняемых статьей 6.
EUROPEAN COURT OF HUMAN RIGHTS
CASE OF SAUNDERS v. THE UNITED KINGDOM
JUDGMENT
(Strasbourg, 17.XII.1996)
In the case of Saunders v. the United Kingdom <1>,
The European Court of Human Rights, sitting, in pursuance of
Rule 51 of Rules of Court A <2>, as a Grand Chamber composed of
the following judges:
--------------------------------
Notes by the Registrar
<1> The case is numbered 43/1994/490/572. The first number is
the case's position on the list of cases referred to the Court in
the relevant year (second number). The last two numbers indicate
the case's position on the list of cases referred to the Court
since its creation and on the list of the corresponding
originating applications to the Commission.
<2> Rules A apply to all cases referred to the Court before
the entry into force of Protocol No. 9 (P9) (1 October 1994) and
thereafter only to cases concerning States not bound by that
Protocol (P9). They correspond to the Rules that came into force
on 1 January 1983, as amended several times subsequently.
Mr R. Bernhardt, President,
Mr {Thor Vilhjalmsson} <*>,
Mr {F. Golcuklu},
Mr L.-E. Pettiti,
Mr B. Walsh,
Mr A. Spielmann,
Mr J. De Meyer,
Mr N. Valticos,
Mr S.K. Martens,
Mrs E. Palm,
Mr R. Pekkanen,
Mr A.N. Loizou,
Mr J.M. Morenilla,
Sir John Freeland,
Mr L. Wildhaber,
Mr G. Mifsud Bonnici,
Mr J. Makarczyk,
Mr D. Gotchev,
Mr B. Repik,
Mr P. Kuris,
--------------------------------
<*> Здесь и далее по тексту слова на национальном языке
набраны латинским шрифтом и выделены фигурными скобками.
and also of Mr H. Petzold, Registrar, and Mr P.J. Mahoney,
Deputy Registrar,
Having deliberated in private on 23 February, 22 April and 29
November 1996,
Delivers the following judgment, which was adopted on the
last-mentioned date:
PROCEDURE
1. The case was referred to the Court by the European
Commission of Human Rights ("the Commission") and by the
Government of the United Kingdom of Great Britain and Northern
Ireland ("the Government") on 9 and 13 September 1994
respectively, within the three-month period laid down by Article
32 para. 1 and Article 47 (art. 32-1, art. 47) of the Convention
for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms ("the
Convention"). It originated in an application (no. 19187/91)
against the United Kingdom lodged with the Commission under
Article 25 (art. 25) by Mr Ernest Saunders, a British citizen, on
20 July 1988.
The Commission's request referred to Articles 44 and 48 (art.
44, art. 48) and to the declaration whereby the United Kingdom
recognised the compulsory jurisdiction of the Court (Article 46)
(art. 46). The object of the request and of the Government's
application was to obtain a decision as to whether the facts of
the case disclosed a breach by the respondent State of its
obligations under Article 6 para. 1 of the Convention (art. 6-1).
2. In response to the enquiry made in accordance with Rule 33
para. 3 (d) of Rules of Court A, the applicant stated that he
wished to take part in the proceedings and designated the lawyers
who would represent him (Rule 30).
3. The Chamber to be constituted included ex officio Sir John
Freeland, the elected judge of British nationality (Article 43 of
the Convention) (art. 43), and Mr R. Ryssdal, the President of the
Court (Rule 21 para. 3 (b)). On 24 September 1994, in the presence
of the Registrar, the President drew by lot the names of the other
seven members, namely Mr R. Bernhardt, Mr {Thor Vilhjalmsson}, Mr
F. {Golcuklu}, Mr J.M. Morenilla, Mr J. Makarczyk, Mr B. Repik and
Mr P. Kuris (Article 43 in fine of the Convention and Rule 21
para. 4) (art. 43). Subsequently Mr N. Valticos, substitute judge,
replaced Mr Ryssdal, who was unable to take part in the further
consideration of the case (Rules 22 para. 1 and 24 para. 1). Mr
Bernhardt succeeded Mr Ryssdal as President of the Chamber.
4. As President of the Chamber (Rule 21 para. 5), Mr
Bernhardt, acting through the Registrar, consulted the Agent of
the Government, the applicant's lawyers and the Delegate of the
Commission on the organisation of the proceedings (Rules 37 para.
1 and 38). Pursuant to the order made in consequence, the
Registrar received the applicant's memorial on 16 February 1995
and the Government's memorial on 27 February 1995.
5. On 22 March 1995 the President of the Chamber granted
permission to Liberty, pursuant to Rule 37 para. 2, to submit
written comments on specified aspects of the case. These were
received on 31 July 1995. The Government submitted a reply on 3
October.
6. On 28 April 1995 the Chamber, after considering written
submissions from the applicant and the Government, granted a
request by the Government to adjourn the hearing pending a
decision of the Court of Appeal to which the applicant's case had
been referred by the Secretary of State (see paragraph 39 below).
Following the decision of the Court of Appeal on 27 November 1995
the applicant submitted a further memorial on 3 January 1996. The
Government's memorial in reply was received on 23 January.
7. On 25 January 1996 the President refused a request under
Rule 37 para. 2 made on behalf of three of the applicant's
co-accused to file written comments on the case.
8. In accordance with the President's decision, the hearing
took place in public in the Human Rights Building, Strasbourg, on
19 February 1996. The Court had held a preparatory meeting
beforehand.
There appeared before the Court:
(a) for the Government
Mr M. Eaton, Deputy Legal Adviser, Foreign and Commonwealth
Office, Agent,
Mr S. Kentridge QC,
Ms E. Gloster QC,
Mr J. Eadie, Barrister-at-Law, Counsel,
Ms T. Dunstan, Department of Trade and Industry,
Mr J. Gardner, Department of Trade and Industry,
Ms R. Quick, Department of Trade and Industry,
Mr G. Dickinson, Serious Fraud Office,
Mr L. Leigh, London School of Economics, Advisers;
(b) for the Commission
Mr N. Bratza, Delegate;
(c) for the applicant
Mr M. Beloff QC,
Mr M. Hunt, Barrister-at-Law, Counsel,
Mr P. Williams, Solicitor,
Mr G. Devlin,
Ms L. Devlin, Advisers.
The Court heard addresses by Mr Bratza, Mr Beloff and Mr
Kentridge and also replies to its questions.
9. Following deliberations on 23 February 1996 the Chamber
decided to relinquish jurisdiction forthwith in favour of a Grand
Chamber (Rule 51 para. 1).
10. By virtue of Rule 51 para. 2 (a) and (b), the President
and the Vice-President of the Court (Mr Ryssdal and Mr Bernhardt)
as well as the other members and the substitute judges (namely, Mr
B. Walsh, Mr J. De Meyer, Mr S.K. Martens and Mr D. Gotchev) of
the original Chamber are members of the Grand Chamber.
Since Mr Ryssdal had been unable to take part (see paragraph 3
above), the names of the additional eight judges were drawn by lot
by the Vice-President, in the presence of a member of the
registry, on 1 March 1996, namely, Mr L.-E. Pettiti, Mr R.
Macdonald, Mr A. Spielmann, Mrs E. Palm, Mr R. Pekkanen, Mr A.N.
Loizou, Mr L. Wildhaber and Mr G. Mifsud Bonnici (Rule 51 para. 2
(c)). Subsequently, Mr Macdonald was unable to take part in the
further consideration of the case.
11. On 6 March 1996 the Government requested permission to
file further brief observations in writing, which request was
granted by the President of the Grand Chamber on 19 March 1996.
These observations were submitted on 4 April and the Delegate's
and the applicant's comments in reply were received on 18 April.
12. Having taken note of the opinions of the Agent of the
Government, the Delegate of the Commission and the applicant, the
Grand Chamber decided on 22 April 1996 that it was not necessary
to hold a further hearing following the relinquishment of
jurisdiction by the Chamber (Rules 26 and 38, taken together with
Rule 51 para. 6).
13. On 8 August 1996 the President admitted to the file an
article submitted by the Government.
AS TO THE FACTS
I. Particular circumstances of the case
A. Factual background leading
to the appointment of inspectors
14. The applicant had become a director and chief executive of
Guinness PLC ("Guinness") in 1981.
15. In early 1986 Guinness was competing with another public
company, Argyll Group PLC ("Argyll"), to take over a third public
company, the Distillers Company PLC ("Distillers"). The take-over
battle resulted in victory for Guinness. Guinness's offer to
Distillers' shareholders, like Argyll's, included a substantial
share exchange element, and accordingly the respective prices at
which Guinness and Argyll shares were quoted on the Stock Exchange
was a critical factor for both sides. During the course of the bid
the Guinness share price rose dramatically, but once the bid had
been declared unconditional it fell significantly.
16. The substantial increase in the quoted Guinness share
price during the bid was achieved as a result of an unlawful
share-support operation. This involved certain persons
("supporters") purchasing Guinness shares in order to maintain, or
inflate, its quoted share price. Supporters were offered secret
indemnities against any losses they might incur, and, in some
cases, also large success fees, if the Guinness bid was
successful. Such inducements were unlawful (1) because they were
not disclosed to the market under the City Code on Take-overs and
Mergers and (2) because they were paid out of Guinness's own
moneys in breach of section 151 of the Companies Act 1985 ("the
1985 Act"), which prohibits a company from giving financial
assistance for the purpose of the acquisition of its own shares.
17. Supporters who had purchased shares under the unlawful
share-support operation were indemnified and rewarded. In
addition, some of those who had helped find supporters were
rewarded by the payment of large fees. These too came from
Guinness funds. In most cases payments were made using false
invoices which concealed the fact that payment was being made in
respect of the supporters or other recipients' participation in
the unlawful share-support operation.
18. Allegations and rumours of misconduct during the course of
the bid led the Secretary of State for Trade and Industry to
appoint inspectors some months after the events pursuant to
sections 432 and 442 of the 1985 Act (see paragraphs 45 and 46
below). The inspectors were empowered to investigate the affairs
of Guinness.
B. The inspectors' investigation
19. On 10 December 1986, the inspectors began taking oral
evidence. Mr Seelig, a director of the merchant bank advisers to
Guinness, was the first witness.
20. On 12 January 1987, the inspectors informed the Department
of Trade and Industry ("the DTI") that there was concrete evidence
of criminal offences having been committed. On the same date the
DTI contacted Mr John Wood of the Director of Public Prosecutions'
office ("the DPP"). It was decided that the proper thing to do was
to permit the inspectors to carry on with their inquiry and to
pass the transcripts on to the Crown Prosecution Service ("the
CPS") which had come into being in September 1986.
21. On 14 January 1987 the applicant was dismissed from
Guinness.
22. On 29 January 1987, the Secretary of State required the
inspectors to inform him of any matters coming to their knowledge
as a result of their investigation pursuant to section 437 (1A) of
the 1985 Act. Thereafter the inspectors passed on to the Secretary
of State transcripts of their hearings and other documentary
material which came into their possession.
23. On 30 January 1987, a meeting was held attended by the
inspectors, the solicitor to and other officials of the DTI, Mr
John Wood and a representative from the CPS. Amongst other
matters, potential accused were identified - including the
applicant - possible charges were discussed and it was stated that
a decision had to be made as to when to start a criminal
investigation. All concerned agreed on the need to work closely
together in preparing the way for bringing charges as soon as
possible. The inspectors indicated their readiness to cooperate
although they reserved the right to conduct their investigations
as they thought right.
24. On 5 February 1987 Mr John Wood, who had been appointed
head of legal services at the CPS, appointed a team of counsel to
advise on the criminal aspects of the investigation. Transcripts
and documents from the inspectors were passed on to the team after
receipt and consideration by the DTI.
25. The applicant was interviewed by the inspectors on nine
occasions: on 10 - 11, 20 and 26 February, 4 - 5 March, 6 May and
11-12 June 1987. He was accompanied by his legal representatives
throughout these interviews.
C. The criminal proceedings
26. During the first week of May 1987 the police were formally
asked by the DPP's office to carry out a criminal investigation.
The transcripts and documents obtained as a result of the
inspectors' interviews were then passed on to the police.
27. The applicant was subsequently charged with numerous
offences relating to the illegal share-support operation and,
together with his co-defendants, was arraigned before the Crown
Court on 27 April 1989.
In view of the large number of counsel and the number of
defendants two separate trials were subsequently ordered by the
trial judge in the Crown Court on 21 September 1989.
28. From 6 to 16 November 1989 the court held a voir dire
(submissions on a point of law in the absence of the jury)
following the application of one of the applicant's co-defendants,
Mr Parnes, to rule the DTI transcripts inadmissible. Mr Parnes
argued, principally, that the statements obtained during three
interviews before the inspectors should be excluded
(i) pursuant to section 76 of the Police and Criminal Evidence
Act 1984 ("PACE") on the basis that they had been obtained by
oppression or in circumstances which were likely to render them
unreliable;
(ii) pursuant to section 78 of PACE because of the adverse
effect the admission of the evidence would have on the fairness of
the proceedings having regard to the circumstances in which it was
obtained.
