[неофициальный перевод
с английского] <*>
ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
ЧЕТВЕРТАЯ СЕКЦИЯ
РЕШЕНИЕ
ПО ВОПРОСУ ПРИЕМЛЕМОСТИ ЖАЛОБЫ N 48040/99
ЕВГЕНИЙ ЖЕЛЕЗОВ ПРОТИВ РОССИИ
(Страсбург, 23 апреля 2002 года)
Европейский суд (Четвертая секция) в ходе заседания 23 апреля
2002 г. Палатой в составе:
--------------------------------
<*> Перевод с английского языка Ю.Ю. Берестнева и
А.О. Дерковской.
Сэра Николаса Братца - председателя,
Э. Пальм,
Е. Макарчика,
В. Стражнички,
Ж. Касадеваля,
Р. Марусте,
А. Ковлера - судей,
М. О'Бойла - секретаря Секции Суда,
принимая во внимание жалобу, поданную 14 января 1999 г.,
принимая во внимание доводы, представленные государством -
ответчиком, и комментарии к ним, представленные заявителем,
заседая за закрытыми дверями,
принял следующее Решение:
ФАКТЫ
Заявитель, Евгений Железов, 1975 г.р., - гражданин России. В
настоящее время он содержится в тюрьме Северлохи, Россия <**>. В
Европейском суде интересы заявителя представляла юрист из
г. Москвы К. Костромина. Государство - ответчик было представлено
Уполномоченным Российской Федерации при Европейском суде по правам
человека П.А. Лаптевым.
--------------------------------
<**> Так в тексте Решения Суда. Из материалов дела следует,
что речь идет о колонии строгого режима, расположенной в
п/о Северлохи г. Кирово-Чепецка Кировской области. - Примеч. пер.
А. Обстоятельства дела
Заявитель подозревался в убийстве своего отца, совершенном
7 августа 1997 г. В частности, было установлено, что отец
заявителя умер от полученного сорока одного ранения, нанесенного
острым предметом. В тот же день заявитель был задержан и допрошен
следователем. Во время допроса заявитель написал признание, в
котором он указал, что убил своего отца, находясь в состоянии
алкогольного опьянения.
Протокол допроса от 7 августа 1997 г. содержит напечатанный
список процессуальных прав заявителя, который включает "право с
момента задержания иметь защитника". Протокол также содержит
подписанное им заявление о том, что ему "в настоящий момент не
требуется защитник".
8 августа 1997 г. заявитель был снова допрошен. В ходе допроса
он подтвердил свое письменное признание, сделанное 7 августа
1997 г., о том, что убил своего отца. После допроса была дана
санкция прокурора на заключение под стражу по подозрению в
совершении убийства при отягчающих обстоятельствах.
8 августа 1997 г. в соответствии с соответствующими
процессуальными нормами права следственные органы запросили органы
адвокатуры о назначении официального защитника для представления
интересов заявителя в ходе следствия. Власти России заявили, что
защитник П.К. действительно представлял интересы заявителя в ходе
следствия. Они представили копию решения органа адвокатуры от
8 августа 1997 г., согласно которому П.К. был назначен защитником
заявителя для защиты его интересов во время допроса, состоявшегося
в тот же день. Постановление о заключении под стражу от 8 августа
1997 г. также содержит подписи заявителя и П.К., подтверждающие,
что они ознакомились с этим Постановлением.
Заявитель указал, что, возможно, П.К. был назначен для
представления его интересов во время допроса, состоявшегося
8 августа 1997 г. Однако он отрицал, что П.К. действительно
присутствовал на допросе.
13 августа 1997 г. заявитель самостоятельно нанял адвоката,
который далее принимал участие от его имени в процессуальных
действиях. В тот же день заявителю было предъявлено обвинение в
убийстве, совершенном при отягчающих обстоятельствах.
2 июня 1998 г. суд присяжных Кировского областного суда
признал заявителя виновным в совершении убийства при отягчающих
обстоятельствах (статья 105 УК РФ), основываясь на показаниях
свидетелей и эксперта, а также на показаниях самого заявителя,
данных в ходе предварительного следствия. Заявитель был приговорен
к 12 годам лишения свободы.
При установлении вины заявителя суд принял во внимание
признание заявителя о совершении им преступления, сделанное во
время допросов, проходивших 7 и 8 августа 1997 г. Суд отметил, что
в день задержания, когда заявитель написал признание, он отказался
от своего права иметь защитника. Суд далее установил, что
внутреннее уголовно-процессуальное законодательство не содержит
требования обязательного представления интересов защитника на
начальной стадии процесса.