In a ruling given on 21 November 1989, the trial judge (Mr
Justice Henry) held that the transcripts were admissible. He
stated that it was common ground that the interviews were capable
of being "confessions" as defined in section 82 (1) of PACE. He
found that as a matter of construction of the 1985 Act inspectors
could ask witnesses questions that tended to incriminate them, the
witnesses were under a duty to answer such questions and the
answers were admissible in criminal proceedings. He rejected Mr
Parnes's assertion that the inspectors should have given a warning
against self-incrimination. He was satisfied that there was no
element of oppression involved in the obtaining of the evidence
and that the answers were not obtained in consequence of anything
said or done which was likely to render them unreliable in all the
circumstances existing at the time.
29. From 22 to 24 January 1990 the court held a further voir
dire following the application of the applicant to rule
inadmissible the DTI transcripts concerning the eighth and ninth
interviews on the basis that they should be excluded either as
unreliable under section 76 of PACE or pursuant to section 78 of
PACE because of the adverse effect the admission of the evidence
would have on the fairness of the proceedings having regard to the
circumstances in which it was obtained. Reliance was placed on the
applicant's alleged ill-health at the time and on the fact that
the two interviews in question had taken place after the applicant
had been charged.
In his ruling of 29 January 1990 Mr Justice Henry rejected the
defence argument as to the applicant's medical condition. He did,
however, exercise his discretion pursuant to section 78 to exclude
the evidence from the two above-mentioned interviews which had
taken place after the applicant had been charged on the grounds
that his attendance could not be said to be voluntary. In his
view, moreover, it could not be said to be fair to use material
obtained by compulsory interrogation after the commencement of the
accusatorial process.
1. The applicant's trial
30. The applicant was tried together with three co-defendants.
The trial involved seventy-five days of evidence, ten days of
speeches by counsel and a five-day summing-up to the jury by the
trial judge. The applicant faced fifteen counts including, inter
alia, eight counts of false accounting contrary to section 17 (1)
b of the Theft Act 1968 and two counts of theft and several counts
of conspiracy.
In the course of his trial the applicant, who was the only
accused to give evidence (days 63 - 82) - after the reading of the
transcripts (see paragraph 31 below) - testified that he knew
nothing about the giving of indemnities or the paying of success
fees and that he had not been consulted on such matters. He
asserted that he had been guilty of no wrongdoing. The Crown
relied heavily on the evidence of Mr Roux (Guinness's finance
director) who had been granted immunity from prosecution. It also
referred to the statements made by the applicant in the course of
interviews to the DTI inspectors.
31. The transcripts of the interviews were read to the jury by
the prosecution over a three-day period during the trial (days
45 - 47). They were used in order to establish the state of the
applicant's knowledge and to refute evidence given by the
applicant to the jury.
For example, counsel for the prosecution used passages from
the interviews to demonstrate that Mr Saunders had been aware,
inter alia, of the payment to Mr W., who had been allegedly
involved in the share-support operation, of more than 5 million
GBP, before the inspectors had shown him an invoice for the
payment of the money to Mr W. In his answers to the inspectors Mr
Saunders had stated that he had agreed on the payment to Mr W. of
5 million GBP as an appropriate success fee. When the inspectors
showed him the invoice for the payment of this money to a company
(MAC) used by Mr W. to receive fees for work done, he replied that
he had not seen the invoice before but had deduced that it related
to his agreement to pay Mr W. 5 million GBP.
In his opening speech to the jury, counsel for the prosecution
stated as follows:
"Mr Saunders also told [DTI] inspectors why the [5 million
GBP] had been paid. He said that Mr [W.] had performed invaluable
service during the bid for Distillers and that Mr [W.] had
persuaded him that 5 million GBP was an appropriate fee as a
reward. Mr Saunders accepted that there was no documentation to
support his decision to pay Mr [W.] 5 million GBP. Mr Saunders
admitted to the [inspectors] that he knew that MAC was a company
used by Mr [W.] and his associates to receive money."
During the trial Mr Saunders testified that he did not know
that the money had been paid to Mr W. prior to being shown the
invoice by the inspectors. In his cross-examination of the
applicant, counsel for the prosecution referred to the above
answers in the transcripts to contradict Mr Saunders's testimony.
In his closing speech to the jury he stated:
"But Mr Saunders's ... evidence to the inspectors make it
clear that he knew perfectly well ... that Mr [W.] had been paid.
You will remember those passages in his ... interviews where he
knew all about this payment before he was shown the invoice."
32. Reference was also made to the interview transcripts by
counsel for the co-accused [Mr R.] in an attempt to demonstrate
that Mr Saunders was not telling the truth. In his answers to the
inspectors Mr Saunders had repeatedly stated that he did not
recall any conversations with Mr R. concerning the purchase of
shares in Guinness or about indemnities against loss in the event
of such purchase. However, a letter written by Mr R. to another
person stating that such conversations had taken place and
generally implicating Mr Saunders in the share-support operation
had been previously published in the press.
During cross-examination of Mr Saunders, counsel for Mr R.
suggested that Mr Saunders's answers to the inspectors on this
point were not believable, that he had "lost his nerve" before
them and that this explained his replies that he could not
recollect the conversations with Mr R. taking place. He repeatedly
asked why Mr Saunders did not take the opportunity to tell the
inspectors that Mr R.'s accusations in the published letter were a
"pack of lies" instead of replying as he did.
33. In his summing-up to the jury, the judge also compared and
contrasted what the applicant had said in court with the answers
which he had given to the inspectors.
34. On 22 August 1990 the applicant was convicted of twelve
counts in respect of conspiracy, false accounting and theft. He
received an overall prison sentence of five years.
2. Ruling on "abuse of process" claims
35. In the second set of proceedings concerning the other
co-defendants, further challenge was made to the admissibility of
the transcripts of the interviews on the ground, inter alia, that
there was an abuse of process in that there was misconduct by the
inspectors and/or the prosecuting authorities in the use of the
inspectors' statutory powers for the purpose of constructing a
criminal case. In particular, it was alleged by one of the
co-defendants, Mr Seelig, that there was a deliberate delay in
charging the accused in order that the inspectors could use their
powers to obtain confessions.
36. In a ruling given on 10 December 1990 Mr Justice Henry
found that there was no prima facie case of abuse by either the
inspectors or the prosecuting authorities. He had heard evidence
from both the inspectors and the police officer in charge of the
criminal investigation. In a ruling given on 14 December 1990 the
judge rejected the application for a stay, finding that there had
been no abuse of the criminal process in the questioning of the
defendants or in the passing of Mr Seelig's depositions to the
inspectors to the prosecuting authorities or in their conduct of
the prosecution. He saw nothing improper or sinister in the
decision by Mr Wood not to involve the police until the beginning
of May. He concluded rather that proper use had been made of the
statutory powers. The judge also refused an application to exclude
the evidence of the interviews under section 78 of PACE as
constituting evidence which had such an adverse effect on the
fairness of the proceedings that the court ought not to admit it.
37. On appeal the Court of Appeal in a judgment dated 2 May
1991 (R. v. Seelig) upheld the trial judge's ruling as to the
admissibility of the interviews before the inspectors. On 24 July
1991 leave to appeal was refused by the House of Lords.
3. The applicant's appeal
38. The applicant applied for leave to appeal against
conviction and sentence. He argued, inter alia, that the trial
judge had misdirected the jury as to the weight to be allowed to
the evidence given by Mr Roux, the finance director of Guinness
who had been afforded immunity from prosecution.
The applicant was granted leave to appeal against conviction.
Following a hearing at which the applicant was represented, the
Court of Appeal gave its judgment on 16 May 1991. It held that
while there were some blemishes and infelicities in the judge's
summing-up, it was in the main a masterly exposition, which left
the main issue of dishonesty to the jury. It commented that the
applicant's counsel had expressed the possibility that he might
wish to address the court as to the admissibility of the
transcripts. It stated however that the question had been decided,
as far as it was concerned, by the decision given by another
division of the Court of Appeal in the case of R. v. Seelig, which
had held that such statements were admissible. It went on to
reject the applicant's appeal on all but one count: it found that
the judge had erred in his direction on one count and quashed that
conviction. It reduced his sentence to two and a half years'
imprisonment.
D. Subsequent reference to the Court of Appeal
by the Home Secretary
39. On 22 December 1994 the Home Secretary referred the
applicant's case and that of his co-defendants to the Court of
Appeal pursuant to section 17 (1) of the Criminal Appeal Act 1968.
He did so on the basis of applications by the applicant's
co-defendants - but not the applicant himself - who submitted that
the prosecution had failed to disclose certain documents at their
trial.
40. At the appeal the applicant argued, inter alia, that the
use at the trial of answers given to the DTI inspectors
automatically rendered the criminal proceedings unfair.
The court rejected this argument, pointing out that Parliament
had expressly and unambiguously provided in the 1985 Act that
answers given to DTI inspectors may be admitted in evidence in
criminal proceedings even though such admittance might override
the privilege against self-incrimination.
In its judgment the court noted that the interviews with each
of the accused "formed a significant part of the prosecution
case".
41. With reference to the allegation that it was unfair that
those interviewed by DTI inspectors should be treated less
favourably than those interviewed by the police under PACE, the
court noted as follows:
"... the unravelling of complex and devious transactions in
those fields is particularly difficult and those who enjoy the
immunities and privileges afforded by the Bankruptcy Laws and the
Companies Acts must accept the need for a regime of stringent
scrutiny especially where fraud is suspected ..."
42. In relation to the argument that the difference between
the Companies Act and the Criminal Justice Act regimes (see
paragraphs 48 and 54 below) was anomalous the court stated:
"... the explanation lies in the very different regime of
interviews by DTI inspectors compared with that of interviews
either by police or the SFO [Serious Fraud Office]. DTI inspectors
are investigators; unlike the police or SFO they are not
prosecutors or potential prosecutors. Here, typically, the two
inspectors were a Queen's Counsel and a senior accountant. They
are bound to act fairly, and to give anyone they propose to
condemn or criticise a fair opportunity to answer what is alleged
against them ... Usually, the interviewee will be represented by
lawyers and he may be informed in advance of the points to be
raised."
43. The court also rejected an allegation that there had been
an abuse of process in that the DTI inspectors were used wrongly
as "evidence gatherers" for the prosecution or that there had been
improper or unfair "collusion", as follows:
"We have carefully considered the effect of the events of
November 1986 to October 1987 in the light of all the documents.
We conclude that to allow the inspectors to continue their inquiry
and to bring in the police only in May 1987 was a proper course
subject to two essentials.
(1) That the inspectors were left to conduct their inquiries
and interviews independently without instruction, briefing or
prompting by the prosecuting authority. We are quite satisfied
that the inspectors themselves made that clear and abided by it.
Counsel also laid down those ground rules correctly and they were
observed ...
(2) That the interviews were conducted fairly and
unobjectionably. It was not suggested to the trial judge or before
us that the inspectors could be criticised on this score. These
were carefully structured sessions of proper length in suitable
conditions. The appellants, experienced businessmen of high
intelligence, were each represented either by counsel (usually
Queen's Counsel) or a senior solicitor. The questions were put
scrupulously fairly and the Code laid down in the Pergamon case
... was observed."
44. Finally, the court also rejected the allegation that
non-disclosure prior to the trial of the material alleged to
indicate abuse caused any unfairness to the applicant. It
subsequently refused to certify that the case involved a point of
public importance and denied leave to appeal to the House of
Lords. Following this decision no further avenue of appeal was
open to the applicant.
II. Relevant domestic law and practice
A. Appointment of inspectors
45. By section 432 of the Companies Act 1985 (the "1985 Act")
the Secretary of State may appoint one or more competent
inspectors to investigate the affairs of a company and to report
on them in such manner as he may direct. The Secretary of State
may make such appointment if it appears that there are
circumstances suggesting:
"(a) that the company's affairs are being or have been
conducted with intent to defraud its creditors or the creditors of
any other person, or otherwise for a fraudulent or unlawful
purpose, or in a manner which is unfairly prejudicial to some part
of its members, or
(b) that any actual or proposed act or omission of the company
(including an act or omission on its behalf) is or would be so
prejudicial, or that the company was formed for any fraudulent or
unlawful purpose, or
(c) that persons concerned with the company's formation or the
management of its affairs have in connection therewith been guilty
of fraud, misfeasance or other misconduct towards it or towards
its members, or
(d) that the company's members have not been given all the
information with respect to its affairs which they might
reasonably expect." (section 432 (2))
46. The Secretary of State is also empowered to appoint
inspectors to:
"... investigate and report on the membership of any company,
and otherwise with respect to the company, for the purpose of
determining the true persons who are or have been financially
interested in the success or failure (real or apparent) of the
company or able to control or materially to influence its policy."
(section 442 (1))
B. Function and powers of inspectors
47. The function of inspectors is an inquisitorial and not a
judicial function. It has been summarised in re Pergamon Press Ltd
[1971] Chancery Reports 388, per Sachs LJ at p. 401, as follows:
"The inspectors' function is in essence to conduct an
investigation designed to discover whether there are facts which
may result in others taking action; it is no part of their
function to take a decision as to whether action be taken and a
fortiori it is not for them finally to determine such issues as
may emerge if some action eventuates."
48. Section 434 of the 1985 Act provides:
"(1) When inspectors are appointed under section 431 or 432,
it is the duty of all officers and agents of the company ...
(a) to produce to the inspectors all books and documents of or
relating to the company ... which are in their custody or power,
(b) to attend before the inspectors when required to do so
and,
(c) otherwise to give the inspectors all assistance in
connection with the investigation which they are reasonably able
to give ...
...
(3) An inspector may examine on oath the officers and agents
of the company or other body corporate, and any such person as is
mentioned in subsection (2), in relation to the affairs of the
company or other body, and may administer an oath accordingly ...
...
(5) An answer given by a person to a question put to him in
exercise of powers conferred by this section (whether it has
effect in relation to an investigation under any of sections 431
to 433, or as applied by any other section in this Part) may be
used in evidence against him."
49. Section 436 of the Act provides:
"(1) When inspectors are appointed under section 431 or 432 to
investigate the affairs of a company, the following applies in the
case of -
(a) any officer or agent of the company,
(b) any officer or agent of another body corporate whose
affairs are investigated under section 433 and
(c) any such person as is mentioned in section 434 (2).
Section 434 (4) applies with regard to references in this
subsection to an officer or agent.
(2) If that person -
(a) refuses to produce any book or document which it is his
duty under section 434 or 435 to produce, or
(b) refuses to attend before the inspectors when required to
do so, or
(c) refuses to answer any question put to him by the
inspectors with respect to the affairs of the company or other
body corporate (as the case may be) the inspectors may certify the
refusal in writing to the court.
(3) The court may thereupon inquire into the case, and, after
hearing any witnesses who may be produced against or on behalf of
the alleged offender and after hearing any statement which may be
offered in defence, the court may punish the offender in like
manner as if he had been guilty of contempt of court."
50. Contempt of court in this context may be punished by the
imposition of a fine or by committal to prison for a period not
exceeding two years.
C. Provisions of the Police and Criminal Evidence
Act 1984 and the Criminal Justice Act 1987
51. Section 76 of the Police and Criminal Evidence Act 1984
(PACE) provides as relevant:
"1. In any proceedings a confession made by an accused person
may be given in evidence against him in so far as it is relevant
to any matter in issue in the proceedings and is not excluded by
the court in pursuance of this section.
2. If, in any proceedings where the prosecution proposes to
give in evidence a confession made by an accused person, it is
represented to the court that the confession was or may have been
obtained -
(a) by oppression of the person who made it; or
(b) in consequence of anything said or done which was likely,
in the circumstances existing at the time, to render unreliable
any confession which might be made by him in consequence thereof,
the court shall not allow the confession to be given in
evidence against him except in so far as the prosecution proves to
the court beyond a reasonable doubt that the confession
(notwithstanding that it might be true) was not obtained as
aforesaid ..."
52. Section 78 provides as relevant:
"1. In any proceedings the court may refuse to allow the
evidence on which the prosecution proposes to rely to be given if
it appears to the court that, having regard to all the
circumstances, including the circumstances in which the evidence
was obtained, the admission of the evidence would have such an
adverse effect on the fairness of the proceedings that the court
ought not to admit it."
53. Under section 82 (1) of PACE a "confession" includes any
statement wholly or partly adverse to the person who made it,
whether made to a person in authority or not and whether made in
words or otherwise".
54. The Criminal Justice Act 1987 confers on the Director of
the Serious Fraud Office special powers to assist him in the
investigation and prosecution of serious fraud. Section 2 (2)
requires a person whose affairs are being investigated to answer
questions even if by so doing he might incriminate himself.
Failure to answer may give rise to criminal sanctions (section 2
(13)). Answers in this context cannot be used in evidence against
a suspect unless he is prosecuted for failure, without reasonable
excuse, to answer questions or unless he makes a statement in
evidence which is inconsistent with a previous answer (section 2
(8)).
PROCEEDINGS BEFORE THE COMMISSION
55. The applicant lodged his application (no. 19187/91) with
the Commission on 20 July 1988. He complained that the use at his
trial of statements made by him to the DTI inspectors under their
compulsory powers deprived him of a fair hearing in violation of
Article 6 para. 1 of the Convention (art. 6-1).
56. On 7 December 1993 the Commission declared the applicant's
complaint admissible. In its report of 10 May 1994 it expressed
the opinion that there had been a violation of Article 6 para. 1
of the Convention (art. 6-1) (fourteen votes to one).
The full text of the Commission's opinion and of the two
separate opinions contained in the report is reproduced as an
annex to this judgment <1>.
--------------------------------
Note by the Registrar
<1>. For practical reasons this annex will appear only with
the printed version of the judgment (in Reports of Judgments and
Decisions 1996-VI), but a copy of the Commission's report is
obtainable from the registry.
FINAL SUBMISSIONS TO THE COURT
57. The applicant submitted that the use of the transcripts at
the trial was a breach of Article 6 para. 1 (art. 6-1) and that,
to the extent that the delay in starting the police investigation
was motivated by a desire to obtain those transcripts, the manner
of obtaining the evidence was also in violation of this provision
(art. 6-1).
58. The Government contended that the mere fact of compulsion
could not and did not render the proceedings unfair. Further, that
if it was concluded that any of Mr Saunders's answers could
properly be described as self-incriminating, it would still be
necessary to assess whether the extremely limited use in fact made
of those answers rendered the criminal proceedings unfair. In
their submission it did not.
AS TO THE LAW
I. Alleged violation of Article 6 para. 1
of the Convention (art. 6-1)
59. The applicant contended that he was denied a fair trial in
breach of Article 6 para. 1 of the Convention (art. 6-1) which, in
so far as relevant, states:
"In the determination of ... any criminal charge against him,
everyone is entitled to a fair ... hearing ... by an independent
and impartial tribunal ..."
The Commission found that there had been such a violation,
although this was contested by the Government.
A. The right not to incriminate oneself
1. The arguments of those appearing before the Court
(a) The applicant
60. The applicant complained of the fact that statements made
by him under compulsion to the inspectors appointed by the
Department of Trade and Industry (DTI) (see paragraph 18 above)
during their investigation were admitted as evidence against him
at his subsequent criminal trial (see paragraphs 30 - 33 above).
He maintained that implicit in the right to a fair trial
guaranteed by Article 6 para. 1 (art. 6-1), as the Court had
recognised in its judgments in Funke v. France (25 February 1993,
Series A no. 256-A, p. 22, para. 44) and John Murray v. the United
Kingdom (8 February 1996, Reports of Judgments and Decisions
1996-I, p. 49, para. 45), was the right of an individual not to be
compelled to contribute incriminating evidence to be used in a
prosecution against him. This principle was closely linked to the
presumption of innocence which was expressly guaranteed by Article
6 para. 2 of the Convention (art. 6-2) and had been recognised by
the Court of Justice of the European Communities (Orkem v.
Commission, Case 374/87 [1989] European Court Reports 3283) and by
the Constitutional Court of South Africa (Ferreira v. Levin and
Others, judgment of 6 December 1995) amongst others. It should
apply equally to all defendants regardless of the nature of the
allegations against them or their level of education and
intelligence. It followed that the use made by the prosecution of
the transcripts of interviews with the inspectors in subsequent
criminal proceedings was contrary to Article 6 (art. 6).
61. Furthermore, the applicant argued that this use of the
transcripts was particularly unfair in his case since, in the
words of the Court of Appeal, they "formed a significant part of
the prosecution case". Three days were spent reading extracts from
his interviews with the inspectors to the jury before Mr Saunders
decided that he ought to give evidence to explain and expand upon
this material. As a result, he was subjected to intensive
cross-examination concerning alleged inconsistencies between his
oral testimony at trial and his responses to the inspectors'
questions, to which the trial judge drew attention in his
summing-up to the jury. The prosecution's task was thus
facilitated when it was able to contrast its own evidence with Mr
Saunders's more specific denials in his interviews.
(b) The Government
62. The Government submitted that only statements which are
self-incriminating can fall within the privilege against
self-incrimination. However, exculpatory answers or answers which,
if true, are consistent with or would serve to confirm the defence
of an accused cannot be properly characterised as
self-incriminating. In their submission, neither the applicant nor
the Commission had identified at any stage a single answer given
by the applicant to the DTI inspectors which was
self-incriminating. There cannot be derived from the privilege
against self-incrimination a further right not to be confronted
with evidence that requires the accused, in order successfully to
rebut it, to give evidence himself. That, in effect, was what the
applicant was claiming when he alleged that the admission of the
transcript "compelled" him to give evidence.
The Government accepted that a defendant in a criminal trial
cannot be compelled by the prosecution or by the court to appear
as a witness at his own trial or to answer questions put to him in
the dock, and that an infringement of this principle would be
likely to result in a defendant not having a fair hearing.
However, the privilege against self-incrimination was not absolute
or immutable. Other jurisdictions (Norway, Canada, Australia, New
Zealand and the United States of America) permit the compulsory
taking of statements during investigation into corporate and
financial frauds and their subsequent use in a criminal trial in
order to confront the accused's and witnesses' oral testimony. Nor
does it follow from an acceptance of the privilege that the
prosecution is never to be permitted to use in evidence
self-incriminating statements, documents or other evidence
obtained as a result of the exercise of compulsory powers.
Examples of such permitted use include the prosecution's right to
obtain documents pursuant to search warrants or samples of breath,
blood or urine.
63. In the Government's submission it would be wrong to draw
from the Court's Funke judgment (referred to at paragraph 60
above) a broad statement of principle concerning the "right to
silence", since the nature of that right was not defined in the
judgment. There can be no absolute rule implicit in Article 6
(art. 6) that any use of statements obtained under compulsion
automatically rendered criminal proceedings unfair. In this
respect it was necessary to have regard to all the facts of the
case including the many procedural safeguards inherent in the
system. For example, at the stage of the inspectors' inquiry,
injustice was prevented by the facts that the inspectors were
independent and subject to judicial supervision and that the
person questioned was entitled to be legally represented before
them and provided with a transcript of his responses which he
could correct or expand. Moreover, during the course of any
subsequent criminal trial, a defendant who had provided answers to
the inspectors under compulsion was protected by the judge's
powers to exclude such evidence; admissions which might be
unreliable or might have been obtained by oppressive means had to
be excluded and there was a discretion to exclude other evidence
if its admission would have an adverse effect on the fairness of
the proceedings (see paragraphs 51 - 52 above).
64. The Government further emphasised that, whilst the
interests of the individual should not be overlooked, there was
also a public interest in the honest conduct of companies and in
the effective prosecution of those involved in complex corporate
fraud. This latter interest required both that those under
suspicion should be compelled to respond to the questions of
inspectors and that the prosecuting authorities should be able to
rely in any subsequent criminal trial on the responses elicited.
In this respect a distinction could properly be drawn between
corporate fraud and other types of crime, since devices such as
complex corporate structures, nominee companies, complicated
financial transactions and false accounting records could be used
to conceal fraudulent misappropriation of corporate funds or
personal responsibility for such misconduct. Frequently the
documentary evidence relating to such transactions would be
insufficient for a prosecution or incomprehensible without the
explanations of the individuals concerned. Furthermore, it had to
be remembered that the kind of person questioned by the inspectors
was likely to be a sophisticated businessman with access to expert
legal advice, who had moreover chosen to take advantage of the
benefits afforded by limited liability and separate corporate
personality.
(c) The Commission
65. The Commission considered that the privilege against
self-incrimination formed an important element in safeguarding
individuals from oppression and coercion, was linked to the
principle of the presumption of innocence and should apply equally
to all types of accused, including those alleged to have committed
complex corporate frauds. In the instant case, the incriminating
material, which the applicant was compelled to provide, furnished
a not insignificant part of the evidence against him at the trial,
since it contained admissions which must have exerted additional
pressure on him to take the witness stand. The use of this
evidence was therefore oppressive and substantially impaired Mr
Saunders's ability to defend himself against the criminal charges
he faced, thereby depriving him of a fair trial.
At the hearing before the Court, the Delegate stressed that
even steadfast denials of guilt in answer to incriminating
questions can be highly incriminating and very damaging to a
defendant. This was so in the present case as the answers were
used against him both in the opening and closing speeches and in
cross-examination to establish that the answers given to the
inspectors could not be believed and that the applicant was
dishonest.
(d) Amicus curiae
66. Liberty, with reference to various international human
rights treaties and the law existing in a number of Contracting
Parties, requested the Court to find that Article 6 (art. 6)
prevents self-incriminating evidence from being obtained from an
individual under threat of judicial sanction and from being
admissible in criminal proceedings.