Суд не принял во внимание заявление заявителя о том, что он
действовал в порядке самообороны. Суд также установил, что
заявитель совершил преступление, находясь в состоянии алкогольного
опьянения.
25 августа 1998 г. жалоба заявителя на Решение суда первой
инстанции была оставлена без удовлетворения Верховным судом
Российской Федерации. Отказываясь принимать во внимание заявление
Е. Железова о том, что он действовал в порядке самообороны,
Верховный суд обратил внимание, inter alia, на тот факт, что в
ходе допросов, состоявшихся 7 и 8 августа 1997 г., заявитель не
сделал такого заявления.
В. Применимое национальное законодательство и практика
Часть 2 ст. 48 Конституции Российской Федерации устанавливает,
что каждый задержанный имеет право пользоваться помощью адвоката с
момента задержания.
В соответствии со ст. 47 и 52 Уголовно-процессуального кодекса
Российской Федерации подозреваемый с момента задержания имеет
право иметь защитника, труд которого при необходимости
оплачивается за счет государства.
СУТЬ ЖАЛОБЫ
Ссылаясь на ст. 6 Конвенции, заявитель жаловался, что после
его задержания у него не было защитника с 7 по 13 августа 1997 г.
Таким образом, поскольку ему не была оказана правовая помощь в
ходе допросов, состоявшихся 7 и 8 августа 1997 г., он признал, что
убил своего отца, хотя его психическое состояние было таково, что
исключало вменяемость. Тем не менее национальные суды приняли во
внимание эти досудебные заявления при установлении его виновности
в совершении убийства при отягчающих обстоятельствах, не учитывая
его заявление, поданное позднее в суде, о том, что он действовал в
порядке самообороны. Заявитель жаловался, что таким образом
нарушено его право на защиту.
Ссылаясь на ст. 6 и 7 Конвенции, заявитель также жаловался на
то, что он был лишен права на справедливое разбирательство дела
независимым и беспристрастным судом, созданным на основании
закона. Он заявил, что суд присяжных, признавший его виновным в
суде первой инстанции, был составлен незаконно. Он также
жаловался, что суды были пристрастными, что они не презюмировали
его невиновность и что они неверно установили факты дела.
ПРАВО
Заявитель указывал на нарушение ст. 6 Конвенции, которая
относительно данного дела содержит следующее:
"1. Каждый... при предъявлении ему любого уголовного обвинения
имеет право на справедливое... разбирательство дела... независимым
и беспристрастным судом, созданным на основании закона...
2. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления
считается невиновным, до тех пор пока его виновность не будет
установлена законным порядком.
3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления
имеет как минимум следующие права:
... с) защищать себя лично или через посредство выбранного им
самим защитника или, при недостатке у него средств для оплаты
услуг защитника, пользоваться услугами назначенного ему защитника
бесплатно, когда того требуют интересы правосудия...".
Заявитель также ссылался на ст. 7 Конвенции, которая гласит:
"1. Никто не может быть осужден за совершение какого-либо
деяния или за бездействие, которое согласно действовавшему в
момент его совершения национальному или международному праву не
являлось уголовным преступлением. Не может также налагаться
наказание более тяжкое, нежели то, которое подлежало применению в
момент совершения уголовного преступления.
2. Настоящая статья не препятствует осуждению и наказанию
любого лица за совершение какого-либо деяния или за бездействие,
которое в момент его совершения являлось уголовным преступлением в
соответствии с общими принципами права, признанными
цивилизованными странами".
Заявитель, в частности, указывал, что подп. "с" п. 3 ст. 6
Конвенции был нарушен в той степени, что с 7 по 13 августа 1997 г.
он не имел адвоката и что он был осужден на основании признания им
своей вины, сделанного 7 и 8 августа 1997 г.
Власти России заявили, что 7 августа 1997 г. заявитель
отказался от своего права иметь защитника, 8 августа 1997 г. его
интересы представлял официально назначенный защитник, а с
13 августа 1997 г. - нанятый им защитник. Ни одно процессуальное
действие не было произведено с нарушением права заявителя на
защиту. В целом, судебное разбирательство было проведено в
соответствии с требованиями справедливости по смыслу ст. 6
Конвенции.
Что касается жалобы заявителя на непредоставление ему
защитника в период с 7 по 13 августа 1997 г., то Европейский суд
напоминает, что даже если главной целью ст. 6 Конвенции в
отношении вопросов уголовного права является укрепление
справедливого разбирательства дела "судом", способным вынести
решение по "любому уголовному обвинению", из этого не следует, что
статья не применяется к досудебным процессуальным действиям. Таким
образом, ст. 6 Конвенции - особенно п. 3 - может применяться до
того, как дело передано в суд, если и настолько, насколько
вероятно то, что справедливости судебного разбирательства может
быть нанесен ущерб путем изначального несоблюдения ее положений.