2. The Court's assessment
67. The Court first observes that the applicant's complaint is
confined to the use of the statements obtained by the DTI
inspectors during the criminal proceedings against him. While an
administrative investigation is capable of involving the
determination of a "criminal charge" in the light of the Court's
case-law concerning the autonomous meaning of this concept, it has
not been suggested in the pleadings before the Court that Article
6 para. 1 (art. 6-1) was applicable to the proceedings conducted
by the inspectors or that these proceedings themselves involved
the determination of a criminal charge within the meaning of that
provision (art. 6-1) (see, inter alia, the Deweer v. Belgium
judgment of 27 February 1980, Series A no. 35, pp. 21 - 24, paras.
42 - 47). In this respect the Court recalls its judgment in Fayed
v. the United Kingdom where it held that the functions performed
by the inspectors under section 432 (2) of the Companies Act 1985
were essentially investigative in nature and that they did not
adjudicate either in form or in substance. Their purpose was to
ascertain and record facts which might subsequently be used as the
basis for action by other competent authorities - prosecuting,
regulatory, disciplinary or even legislative (judgment of 21
September 1994, Series A no. 294-B, p. 47, para. 61). As stated in
that case, a requirement that such a preparatory investigation
should be subject to the guarantees of a judicial procedure as set
forth in Article 6 para. 1 (art. 6-1) would in practice unduly
hamper the effective regulation in the public interest of complex
financial and commercial activities (ibid., p. 48, para. 62).
Accordingly the Court's sole concern in the present case is
with the use made of the relevant statements at the applicant's
criminal trial.
68. The Court recalls that, although not specifically
mentioned in Article 6 of the Convention (art. 6), the right to
silence and the right not to incriminate oneself are generally
recognised international standards which lie at the heart of the
notion of a fair procedure under Article 6 (art. 6). Their
rationale lies, inter alia, in the protection of the accused
against improper compulsion by the authorities thereby
contributing to the avoidance of miscarriages of justice and to
the fulfilment of the aims of Article 6 (art. 6) (see the
above-mentioned John Murray judgment, p. 49, para. 45, and the
above-mentioned Funke judgment, p. 22, para. 44). The right not to
incriminate oneself, in particular, presupposes that the
prosecution in a criminal case seek to prove their case against
the accused without resort to evidence obtained through methods of
coercion or oppression in defiance of the will of the accused. In
this sense the right is closely linked to the presumption of
innocence contained in Article 6 para. 2 of the Convention (art.
6-2).
69. The right not to incriminate oneself is primarily
concerned, however, with respecting the will of an accused person
to remain silent. As commonly understood in the legal systems of
the Contracting Parties to the Convention and elsewhere, it does
not extend to the use in criminal proceedings of material which
may be obtained from the accused through the use of compulsory
powers but which has an existence independent of the will of the
suspect such as, inter alia, documents acquired pursuant to a
warrant, breath, blood and urine samples and bodily tissue for the
purpose of DNA testing.
In the present case the Court is only called upon to decide
whether the use made by the prosecution of the statements obtained
from the applicant by the inspectors amounted to an unjustifiable
infringement of the right. This question must be examined by the
Court in the light of all the circumstances of the case. In
particular, it must be determined whether the applicant has been
subject to compulsion to give evidence and whether the use made of
the resulting testimony at his trial offended the basic principles
of a fair procedure inherent in Article 6 para. 1 (art. 6-1) of
which the right not to incriminate oneself is a constituent
element.
70. It has not been disputed by the Government that the
applicant was subject to legal compulsion to give evidence to the
inspectors. He was obliged under sections 434 and 436 of the
Companies Act 1985 (see paragraphs 48 - 49 above) to answer the
questions put to him by the inspectors in the course of nine
lengthy interviews of which seven were admissible as evidence at
his trial. A refusal by the applicant to answer the questions put
to him could have led to a finding of contempt of court and the
imposition of a fine or committal to prison for up to two years
(see paragraph 50 above) and it was no defence to such refusal
that the questions were of an incriminating nature (see paragraph
28 above).
However, the Government have emphasised, before the Court,
that nothing said by the applicant in the course of the interviews
was self-incriminating and that he had merely given exculpatory
answers or answers which, if true, would serve to confirm his
defence. In their submission only statements which are
self-incriminating could fall within the privilege against
self-incrimination.
71. The Court does not accept the Government's premise on this
point since some of the applicant's answers were in fact of an
incriminating nature in the sense that they contained admissions
to knowledge of information which tended to incriminate him (see
paragraph 31 above). In any event, bearing in mind the concept of
fairness in Article 6 (art. 6), the right not to incriminate
oneself cannot reasonably be confined to statements of admission
of wrongdoing or to remarks which are directly incriminating.
Testimony obtained under compulsion which appears on its face to
be of a non-incriminating nature - such as exculpatory remarks or
mere information on questions of fact - may later be deployed in
criminal proceedings in support of the prosecution case, for
example to contradict or cast doubt upon other statements of the
accused or evidence given by him during the trial or to otherwise
undermine his credibility. Where the credibility of an accused
must be assessed by a jury the use of such testimony may be
especially harmful. It follows that what is of the essence in this
context is the use to which evidence obtained under compulsion is
put in the course of the criminal trial.
72. In this regard, the Court observes that part of the
transcript of answers given by the applicant was read to the jury
by counsel for the prosecution over a three-day period despite
objections by the applicant. The fact that such extensive use was
made of the interviews strongly suggests that the prosecution must
have believed that the reading of the transcripts assisted their
case in establishing the applicant's dishonesty. This
interpretation of the intended impact of the material is supported
by the remarks made by the trial judge in the course of the voir
dire concerning the eighth and ninth interviews to the effect that
each of the applicant's statements was capable of being a
"confession" for the purposes of section 82 (1) of the Police and
Criminal Evidence Act 1984 (see paragraph 53 above). Similarly,
the Court of Appeal considered that the interviews formed "a
significant part" of the prosecution's case against the applicant
(see paragraph 40 above). Moreover, there were clearly instances
where the statements were used by the prosecution to incriminating
effect in order to establish the applicant's knowledge of payments
to persons involved in the share-support operation and to call
into question his honesty (see paragraph 31 above). They were also
used by counsel for the applicant's co-accused to cast doubt on
the applicant's version of events (see paragraph 32 above).
In sum, the evidence available to the Court supports the claim
that the transcripts of the applicant's answers, whether directly
self-incriminating or not, were used in the course of the
proceedings in a manner which sought to incriminate the applicant.
73. Both the applicant and the Commission maintained that the
admissions contained in the interviews must have exerted
additional pressure on the applicant to give testimony during the
trial rather than to exercise his right to remain silent. However,
it was the Government's view that the applicant chose to give
evidence because of the damaging effect of the testimony of the
chief witness for the prosecution, Mr Roux.
Although it cannot be excluded that one of the reasons which
affected this decision was the extensive use made by the
prosecution of the interviews, the Court finds it unnecessary to
speculate on the reasons why the applicant chose to give evidence
at his trial.
74. Nor does the Court find it necessary, having regard to the
above assessment as to the use of the interviews during the trial,
to decide whether the right not to incriminate oneself is absolute
or whether infringements of it may be justified in particular
circumstances.
It does not accept the Government's argument that the
complexity of corporate fraud and the vital public interest in the
investigation of such fraud and the punishment of those
responsible could justify such a marked departure as that which
occurred in the present case from one of the basic principles of a
fair procedure. Like the Commission, it considers that the general
requirements of fairness contained in Article 6 (art. 6),
including the right not to incriminate oneself, apply to criminal
proceedings in respect of all types of criminal offences without
distinction from the most simple to the most complex. The public
interest cannot be invoked to justify the use of answers
compulsorily obtained in a non-judicial investigation to
incriminate the accused during the trial proceedings. It is
noteworthy in this respect that under the relevant legislation
statements obtained under compulsory powers by the Serious Fraud
Office cannot, as a general rule, be adduced in evidence at the
subsequent trial of the person concerned. Moreover the fact that
statements were made by the applicant prior to his being charged
does not prevent their later use in criminal proceedings from
constituting an infringement of the right.
75. It follows from the above analysis and from the fact that
section 434 (5) of the Companies Act 1985 authorises, as noted by
both the trial judge and the Court of Appeal, the subsequent use
in criminal proceedings of statements obtained by the inspectors
that the various procedural safeguards to which reference has been
made by the respondent Government (see paragraph 63 above) cannot
provide a defence in the present case since they did not operate
to prevent the use of the statements in the subsequent criminal
proceedings.
76. Accordingly, there has been an infringement in the present
case of the right not to incriminate oneself.
B. Alleged misuse of powers by
the prosecuting authorities
77. The applicant also complained that the prosecuting
authorities had deliberately delayed the institution of the police
investigation to enable the inspectors to gather evidence under
their special powers. He referred to the meeting on 30 January
1987 between the inspectors and representatives of the Crown
Prosecution Service (see paragraph 23 above), which preceded the
formal initiation of the police investigation by some three months
(see paragraph 26 above). In addition, documents disclosed for the
purposes of the most recent appeal (see paragraphs 39 - 44 above)
showed that, in the words of the Court of Appeal, "all concerned
were conscious that the inspectors had greater powers than the
police when conducting their interviews and it was clearly hoped
that the inspectors would elicit answers ... which could be used
in evidence at trial".
He reasoned that the fact that the Court of Appeal had found
that there had been no abuse of process should not be decisive,
since the domestic court could not apply the Convention and had
been bound by English law to conclude that the use made at trial
of the transcripts of the interviews with the inspectors had not
been unfair.
78. The Government emphasised that the applicant had already
argued this issue before the Court of Appeal without success (see
paragraph 43 above) and that in raising it again in Strasbourg he
was attempting to use the Court as a fourth instance, contrary to
the established jurisprudence of the Court.
79. The Commission found it unnecessary to consider this head
of complaint in view of its finding that the applicant had been
denied a fair trial by reason of the use made of the transcripts
during his trial.
80. In the light of the above finding of an infringement of
the right not to incriminate oneself, the Court considers it
unnecessary to examine the applicant's allegations on this point.
It notes, however, the findings of the Court of Appeal that the
inspectors had conducted their inquiries independently without
briefing or prompting by the prosecuting authorities and that
there had been no improper or unfair collusion between them (see
paragraph 43 above).
C. Conclusion
81. In conclusion the applicant was deprived of a fair hearing
in violation of Article 6 para. 1 of the Convention (art. 6-1).
II. Application of Article 50
of the Convention (art. 50)
82. The applicant sought just satisfaction under Article 50 of
the Convention (art. 50), which reads as follows:
"If the Court finds that a decision or a measure taken by a legal
authority or any other authority of a High Contracting Party is
completely or partially in conflict with the obligations arising
from the ... Convention, and if the internal law of the said Party
allows only partial reparation to be made for the consequences of
this decision or measure, the decision of the Court shall, if
necessary, afford just satisfaction to the injured party."
A. Damage
1. Pecuniary damage
83. The applicant submitted that the prosecution case against
him would have been in serious difficulties but for the evidence
introduced at his trial, in violation of Article 6 (art. 6). He
thus claimed pecuniary loss amounting to 3,668,181.37 GBP. This
claim was made up of sums in respect of loss of earnings up to May
1995, travelling and subsistence expenses, fees paid to solicitors
(Payne Hicks Beach) relating to the interviews before the
inspectors and to solicitors (Landau and Landau) in respect of,
inter alia, the criminal proceedings.
At the hearing before the Court, however, the applicant
accepted that "true compensation" would be a finding in his favour
by the Court and the resulting vindication of his good name.
84. The Government submitted that the applicant's claim for
pecuniary loss was excessive. In particular, they pointed out that
Mr Saunders had not criticised the investigation by the inspectors
itself, but had nonetheless sought reimbursement for his legal
costs in connection with it. With regard to his claim for loss of
earnings, they submitted that he was dismissed by Guinness
following the company's own investigation into the conduct of the
take-over. Moreover, he had been in receipt of a pension from
Guinness of 74,000 GBP per annum since his dismissal, in addition
to which, since May 1993, he had earned approximately 125,000 GBP
net per annum as a business consultant.
85. The Delegate of the Commission emphasised that in finding
a breach of Article 6 para. 1 (art. 6-1) the Commission could not
be taken to have made any suggestion as to the likely outcome of
Mr Saunders's trial had the transcripts not been admitted in
evidence.
86. The Court observes that the finding of a breach in the
present case concerned the criminal proceedings against the
applicant and not the proceedings before the inspectors about
which no complaint was made. Moreover, it cannot speculate as to
the question whether the outcome of the trial would have been any
different had use not been made of the transcripts by the
prosecution (see, mutatis mutandis, the John Murray judgment cited
above at paragraph 68, p. 52, para. 56) and, like the Commission,
underlines that the finding of a breach of the Convention is not
to be taken to carry any implication as regards that question.
It therefore considers that no causal connection has been
established between the losses claimed by the applicant and the
Court's finding of a violation.
2. Non-pecuniary damage
87. The applicant sought non-pecuniary damages of 1 million
GBP to compensate him for the denial of his right to a fair trial
and the resulting anxiety, anguish and imprisonment.
88. The Government submitted that no award should be made
under this head.
89. The Court considers that, in the circumstances of the
case, the finding of a violation constitutes sufficient just
satisfaction in respect of any non-pecuniary damage sustained.
B. Costs and expenses
90. The applicant claimed a total of 336,460.75 GBP by way of
costs and expenses in connection with the Strasbourg proceedings.
This was composed of (1) 82,284.50 GBP in respect of counsel's
fees; (2) 42,241.25 GBP in respect of solicitors' fees and (3)
211,935 GBP concerning the fees of the applicant's advisers, Mr
and Mrs Devlin.
91. The Government considered that the amounts claimed under
this head were excessive. In particular they submitted that no
award should be made in respect of the fees of Mr and Mrs Devlin
since the applicant could have effectively presented his case in
Strasbourg with the assistance only from experienced solicitors
and leading and junior counsel.
92. The Delegate of the Commission had no comments to make on
the amounts claimed.
93. The Court is not satisfied that the amounts claimed by the
applicant were necessarily incurred or reasonable as to quantum.
Deciding on an equitable basis, it awards 75,000 GBP under this
head.
C. Default interest
94. According to the information available to the Court, the
statutory rate of interest applicable in the United Kingdom at the
date of adoption of the present judgment is 8% per annum.
FOR THESE REASONS, THE COURT
1. Holds by sixteen votes to four that there has been a
violation of Article 6 para. 1 of the Convention (art. 6-1);
2. Holds unanimously that the finding of a violation
constitutes sufficient just satisfaction in respect of any
non-pecuniary damage sustained;
3. Holds unanimously
(a) that the respondent State is to pay the applicant, within
three months, 75,000 GBP (seventy-five thousand pounds sterling)
in respect of costs and expenses;
(b) that simple interest at an annual rate of 8% shall be
payable from the expiry of the above-mentioned three months until
settlement;
4. Dismisses unanimously the remainder of the claim for just
satisfaction.
Done in English and in French, and delivered at a public
hearing in the Human Rights Building, Strasbourg, on 17 December
1996.
Signed: Rudolf BERNHARDT
President
Signed: Herbert PETZOLD
Registrar
In accordance with Article 51 para. 2 of the Convention (art.
51-2) and Rule 53 para. 2 of Rules of Court A, the following
separate opinions are annexed to this judgment:
(a) concurring opinion of Mr Walsh;
(b) concurring opinion of Mr De Meyer;
(c) concurring opinion of Mr Morenilla;
(d) concurring opinion of Mr Repik;
(e) concurring opinion of Mr Pettiti;
(f) dissenting opinion of Mr Valticos, joined by Mr
{Golcuklu};
(g) dissenting opinion of Mr Martens, joined by Mr Kuris.
Initialled: R.B.
Initialled: H.P.
CONCURRING OPINION OF JUDGE WALSH
I fully agree with the judgment of the majority save for the
reservation set out in the last paragraph below.
The fact is that the trial of the applicant must be regarded
as being contrary to Article 6 para. 1 of the Convention (art.
6-1) because it was unfair inasmuch as some of the evidence upon
which his conviction was based was obtained by self-incrimination
on the part of the applicant and that the self-incrimination was
not the result of the unfettered exercise of his own will and the
Court regards as a fundamental right of an accused person that he
must not be obliged or compelled to incriminate himself. Persons
are always free to incriminate themselves if in doing so they are
exercising their own will; but that is essentially different from
a person being compelled in any criminal case to be a witness
against himself. The process by which the present applicant was
brought to that situation was the exercise of a particular power
exercised under current English legislation by inspectors who in
the words of an English court were exercising inquisitorial powers
given them by law as distinct from administering justice. It is
important to bear in mind that this case does not concern only a
rule of evidence but is concerned with the existence of the
fundamental right against compulsory self-incrimination, which is
recognised by this Court as a fundamental right. This privilege
against self-incrimination is probably most widely known by those
who follow and study United States jurisprudence as one of the
most widely known and debated of the guarantees of personal
liberty in the Bill of Rights of the United States Constitution,
being one of the rights incorporated in the Fifth Amendment of the
United States Constitution. The right to the protection against
compulsory self-incrimination is not simply a right to refuse to
testify in a court but must also apply to bodies endowed by the
law with inquisitorial powers; and the right to refuse to answer
questions which may open an incriminating line of inquiry. The
seeds of this privilege were planted in the thirteenth century in
English common law when the English ecclesiastical courts began to
administer what was called the "oath ex officio" to suspected
heretics. The practice which involved questioning a suspect who
had sworn to tell the truth was in its day quite revolutionary
because it replaced the method of determining guilt by the
procedure known as trial by ordeal and the oath of compurgation.
Trial by ordeal was not the use of torture to produce confessions
but the ordeal was the trial itself and the outcome determined
guilt or innocence. The oath of compurgation involved the
recitation by a suspect of a ritual oath of innocence. If he
stumbled in the recitation of the oath it was taken to be a mark
of God's judgment of his guilt. Unfortunately the new system,
namely the oath ex officio, was abused by the various
ecclesiastical courts in their zealous search for heresy. It could
be administered without any regard as to whether there was a
probable cause to think the accused was guilty and therefore was
regarded as a very useful medium of an untrammelled investigation
into the life of the accused. By the sixteenth and seventeenth
centuries in England the oath ex officio was employed even by the
Court of Star Chamber to detect those who dared to criticise the
King. Opposition to the oath became so widespread that there
gradually emerged the common law doctrine that a man had a
privilege to refuse to testify against himself, not simply in
respect of the special kind of procedures already referred to, but
also through evolution of the common law, as a principle to be
upheld in ordinary criminal trials also. The principle was that "a
man could not be made the deluded instrument of his own
conviction". In the American colonies the privilege was espoused
with special fervour because of the interrogation abuses by
colonial governors and before the American War of Independence it
had already been adopted in seven different States in their own
constitutions or bills of rights. Particularly it imposed useful
restrictions upon the powers of colonial governors to question
persons suspected of violating English commercial law as has been
pointed out, especially those which regulated trade restrictions
including smuggling, which was a popular activity. Privilege
against obligatory self-incrimination was available to a witness
in general investigation by an executive or legislative commission
because it acted as a very useful brake on an untrammelled power
of investigation of some such bodies. It also ensured that fair
trials could not be circumvented by the use of investigating
bodies instead of by a trial in court. In effect, the categories
of governmental investigation in which this privilege plays an
especially important role are general investigations by executive
agencies or such like bodies and the questioning of a suspect by
the police and State agencies prior to criminal trials. So far as
the investigators were concerned it was very early recognised that
the privilege against self-incrimination would be of very little
use or value if a man could be compelled to tell all to the
authorities before a trial. In my opinion the privileged avoidance
of self-incrimination extends further than answers which
themselves will support a conviction. It must logically embrace
all answers which would furnish a link in the chain of evidence
needed to prosecute a conviction. It is sufficient to sustain the
privilege where it is evident from the implications of the
questions and the setting in which they are asked that a
responsive answer to the question or an explanation as to why it
cannot be answered could also be dangerous because injurious
disclosure could result. The question of privilege against
self-incrimination has been much debated in decisions of the
Supreme Court of the United States and indeed in other superior
courts in the United States of America. What is significant in the
context of the present case is that, like many other provisions of
the United States Bill of Rights, to a large extent the privilege
against self-incrimination originated from the English common law
as it applied in the American colonies before independence. It is
worth recalling that in the travaux {preparatoires} of the
European Convention the British representatives strongly made the
point that English common law already offered as many safeguards
for the protection of fundamental rights as did civil-law
jurisdictions. In the United States it was possible by the
existence of the constitutional Bill of Rights to guarantee the
continuation of the protections and privileges borrowed from
English common law in a way which could not be achieved in England
without the adoption there of similar constitutional provisions.
Other common law countries also safeguarded certain common law
rights by incorporating them into their written constitutions as
indeed did my own country in the Constitution of Ireland.
I should add that my vote on the question under Article 50
(art. 50) should not be taken as an acceptance that issues do not
arise, in the light of the Court's finding, as to whether the
applicant should be awarded some compensation by the national
authorities for the time during which he was deprived of his
personal liberty as a result of his conviction. However, it is to
be borne in mind that in recent years courts in the United Kingdom
have in several cases awarded compensation or damages to persons
whose convictions were reversed because they had been obtained by
the use or non-use of certain evidential material at the trial,
whose use or non-use, as the case may be, was sufficient to
establish that the verdict at the trial was unsafe and should not
be allowed. They may again be asked to do so in the present case.
It is moreover to be noted that in English statute law there are
various Acts which prohibit the compulsory disclosure of offences
or alternatively prevent such evidence being used as part of the
prosecution, in cases as varied as bankruptcy, wrongful
conversion, corruption and illegal practices, destruction of wills
and the stealing of documents to title, etc. The present statutory
provisions which have given rise to the instant case are a
post-Convention constitutional departure from common law in
England but also from the principles disclosed in the various
statutes referred to.
CONCURRING OPINION OF JUDGE DE MEYER
Though concurring in the result of this judgment, I have
serious reservations concerning the Court's reasoning in paragraph
67, which seems to imply that the proceedings conducted by the DTI
inspectors under the Companies Act 1985 can be separated from
those involving "the determination of a criminal charge" <1>.
--------------------------------
<1> See paragraph 67 of the judgment.
It is explicitly stated in section 434 (5) of the Act that "an
answer given by a person to a question put to him in the exercise
of powers conferred by [that] section ... may be used in evidence
against him" <2>. Therefrom it clearly results that for
prosecution purposes there is no real or practical difference
between information so obtained by the inspectors and information
obtained by members of the police or of the judiciary in the
course of a criminal procedure stricto sensu. In the system of the
Act concerned, each of these categories of information is part of
the evidence to be considered in the determination of the criminal
charge, and thus the "administrative" or "preparatory
investigation" <3> performed by the inspectors is in fact a part
of the criminal procedure.
--------------------------------
<2> See paragraph 48 of the judgment.
<3> See paragraph 67 of the judgment.
Therefore the right to silence and the right not to
incriminate oneself must also apply to that preliminary
investigation. These rights were, in the first place, disregarded
in the 1985 Act itself, since its section 434 makes it an
obligation to answer the questions of the inspectors <4> and its
section 436 provides for the punishment of those refusing to
answer them <5>.
--------------------------------
<4> See paragraph 48 of the judgment.
<5> See paragraphs 49 and 50 of the judgment.
CONCURRING OPINION OF JUDGE MORENILLA
I share the conclusion of the majority that the applicant was
denied a right to a fair trial on account of the fact that his
right not to incriminate himself was infringed.
However, in reaching this conclusion, the majority should not
have sought to ascertain the use, extensive or otherwise, which
was made of the applicant's statements during the criminal trial.
I cannot subscribe to such an approach. For me, the mere fact that
the applicant's statements had been obtained under compulsion and
were considered by the prosecution to be incriminating and thus
capable of reinforcing their case are sufficient reasons per se to
have excluded the statements at the trial. The applicant was
compelled to make the statements in the proceedings before the DTI
inspectors. Had he refused to testify in the administrative
proceedings he would have exposed himself to the sanctions under
section 436 of the Companies Act 1985 (see paragraph 49 of the
judgment). He was thus under statutory compulsion to contribute
actively to the preparation of the case which was subsequently
brought against him. In such circumstances, it is my opinion that
there is no scope for examining either the weight to be attached
to the incriminating material so furnished or the use made of it
at the trial. The very fact that such statements were admitted in
evidence against him undermined the very essence of the
applicant's right not to incriminate himself, a right which the
majority have properly considered to be at the heart of a fair
trial (see paragraph 68 of the judgment).
The majority refer at paragraph 67 of the judgment to the
Court's earlier judgment in Fayed v. the United Kingdom (21
September 1994, Series A no. 294-B) where it is stated that the
purpose of investigations such as the one at issue "was to
ascertain and record facts which might subsequently be used as the
basis for action by other competent authorities - prosecuting,
regulatory, disciplinary or even legislative". I should like to
stress that this conclusion must be treated with particular
caution, especially as regards prosecutions. While agreeing with
the majority that statements made under compulsion by an
individual during such investigations may be used as the basis for
action by, inter alia, the prosecution, I would emphasise that
this does not mean that they may be admitted as evidence against
that individual in any subsequent criminal proceedings.
CONCURRING OPINION OF JUDGE REPIK
(Translation)
Whilst I concur in the Court's finding that there has been a
violation of Article 6 para. 1 (art. 6-1), I am unable to agree
with the wording of the first sub-paragraph of paragraph 67 of the
judgment inasmuch as it implies that Article 6 para. 1 of the
Convention (art. 6-1) does not apply to the proceedings conducted
by the DTI inspectors.