То, как пункт 1 и подп. "с" п. 3 ст. 6 Конвенции должны
применяться в ходе предварительного следствия, зависит от
особенностей проводимых процессуальных действий и от обстоятельств
дела (см. Постановление Европейского суда по делу "Бреннан против
Соединенного Королевства" (Brennan v. United Kingdom) от
16 октября 2001 г., по жалобе N 39846/98, з 45, Reports 2001-X).
В своем Постановлении по делу "Джон Мюррей против Соединенного
Королевства" (John Murray v. United Kingdom) от 8 февраля 1996 г.,
по жалобе N 18731/91, з 63, Reports 1996-I) Европейский суд также
решил, что хотя ст. 6 Конвенции в общем требует, чтобы обвиняемому
была предоставлена правовая помощь защитника уже на начальной
стадии допросов, проводимых правоохранительными органами, это
право, которое прямо не установлено Конвенцией, может быть
ограничено при наличии достаточных оснований. В любом случае,
встает вопрос, лишают ли эти ограничения в свете всего объема
процессуальных действий обвиняемого его права на справедливое
судебное разбирательство (см. Постановление Европейского суда по
делу "Бреннан против Соединенного Королевства", упомянутое выше,
ibid.).
Европейский суд отметил, в первую очередь, что 7 августа
1997 г. заявитель был допрошен и написал признание в отсутствие
защитника. Далее он указал, что, судя по протоколу допроса от
7 августа 1997 г., заявитель был осведомлен о своем законном
праве иметь защитника уже на той стадии и что он отказался от
какого-либо защитника (см. для сравнения Постановление
Европейского суда по делу "Бреннан против Соединенного
Королевства", упомянутое выше, loc. cit., з 46 - 48). Нет никаких
доказательств, что на заявителя каким-либо образом оказывалось
давление, чтобы он отказался от этого права, что его заставили
отвечать на вопросы следователя или что его каким-то образом
запугали, чтобы он написал признание своей вины (см. также далее).
Европейский суд также отметил, что разногласие сторон
существует относительно фактов, имевших место 8 августа 1997 г. В
частности, спорным вопросом является то, явился ли в
действительности П.К., официальный защитник, назначенный для
представления интересов заявителя в тот день, на допрос.
Европейский суд считает, что нет необходимости разрешать данный
вопрос, по следующим причинам. Во-первых, никто не утверждал, что
предполагаемая неявка защитника была результатом действия властей
России, равно как и виной самого защитника. Во-вторых, не
поднимался вопрос о том, что заявитель с самого начала
процессуальных действий не имел достаточных средств или же ему не
давали возможности нанять частного защитника, что он сделал только
13 августа 1997 г. В-третьих, нет никаких доказательств,
свидетельствующих о том, что, принимая во внимание предполагаемую
неявку официально назначенного защитника, заявитель не имел
возможности выбора между отказом от дачи показаний и активным
участием в допросе, состоявшемся 8 августа 1997 г., или что
заявитель был каким-либо образом запуган для того, чтобы он
написал признание своей вины (см. также далее). Наконец, нет
никаких свидетельств того, что заявление о признании вины,
сделанное 8 августа 1997 г., каким-либо образом отличается или
дополняет заявление, сделанное заявителем днем ранее, когда он
отказался от защитника. Таким образом, даже если и имели место
ограничения на осуществление права заявителя на защиту посредством
предполагаемой неявки официально назначенного защитника на допрос,
состоявшийся 8 августа 1997 г., нет никаких свидетельств того, что
это произошло по вине властей, или что такое ограничение повлекло
какое-либо признание заявителя, ухудшающее его положение и
отличное от того, которое он сделал ранее в день своего
задержания. Также нет свидетельств того, что какое-либо
ограничение такого рода могло лишить заявителя возможности в
дальнейшем осуществлять свою защиту в ходе предварительного
следствия и судебного разбирательства (см. также далее).
Далее Европейский суд указал, что с 9 по 13 августа 1997 г.
никаких процессуальных действий властями не проводилось.
13 августа 1997 г. заявитель нанял частного защитника, который
далее в ходе процессуальных действий осуществлял его защиту. На
основании вышесказанного Европейский суд решил, что жалоба
заявителя на то, что предполагаемое непредоставление ему защитника
в период с 7 по 13 августа 1997 г. нарушает подп. "с" п. 3 ст. 6
Конвенции, является явно необоснованной по смыслу п. 3 ст. 35
Конвенции.