In the context of the judgment, that passage appears to be
superfluous. That issue was not raised by the parties (see
paragraph 67 of the judgment, first sentence of the first
sub-paragraph) and the Court stated that its sole concern was "the
use made of the relevant statements at the applicant's criminal
trial" (paragraph 67 of the judgment, second sub-paragraph). If
the passage concerned was merely superfluous, the matter could be
left there and disregarded on the principle superfluum non nocet.
However, the Court appears to have decided the issue, although
confining itself to a summary reference to the Deweer v. Belgium
and Fayed v. the United Kingdom judgments (27 February 1980,
Series A no. 35, and 21 September 1994, Series A no. 294-B),
without taking account of the fact that the issue to be decided
differs from the ones that arose in those two cases and without
putting forward any argument apt to support its position. The
question was not whether the inspectors were empowered to
determine a criminal charge. The question of the applicability of
Article 6 para. 1 (art. 6-1) in the criminal sphere is not the
same as in the civil sphere considered in the Fayed judgment. It
is quite unnecessary for the inspectors to have any
decision-making powers; it suffices that they have investigative
powers in respect of a criminal charge. It is not so rare, in
particular in the financial sector, for administrative bodies to
be vested with powers at the pre-trial stage of criminal
proceedings. Admittedly, under domestic law, the proceedings
before the inspectors did not form part of the criminal
proceedings, but the issue was whether or not they concerned a
criminal charge within the autonomous meaning of that expression
in Article 6 (art. 6). In the instant case, it is not clear that
the answer to that question is no, if the following circumstances
are taken into consideration:
(i) by 12 January 1987 at the latest, the inspectors were in
possession of concrete evidence that criminal offences had been
committed (see paragraph 20 of the judgment);
(ii) as early as 30 January 1987 the applicant was identified
as one of the persons suspected of having committed those offences
(see paragraph 23 of the judgment);
(iii) at the conference on 25 February 1987 attended by
members of the Crown Prosecution Service, it was noted that police
inquiries were justified since a fraud had clearly been committed.
However, it was decided to delay commencing the inquiry because
the police, unlike the inspectors, had little prospect of
obtaining useful evidence from the potential defendants (see Annex
A to the further memorial of the Government, received at the
registry on 22 January 1996).
In their separate opinions Judges De Meyer and Martens have
taken a wholly contrary view on the question of the applicability
of Article 6 (art. 6) to the proceedings before the inspectors.
As the Court ventured to determine that question - although it
was not necessary for its decision - it ought to have given a
reasoned answer and not merely made do with a bare reference to
the Fayed judgment.
CONCURRING OPINION OF JUDGE PETTITI
(Translation)
I agree with the opinion of Mr Repik.
However, I consider that, as regards the effect of the
inspectors' investigation on the proceedings, account must be
taken of the categories of investigation and the impact of the
information obtained on the proceedings themselves.
DISSENTING OPINION OF JUDGE VALTICOS,
JOINED BY JUDGE {GOLCUKLU}
(Translation)
In the evolution of criminal procedure since the time when
confession was the decisive form of evidence and interrogation,
indeed inquisitorial procedure in general, was the preferred means
of obtaining it - and when, as a result, the term "the question"
had eventually come to be synonymous with "torture" - we have
reached the other extreme, that is the right not to incriminate
oneself at all. However, there may be disagreement about the scope
of this principle.
As the Court says, the Government submitted that the right not
to incriminate oneself was neither absolute nor immutable and that
this applied in particular to investigations of commercial and
financial fraud, which were especially complex. It might be
thought that where someone exercises the right to remain silent
and relies on the right not to incriminate himself this could give
rise to suspicion, although admittedly it would not be a kind of
implicit confession. But that is not the issue here.
What is in issue is that inspectors acting pursuant to the
Companies Act 1985 asked Mr Saunders questions which he was
obliged to answer or be convicted of contempt of court and
sentenced to a term of imprisonment. The Government submitted,
however, that none of the statements made at the time incriminated
Mr Saunders. But they might have done or they might have been used
in another case.
However, a sense of proportion must be kept and some account
taken of priorities. In his dissenting opinion Judge Martens makes
that point very persuasively, and I agree with him. Seeking to
elevate to the status of an absolute rule the right of persons
suspected of criminal offences, including serious crimes, not to
incriminate themselves and not to answer any question which might
incriminate them would mean in many cases that society was left
completely defenceless in the face of ever more complex activities
in a commercial and financial world that has reached an
unprecedented level of sophistication. Defence of the innocent
must not result in impunity for the guilty. In the dilemma on this
point, which has been commented on, often in exaggerated terms,
since ancient times, there is room for reasonable middle courses.
In this field, as in many others, a proper sense of proportion
must be the guiding rule.
In conclusion, I do not consider that there has been a
violation of Article 6 para. 1 (art. 6-1) in this case.
DISSENTING OPINION OF JUDGE MARTENS
JOINED BY JUDGE KURIS
I. Introduction
A
1. I have found it impossible to convince myself that in this
case the United Kingdom has violated Mr Saunders's rights under
Article 6 of the Convention (art. 6). Nor has the Court's judgment
so persuaded me.
2. What is at stake is a knotty, but important question
relating to a topic which is not only very controversial but also
appears prone to arousing rather strong emotions.
Assume that the "right to silence" and the "privilege against
self-incrimination" are not absolute (see paragraphs 7 - 12 below)
but - like other rights implied in Article 6 (art. 6) - allow for
limitations; assume, further, that such limitations cannot be
taken into account unless they are in accordance with the law,
pursue a legitimate aim and are proportionate to that aim <1>;
then the question becomes: Are these requirements fulfilled in the
present case?
--------------------------------
<1> See the Ashingdane v. the United Kingdom judgment of 28
May 1985, Series A no. 93, pp. 24-25, para. 57; and my concurring
opinion in the De Geouffre de la Pradelle v. France judgment of 16
December 1992, Series A no. 253-B.
3. Unlike the majority, I have come to the conclusion that
this question is to be answered in the affirmative. In order to
elucidate that opinion I find it necessary to start with some
general considerations with respect to both immunities in issue.
B
4. In its judgment of 8 February 1996 in the case of John
Murray v. the United Kingdom (Reports of Judgments and Decisions
1996-I, p. 49, para. 45) the Court has proclaimed that the notion
of a fair procedure under Article 6 of the Convention (art. 6)
comprises two immunities: the "right to remain silent" and the
"privilege against self-incrimination".
The wording of this paragraph in the John Murray judgment -
especially if compared to that in paragraph 44 of the Funke v.
France judgment of 25 February 1993 (Series A no. 256-A, p. 22,
para. 44) - clearly suggests that, in the Court's opinion, two
separate immunities are involved. From a conceptual point of view
it would, however, seem obvious that the privilege against
self-incrimination (= roughly speaking, the right not to be
obliged to produce evidence against oneself) is the broader right,
which encompasses the right to silence (= roughly speaking, the
right not to answer questions).
The present judgment makes it less certain that the Court
really makes a distinction. I will come back to that aspect of the
present judgment later on (see paragraph 12 below). Here it
suffices to note that in my opinion two separate, but related,
rights are involved, of which the privilege against
self-incrimination, as I have just indicated, is the broader one.
5. In paragraph 45 of the John Murray judgment the Court
further noted that these rights are not specifically mentioned in
Article 6 (art. 6). Of course it was, moreover, aware of the fact
that the Universal Declaration ignores both rights and that the
International Covenant on Civil and Political Rights only contains
"the right not to be compelled to testify against himself or to
confess guilt" (Article 14 para. 3 (g)). It nevertheless felt
entitled to hold as indicated in paragraph 4 above on the ground
that these two immunities "are generally recognised international
standards". Thus it furnished, albeit subsequently, both some
motivation for and clarification of a similar finding in paragraph
44 of the above-mentioned Funke judgment, a finding which has been
widely criticised as being unmotivated and unclear.
6. In paragraph 45 of the John Murray judgment the Court even
ventured to go into the difficult and highly controversial
question of the rationale of these two immunities. It said that:
"By providing the accused with protection against improper
compulsion by the authorities these immunities contribute to
avoiding miscarriages of justice and to securing the aims of
Article 6 (art. 6)."
C
7. In the John Murray case I belonged to the majority. As the
Court noted, what was at stake in that case was whether these two
immunities were absolute. I was - and I still am - convinced that
this question was rightly answered in the negative. Consequently,
I found it neither necessary nor opportune to express my
disagreement in respect of the Court's observation that these two
immunities "lie at the heart of the notion of fair procedure". I
now do: I feel that this high-strung qualification - which is
repeated in paragraph 68 of the present judgment - is somewhat
exaggerating the weight of both rights, more particularly that of
the privilege against self-incrimination.
8. I think that, historically, both rights must be seen as the
very negation of the old, inquisitorial notion that a confession
is an indispensable condition for conviction and therefore must,
if need be, be extorted. These immunities thus served the purpose
of preventing suspects from being subjected to improper <2>
physical or psychological pressure. I accept that both rights -
and more especially the right to remain silent - still serve this
purpose. Also today it remains necessary to protect suspects under
custodial police questioning against such pressure.
--------------------------------
<2> Term taken from paragraphs 45 and 46 of the John Murray
judgment previously cited; if the Court's terminology in that
judgment implies, as I think it does, that not every form of
compulsion violates these rights, I agree; if, however, it implies
that every form of compulsion is "improper" - which is a possible
reading, the more so since it squares with the rationale to be
discussed in paragraph 10 below - I disagree also on this point.
I also accept that since there is a not negligible chance that
statements made under pressure may be unreliable, the rationale of
the immunities under discussion comprises - as the Court put it -
the avoidance of miscarriages of justice.
Furthermore, I accept that there is a certain link between
these immunities and the presumptio innocentiae as enshrined in
Article 6 para. 2 (art. 6-2) in so far as they allow an accused
not only to keep silent during police interrogation but also to
refuse to answer questions of investigating or trial judges as
well as to give evidence himself <3>.
--------------------------------
<3> See paragraph 47 of the above-mentioned John Murray
judgment.
9. However, these rationales hardly justify the Court's
qualification of these two immunities as lying "at the heart of
the notion of fair procedure". I therefore suspect that other, not
explicitly mentioned, rationales have contributed to that
qualification.
In this context I note that legal writers and courts have
frequently accepted a further rationale <4>. Its formulations
vary, but they all essentially boil down to the proposition that
respect for human dignity and autonomy requires that every suspect
should be completely free to decide which attitude he will adopt
with respect to the criminal charges against him. On this view it
would be improper, because incompatible with such respect, to
compel an accused to cooperate in whatever way in bringing about
his own conviction. This rationale often seems to be the main
justification for the broader privilege against
self-incrimination.
--------------------------------
<4> I pass over - as in my view defective - such "rationales"
as that these immunities prevent a suspect from being subjected to
"cruel choices", or that it is unethical to compel somebody to
collaborate in bringing about his own doom. Such "rationales"
cannot justify the immunities under discussion since they
obviously presuppose that the suspect is guilty, for an innocent
suspect would not be subjected to such choices nor bring about his
own ruin by answering questions truthfully! Innocent suspects are,
therefore, not treated cruelly or unethically, whilst guilty
suspects should not complain that society does not allow them to
escape conviction by refusing to answer questions or otherwise
hiding evidence.
The present judgment strongly suggests that the Court now has
embraced this view. A first argument for this interpretation is
that in the second sentence of paragraph 68 it repeats the
rationale given in John Murray (see paragraph 6 above) but - by
prefacing its quotation by the words "inter alia" - underlines
that this is only part of the rationale of the two immunities. A
second and still more telling argument is the stress laid, both in
the last sentence of paragraph 68 and in paragraph 69, on the will
of the accused: the Court now underlines that the privilege
against self-incrimination is primarily concerned "with respecting
the will of an accused person". That comes very near to the
rationale outlined above which allies both immunities to respect
due to human dignity and autonomy.
10. I do not, of course, deny that there is an element of
truth in this view, but I am inclined to think that its weight
should not be exaggerated. "Human dignity and autonomy" have an
absolute ring, but in our modern societies it must remain possible
to protect the community against forms of crime, the effective
combating of which makes it imperious to compel (specific
categories of) suspects to cooperate in bringing about their own
conviction. I believe that especially the broader privilege
against self-incrimination may be restricted by law in order to
protect legitimate interests of the community. In my opinion it
is, in principle, open to the national law to compel (specific
categories of) suspects by threat of punishment to contribute
passively or actively to the creation of evidence, even decisive
evidence, against themselves. Suspects may be compelled to allow
or even to cooperate in the taking of fingerprints, in the taking
of blood for alcohol tests, in the taking of bodily samples for
DNA tests or to blow in a breathalyser in order to ascertain
whether they are drunken drivers. In all such and similar cases
national legislatures are, in my opinion, in principle free to
decide that the general interest in bringing about the truth and
in bringing culprits to justice shall take precedence over the
privilege against self-incrimination <5>.
--------------------------------
<5> It remains, of course, for the European Court of Human
Rights to control whether the restrictions of the privilege are in
accordance with the law, pursue a legitimate aim and are
proportionate to that aim - see paragraph 2 above.
11. I fear that the impugned qualification of both immunities
(as lying "at the heart of the notion of fair procedure") as well
as the newly advanced rationale tying them to respecting "human
dignity" imply that, in the Court's opinion, the privilege against
self-incrimination is far more absolute than it is in my view.
But for paragraph 69 of the present judgment - to be discussed
in paragraph 12 below - I would have added that this difference of
appreciation might also be illustrated by the above-mentioned
Funke judgment. What was at stake in that case was not so much the
right to remain silent as the privilege against
self-incrimination, for Funke refused to hand over (possibly)
incriminating documents. The Commission had, in my opinion
rightly, concluded that the legitimate interests of the community
overrode the privilege <6>, but the Court curtly refused to
follow, which strongly suggests that in its opinion there was no
room for a balancing exercise at all. It is worth while noting
that the reasoning subsequently given in the John Murray judgment,
namely its reliance on generally recognised international
standards <7>, does certainly not justify this decision: both
under the Fifth Amendment to the United States Constitution <8>
and under the case-law of the Court of Justice of the European
Communities <9> there is a right to remain silent, but in
principle not a right to refuse to hand over documents, let alone
an absolute right to do so.
--------------------------------
<6> Loc. cit., pp. 33 et seq., paras. 63 - 65.
<7> See paragraph 5 above.
<8> There is only a valid Fifth Amendment claim if, due to the
particular facts and circumstances of the case, the "act of
producing" is both "testimonial" and "incriminating". To be noted:
when a custodian of a collective entity produces the corporate
records and documents his act does not constitute testimonial
self-incrimination; he is, however, protected from condemning
himself by his own oral testimony. In the context of my dissent in
the present case it is of interest to note one of the Supreme
Court's arguments for this restrictive doctrine:
"We note further that recognising a Fifth Amendment privilege
on behalf of the records custodians of collective entities would
have a detrimental impact on the Government's efforts to prosecute
"white-collar crime", one of the most serious problems confronting
the law-enforcement authorities. "The greater portion of evidence
in wrongdoing by an organisation or its representatives is usually
found in the official records and documents of that organisation.
Were the cloak of the privilege to be thrown around these
impersonal records and documents, effective enforcement of many
federal and State laws would be impossible." ... If custodians
could assert a privilege, authorities would be stymied not only in
their enforcement efforts against those individuals but also in
their prosecutions of organisations." (Braswell v. US 487 US 99
(1988)).
<9> See its Orkem/Commission judgment of 18 October 1989
(374/87 [1989] ECR I-3343 et seq.) and its Otto/Postbank judgment
of 10 November 1993 (C-60/92 [1993] ECR I-5683 et seq.).
12. It is, however, at least open to doubt whether the Court
in paragraph 69 of its present judgment has not - implicitly,
without saying so openly, let alone without adducing cogent
reasons for doing so - overruled Funke and essentially converted
to the more restricted doctrine adopted inter alia by the Court of
Justice of the European Communities. In this context it is
significant that paragraph 69 refers to how the privilege against
self-incrimination is understood "in the legal systems of the
Contracting States and elsewhere". What is more important is that,
whilst the first sentence of paragraph 69 seems to amalgamate the
privilege against self-incrimination with the right to remain
silent, the second sentence seems to imply that - contrary to
Funke - the privilege does not comprise the power to refuse to
hand over incriminating documents nor that to prevent the use of
such documents, obtained under compulsion, in criminal
proceedings.
I confess that I fail to see any other possible construction
of paragraph 69 so that I presume that the above interpretation is
correct. On that assumption two points should be made.
The first is that the merging of the conceptually broader
right not to incriminate oneself with the right to remain silent
reduces the scope of protection afforded to suspects. In my
understanding of the privilege against self-incrimination the
Court retains the power to control national legislation and
practice (see paragraph 10 above), which it has forfeited under
its present doctrine.
The second point is that it is - to put it mildly - open to
grave doubt whether the distinction made between the licence to
use in criminal proceedings material which has "an existence
independent from the will of the suspect" and the prohibition of
such use of material which has been obtained "in defiance of his
will" is a sound one. Why should a suspect be free from coercion
to make incriminating statements but not free from coercion to
cooperate to furnish incriminating data? The Court's newly adopted
rationale does not justify the distinction since in both cases the
will of the suspect is not respected in that he is forced to bring
about his own conviction. Moreover, the yardstick proposed is not
without problems: can it really be said that the results of a
breathalyser test to which a person suspected of driving under the
influence has been compelled have an existence independent of the
will of the suspect? And what about a PIN code or a password into
a cryptographic system which are hidden in the suspect's memory?
In sum: I cannot accept the new doctrine. I stick to the
notion of the privilege against self-incrimination and the right
to remain silent being two separate, albeit related, immunities
which allow for limitations.
II. Further delineating the issue
A
13. It is high time, after these introductory remarks of a
general nature, that I turn to the case at hand.
In doing so a first point to make is that it is of the utmost
importance to keep in mind that in this case two stages should be
clearly and carefully distinguished: at a first stage Mr Saunders
had to appear before the inspectors of the Department of Trade and
Industry (DTI) and only at a second stage did he have to face
trial.
14. It is important to carefully distinguish both stages since
Article 6 (art. 6) applies to the second stage only. The reason is
that during the first stage Mr Saunders was not yet "charged with
a criminal offence", within the autonomous meaning of this
expression in Article 6 (art. 6)" <10>.
--------------------------------
<10> See the above-mentioned Funke judgment, p. 22, para. 44.
Although, strictly speaking, paragraph 67 of the Court's
judgment only reminds us that neither Mr Saunders nor the
Commission have alleged otherwise, its wording and especially the
reference to the Deweer judgment <11> make it clear that a
majority within the majority subscribes to this proposition.
--------------------------------
<11> See note 15 below.
15. Why was Mr Saunders not yet "charged" during this first
stage? Simply because he had not yet received an "official
notification given to an individual by the competent authority of
an allegation that he has committed a criminal offence" <12>.
--------------------------------
<12> See the Corigliano v. Italy judgment of 10 December 1982,
Series A no. 57, p. 13, para. 34.
Admittedly, a charge "may in some instances take the form of
other measures which carry the implication of such an allegation
and which likewise substantially affect the situation of the
suspect" <13>. It might, therefore, be argued that the inquiry
before the DTI inspectors was a form of such "other measures"
which: (1) in view of the purpose of the inquiry and the
circumstances of the case, carried the implication that Mr
Saunders, who was a director of Guinness at the time of the
bidding, was suspected of having committed a criminal offence and
(2) was affecting his situation of suspect as substantially as if
a criminal investigation had been ordered against him.
--------------------------------
<13> Ibid.
There is, however, no merit in this argument since, just as
there is no "charge" if the "official notification" is not given
by "the competent authorities" - that is, by the competent
prosecuting authorities -, so there is no "charge" if the "other
measures" do not emanate from the competent prosecuting
authorities. It is common ground, however, that the inquiry before
the DTI inspectors - apart from being, essentially, investigative
<14> - did not emanate from nor was taken over by the prosecuting
authorities <15>.
--------------------------------
<14> See the Court's judgment of 21 September 1994 in the case
of Fayed v. the United Kingdom, Series A no. 294-B, pp. 47 et
seq., paras. 61 and 62. See also paragraph 47 of the present
judgment.
<15> See the Court's judgment of 27 February 1980 in the case
of Deweer v. Belgium, Series A no. 35. In that case there was no
official notification of impending prosecution. There was an
inspection which was not performed within the context of the
repression of crime. Nevertheless, as from a certain moment, the
inspection got to a point that Deweer was deemed to be "charged"
and that was when the procureur du Roi - the prosecuting authority
par excellence - offered Deweer a means to avoid prosecution (see
paragraph 46 in conjunction with paragraph 43). Similarly:
application no. 4517/70, report of the Commission, Decisions and
Reports 2, p. 21, paras. 68 - 72.
16. It follows, firstly, that the fact that Mr Saunders was
not entitled during this first stage to refuse to answer
incriminating questions did not give rise to any violation of his
rights under Article 6 (art. 6), especially not the right to
remain silent or the privilege against self-incrimination.
Secondly, it follows that the essential issue in the present
case is whether, where someone has made incriminating statements
in the context of an inquiry during which he is obliged to answer
any and all questions on pain of fine or imprisonment, it would be
compatible with the right to silence and the privilege against
self-incrimination to allow the use of these statements as
evidence against him at his trial <16>.
--------------------------------
<16> So far I am in agreement with the Court: see paragraph 67
of its judgment.
B
17. As already indicated in paragraph 2 above this is an
important issue.
Our modern societies are "information societies", also in the
sense that all of us, government agencies as well as citizens, to
a large extent depend on various kinds of information, notably on
information provided by (other) citizens. This applies in
particular to government agencies: countless administrative
decisions - whether imposing a duty or granting a favour - are
based on such information. Information which simply cannot always
be verified beforehand. One must, therefore, be able to rely on
the veracity of such information. However, the old virtue of
truthfulness has largely disappeared from modern morals. We have
become "calculating citizens", putting our own interests above
those of the community. No wonder that fraud in multiple forms is
the bane of our societies: fraud in the field of taxes <17> and
social security, fraud in the field of governmental subventions,
fraud in the environmental sphere (illegal disposal of dangerous
waste), fraud in the sphere of the arms trade and drugs (money
laundering), fraud in the corporate sphere which may imply any
species of the other frauds just mentioned. Frauds that are all
the more tempting since our computerised world with its manifold
cryptographic devices makes it much easier to effectively hide
them <18>.
--------------------------------
<17> See Aronowitz, Laagland and Paulides, Value-Added Tax
Fraud in the European Union (Kugler Publications, Amsterdam, 1996)
and the addendum thereto, which on a comparative basis gives data
on the methods of combating this kind of fraud in the Netherlands,
Belgium, the UK and Germany.
<18> "These shadow-accounts were maintained in special files,
shielded by an impressive battery of passwords, software "bombs"
and other defence mechanisms, and in theory at least could not be
accessed through the main computer." Salman Rushdie, The Moor's
Last Sigh. The committee which elaborated Recommendation No. R
(95) 13 - see following note - noted "the expanding misuse by
offenders of new telecommunication technologies and facilities,
including cryptography".
It is generally accepted, therefore, that the mere threat of
penal and other sanctions does not suffice, but that regular
random as well as special proactive audits, inspections and
investigations by highly specialised agencies are indispensable
for effectively combating such frauds. The auditors not only need
expert knowledge, they also cannot do without "appropriate special
powers" <19>. That normally includes not only the right to inspect
correspondence and files, to verify books and accounts, but also
to require a certain degree of active cooperation <20> by those
under investigation, to be informed of passwords and other secret
information, to secure the handing over of documents and replies
to questions. Normally, such rights are enforceable by threat of
punishment.
--------------------------------
<19> Term borrowed from Committee of Ministers Recommendation
No. R (95) 13 concerning problems of criminal procedural law
connected with information technology. See on this recommendation:
P. Csonka, Computer Law and Security Report 1996 (vol.12), pp. 37
et seq. The introductory paragraph of this very helpful article
shows that the problem has been studied within the framework of
the OECD, the EU and the UN: the relevant reports and
recommendations are quoted.
<20> See Chapter III of the appendix to Recommendation No. R
(95) 13 referred to in the previous note. Paragraph 10 of that
chapter stipulates that "the investigating authorities should have
the power to order persons who have data in a computer system
under their control to provide all necessary information to enable
access to a computer system and the data therein". Paragraph 10
refers to the obligation to cooperate in a criminal procedure
"subject to legal privileges or protection". I quote it here since
it demonstrates the necessity of a specific duty of cooperation
with regard to modern technology.
Hence - and because, obviously, such audits may imperceptibly
evolve into a criminal investigation - there is an inherent
conflict with the right to silence and the privilege against
self-incrimination.
18. This conflict may be solved in various ways and I think
that we should realise that, even in a given legal system,
different solutions may coexist.
Legislatures whose starting-point for such audits is the idea
that ascertaining the truth is the weightier interest and,
consequently, deny those under investigation the right to silence
and the privilege against self-incrimination by making it an
offence not to answer questions or otherwise to refuse
cooperation, have several options concerning the use in evidence
of the material thus acquired in subsequent criminal proceedings
against those who have been under investigation. Sometimes it is
provided that such material cannot be used in evidence at all;
sometimes, that such material may only be used in evidence in case
of a prosecution for perjury; sometimes it may also be used when a
person who has been under investigation, in criminal proceedings
against him, gives evidence which is incompatible with the
material in question; sometimes the material may be used in
evidence unless the trial court finds that under the circumstances
such use would be unfair. The present case is an example of the
latter type of solution: whilst subsections (1) and (3) of section
434 of the 1985 Act <21> leave no doubt that this provision
concerns the type of investigation discussed in paragraph 16
above, subsection (5) of that provision explicitly allows the use
in evidence of answers given to the DTI inspectors.
--------------------------------
<21> See paragraph 48 of the Court's judgment.
19. It follows that the main issue in the present case is
whether subsection (5) of section 434 of the 1985 Act is
incompatible per se with the right to silence or the privilege
against self-incrimination. In view of what I have said in
paragraph 17 above on audits it is difficult to deny that this
issue is of general importance. The more so since holding that
subsection (5) of section 434 of the 1985 Act is incompatible per
se with the right to silence or the privilege against
self-incrimination may, as a matter of inherent logic, entail that
(since no use may be made of the answers of those who have been
under investigation by DTI inspectors) the very same prohibition
affects facts discovered in consequence of such answers, such as
the existence of a foreign bank account or of a secret file!
III. Deciding the issue(s)
20. In trying to decide the main issue my starting-point is
that I accept that the United Kingdom legislature - which in such
matters should be allowed a certain margin of appreciation - could
reasonably conclude that, where there are serious rumours of
fraudulent management, the public interest of protecting society
against such fraud demands that the truth comes out and that this
justifies the system of inquiry as set up under the 1985 Act, a
system under which officers and agents of the investigated company
are obliged to cooperate with the DTI inspectors as laid down in
section 434 of that Act, without enjoying the immunities under
discussion.
21. A first point to make is that subsection (5) of section
434 of the 1985 Act presupposes that the answers are
incriminating: it allows their use in evidence "against him".
A second point to make is that, although at first blush it may
appear that what is at stake is not the right to silence, but
rather the privilege against self-incrimination, further analysis
suggests that both rights are equally implied: on this view what
is in issue is whether it is permissible to use in evidence
answers obtained in an investigation in respect of which the
legislator has deliberately set aside both the right to silence
and the privilege against self-incrimination (see paragraphs 17
and 18 above and the text of sections 434 and 436 of the 1985
Act).
22. I confess that I have hesitated somewhat in deciding the
main issue. However, in the end I have come to the conclusion that
I had not been persuaded that subsection (5) of section 434 of the
1985 Act is incompatible per se with the right to silence or the -
broader - privilege against self-incrimination. It is only fair to
say that in this decision the serious consequences of the latter
view indicated at the end of paragraph 19 above have played their
part.
As already indicated in paragraphs 7 to 12 above, I see
neither right as absolute and I therefore fundamentally disagree
with the sweeping statement in paragraph 74 of the Court's
judgment according to which: "The public interest cannot be
invoked to justify the use of answers compulsorily obtained in a
non-judicial investigation to incriminate the accused during the
trial proceedings."
I accept that at the trial of a driver accused of driving when
intoxicated the outcome of a breathalyser test to which he has
been compelled may be used in evidence against him, although it
was obtained as a result of the legislature's setting aside the
privilege against self-incrimination. Why, then, should it per se
be inadmissible to use in evidence statements obtained as a result
of a similar setting aside both of the right to silence and the
privilege against self-incrimination?
As far as the rationale for these immunities is to provide the
accused with protection against improper compulsion by the
authorities and, thereby, to contribute to avoiding miscarriages
of justice, their rationale does not require to hold that
subsection (5) of section 434 of the 1985 Act is inadmissible per
se: the impartiality of the DTI inspectors who merely seek to
establish the truth, their professional qualities - generally
speaking senior barristers and accountants -, the procedure before
them, based as it is on natural justice under control of the
courts, and, finally, the circumstance that those under
investigation are given advance notice in writing of what is
required of them and may be accompanied by their lawyers <22>,
seem to offer sufficient guarantees against improper physical or
psychological pressure, whilst the power of the trial judge under
section 78 of the Police and Criminal Evidence Act 1984 (PACE)
<23> constitutes a further guarantee against unfairness arising
from the inquisitorial nature of their inquiry as well as against
any residual danger of miscarriage of justice.
--------------------------------
<22> See paragraphs 42 and 43 of the Court's judgment.
<23> See paragraph of the Court's judgment.
Nor does the argument as to "human dignity and autonomy"
compel one to conclude that the use in evidence of the answers
given in the inquiry is per se inadmissible. As I have already
indicated, this rationale is also to be relativised (see paragraph
10 above) and there is special justification for doing so in the
present context. After all, under the hypothesis we are
discussing, the answers are "incriminating" (see paragraph 21
above). That means that they to a certain extent disclose both the
offence and its perpetrator. The question therefore comes down to
asking whether that disclosure may be used when trying to bring
that perpetrator to justice. Would it not be stretching the
respect for his human dignity and autonomy - or, in the
terminology of the Court, the respect for his will - too far to
hold that the mere fact that he has made these "disclosing"
statements in the context of an inquiry during which he enjoyed
neither immunity necessarily results in making any and all use of
such answers in evidence against him inadmissible per se?
I think that this question should at any rate be answered in
the affirmative as making any and all use of such answers in
evidence inadmissible per se would imply that there is a good
chance that - although to a certain extent it had already been
disclosed that he was the perpetrator - he would nevertheless go
unpunished which - as I am prepared to accept <24> - in practice
would be the effect in a good many of these complicated fraud
cases. I find it rather difficult to accept that once the result
of the investigation is that such frauds are exposed, the right to
silence and the privilege against self-incrimination should,
nevertheless, make it to all practical purposes impossible that
those whose responsibility is to a certain extent already
disclosed are brought to justice and punished. This would lead to
undermining the deterrent function of the criminal law in an area
where it is particularly needed (see paragraph 17 above) and,
furthermore, seriously offend the public's sense of justice.
--------------------------------
<24> I recall that Mr Saunders submitted that the prosecution
case against him would have been in serious difficulties but for
the use of the interview transcripts (see paragraph 83 of the
Court's judgment).
23. There is one further argument against the admissibility of
legislation of the present type that must be discussed separately
since it apparently impressed the Commission and, accordingly, has
been - successfully <25> - urged by counsel for the applicant in
his pleadings before the Court.
--------------------------------
<25> See the second sub-paragraph of paragraph 74 of the
Court's judgment.
24. I recall that we are discussing a two-tier type
legislation, characterised by (1) establishing investigation
proceedings in which those under investigation are obliged to
cooperate with the investigators and to answer their questions
without enjoying the two immunities under discussion (the first
tier) and (2) making it, moreover, possible that answers obtained
in those investigation proceedings be used in evidence at a
subsequent trial against someone who has been under investigation
(the second tier). The overall justification of this type of
legislation is to protect the public against serious forms of
fraud. That public interest justifies, firstly, setting aside the
immunities under discussion in the first tier (the investigation
stage) and, secondly, using the answers in the second tier (the
trial stage) in order to make sure that, where the first tier has
disclosed a perpetrator, that perpetrator gets his punishment in
the second tier. Seen from the latter's viewpoint, however, the
whole process nullifies the right to silence and the privilege
against self-incrimination.
The argument to be discussed claims that if a two-tier
process, which amounts to nullifying these immunities for the sake
of protecting the public against serious forms of fraud, is to be
condoned, such a two-tier process must also be accepted if on
similar arguments - that is: on the argument that public interest
in being protected against robbery, violence, murder, etc.,
outweighs these very same immunities - it is established in
respect of ordinary crimes. Which would, obviously, be the end of
the two immunities under discussion.
25. The argument is flawed in that it disregards a difference
between the various forms of serious fraud and such ordinary
crimes as robbery, violence and murder which in the present
context is essential: in ordinary crime cases discovery of the
crime nearly always precedes the investigation which,
consequently, as a rule merely aims at establishing "who did it";
whilst in fraud cases the investigation generally has as its first
and main purpose to establish whether or not a crime has been
committed at all. This difference is essential since it explains
why investigations into ordinary crimes as a rule come within the
ambit of Article 6 (art. 6), whilst investigations in the field of
possible fraud do not: those who are targeted by investigations of
the former type as a rule ipso facto become "charged with a
criminal offence" within the autonomous meaning of this expression
in Article 6 (art. 6), whilst those who are under an investigation
into possible fraud do not, and, therefore, may, without violation
of Article 6 (art. 6), be denied the privileges under discussion
in the first tier.
As to the second tier, where a charge has been brought so that
Article 6 (art. 6) ipso facto applies always, there are sound
arguments for distinguishing corporate fraud from other species of
crime. First, there are important typological differences between
the often well bred, highly sophisticated corporate wrongdoer and
other criminals and, secondly, there is the essential feature
which these forms of fraud share and sets them apart from other
species of crime, namely that generally they are only detectable
after an investigation of the type referred in paragraph 17 above
and, moreover, may only be successfully prosecuted when the
results of that investigation may be used in evidence against the
wrongdoer (see paragraph 22 above).
For these reasons the argument fails. So does a similar
objection from the applicant which puts the same argument in the
form of alleged discrimination between "corporate criminals" who
are deprived of the two immunities under discussion and "ordinary
criminals" who enjoy them. The differences just mentioned imply
that the cases are not similar, whilst the argument moreover fails
to take into account the essential difference between the very
urbane proceedings before the DTI inspectors and custodial police
questioning.
26. My conclusion that subsection (5) of section 434 of the
1985 Act is not incompatible per se with the two immunities does
not, of course, exempt me from examining whether under the
specific circumstances of the case the use of the applicant's
answers to the DTI inspectors was nevertheless unfair. This is
what the Government called the "factual issue".
In this respect I recall: (1) that under section 78 of PACE
<26> it was for the trial judge to see to it that use of these
answers did not have "such an adverse effect on the fairness of
the proceedings that the court ought not to admit it"; (2) that
the trial judge held two extensive voir dires on the subject at
the end of which he gave rulings which demonstrated preparedness
to use his powers under the provision as well as sensitivity for
the interests of the defence - inter alia by excluding the
evidence from the eighth and ninth interviews <27>; and (3) that
the trial judge, in his summing-up - which was qualified by the
Court of Appeal as "in the main a masterly exposition" <28> -,
compared and contrasted what the applicant had said in court with
his answers to the DTI inspectors, thereby demonstrating that he
did not consider such use unfair <29>.
--------------------------------
<26> See paragraph 52 of the Court's judgment.
<27> See paragraphs 28 and 29 of the Court's judgment.
<28> See paragraph 38 of the Court's judgment.
<29> See paragraph 33 of the Court's judgment.
Apparently, Mr Saunders has not been able to persuade the
Court of Appeal that the trial judge has been remiss in guarding
the fairness of the proceedings. Nor have I been so persuaded.
In paragraph 72 the Court attaches much weight to the fact
that at a certain stage of the trial - days 45 to 47 - the
transcripts of the interviews <30> were read to the jury. I
recall, however, that right from the beginning of the trial Mr
Saunders's defence was essentially that, whatever fraud had taken
place, he was innocent because ignorant. He maintained that he
knew nothing about giving of indemnities or the paying of success
fees and that he had not been consulted on such matters. The
transcripts made it possible to refute this defence and were used
to do so <31>.
--------------------------------
<30> In paragraph 72 the Court says "part of the transcript",
but paragraph 31 clearly implies that the complete transcripts
were read which makes it understandable that the reading took
three days. That the transcripts were read in full is the more
probable since reading only parts could have been unfair towards
the defence. However, if one accepts - as I do - that the
transcripts were read in full, this reading can hardly be styled
as "such extensive use".
<31> See paragraph 31 of the Court's judgment. I fail to
understand why the Court, in paragraph 72 of its judgment seems to
find it material that the prosecution "must have believed that the
reading of the transcripts assisted their case in establishing the
applicant's dishonesty". Of course they did and, as the outcome of
the trial shows, rightly so. But what has that to do with the
issue whether that reading made the trial unfair? Does the Court
suggest that the prosecution had improper motives? Is that why it
furthermore tries to base an argument on the prosecution's wish to
avail itself also of the transcripts of the eighth and ninth
interview, although in paragraph 29 of its judgment it has
established that these transcripts had been ruled out by the trial
judge? These uncertainties make the Court's reasoning on this
important issue, which at any rate seems rather the more
unpersuasive.
I therefore find that - whatever is the exact meaning of the
Court of Appeal's rather approximate remark that the interviews
"formed a significant part of the prosecution case" <32> - Mr
Saunders's answers to the DTI inspectors were only used in
evidence against him, essentially, in order to demonstrate that
the evidence which he had chosen to give at his trial was not
reliable in that it was incompatible on certain points with those
answers. I do not consider that to have been an unfair use of
those answers.
--------------------------------
<32> See paragraphs 40 and 72 of the Court's judgment.
27. For the above reasons I have voted against finding a
violation of the applicant's rights under Article 6 (art. 6).
|