Что касается жалобы заявителя относительно того факта, что при
признании его виновным в совершении преступления суд присяжных
принял во внимание его заявления о признании вины, сделанные 7 и
8 августа 1997 г., то Европейский суд напоминает, что применение
правил приемлемости и установления доказательств в основном
оставляется на усмотрение национальных судов. Согласно общему
правилу, Европейский суд не обязан заменять доказательства,
установленные национальными судами, своими доказательствами, более
беспристрастными, в случае, если оценка доказательств, данная
национальным судом, является произвольной или неясной, или если
гарантии и меры безопасности, используемые при установлении
достоверности признания вины, были явно неадекватными
(см. Постановление Европейского суда по делу "Бреннан против
Соединенного Королевства", упомянутое выше, loc. cit., з 51;
см. также Постановление по делу "Эдвардс против Соединенного
Королевства" (Edwards v. United Kingdom) от 16 декабря 1992 г., по
жалобе N 13071/87, Series A, N 247-B, p. 34 - 35, з 34 - 39).
Таким образом, Европейский суд принял во внимание процессуальные
гарантии, которые присутствуют в данном деле, для проверки
справедливости допустимости заявления о признании вины, сделанного
заявителем.
В этой связи Европейский суд отметил, что заявления, сделанные
заявителем 7 и 8 августа 1997 г., содержат только часть
доказательств, на основании которых он был осужден. Европейский
суд также еще раз указал на свои заключения, упомянутые выше, что
7 и 8 августа 1997 г. у заявителя было достаточно способов и ему
не мешали нанять адвоката по своему выбору, что от него не
требовалось отвечать на вопросы в ходе допроса при предполагаемом
отсутствии защитника и что его не заставляли написать заявление о
признании вины (см. для сравнения Постановление Европейского суда
по делу "Маджи против Соединенного Королевства" (Magee v. United
Kingdom) от 6 июня 2000 г., по жалобе N 28135/95, Reports 2000-VI.
В данном деле указано, что заявителю в течение 48 часов не давали
встретиться с адвокатом, заявителя запугивали и он сделал
признание, нанесшее вред его положению, позднее принятое судом в
ходе судебного разбирательства).
Не оспаривается тот факт, что как минимум с 13 августа 1997 г.
заявитель лично и через своего защитника имел достаточную
возможность представить свою версию событий и оспорить
доказательства, которые, по его мнению, являются неправомерными,
включая заявления о признании вины. Тот факт, что ни на одной
стадии он не добился успеха, ничего не меняет. Обстоятельства, при
которых было получено признание вины, тщательно исследовались
судом первой инстанции, который указал, что заявитель отказался от
права иметь защитника в то время, когда он написал признание вины.
Суд первой инстанции, заключение которого было поддержано при
апелляции, посчитал доказательства удовлетворительными с точки
зрения достоверности признания и правильности его получения. Никто
не заявлял о возможной произвольности решений какого-либо из
судов. Нет никаких свидетельств о том, что при данных
обстоятельствах использование заявлений о признании вины,
сделанных 7 и 8 августа 1997 г., на основании которых он был
осужден, повлекло пристрастность судебного разбирательства
(см., mutatis mutandis, Постановление Европейского суда по делу
"Бреннан против Соединенного Королевства", упомянутое выше, loc.
cit., з 51 - 59). Следовательно, данная часть жалобы является явно
необоснованной по смыслу п. 3 ст. 35 Конвенции.
Что касается остальной части жалобы, то Европейский суд
напомнил, что пересмотр предполагаемых ошибок, допущенных
национальными судебными властями при установлении фактов и
применении норм права, не является его задачей и что по общему
правилу оценка доказательств и применение национального права
производится национальными судами. Задачей Европейского суда
является установление того, является ли судебное разбирательство
справедливым в целом (см., inter alia, Постановление Европейского
суда по делу "Бернар против Франции" (Bernard v. France) от
23 апреля 1998 г., по жалобе N 22885/93, з 37, Reports 1998-II).
Не было установлено, что суды, выносившие Решение по делу
заявителя в двух инстанциях, не имели на то юрисдикции или что они
не являлись судами, "созданными на основании закона". Европейский
суд указал, что заявитель оспаривает компетенцию судей при
исполнении ими их законных функций и не приводит никаких
доказательств отсутствия субъективной или объективной
беспристрастности судов по смыслу п. 1 ст. 6 Конвенции (см., для
сравнения, Постановление Европейского суда по делу "Дактарас
против Литвы" (Daktaras v. Lithuania) от 10 октября 2000 г., по
жалобе N 42095/98, з 30 - 38, Reports 2000-X). Более того,
материалы дела не содержат никаких свидетельств о том, что
представители властей объявляли заявителя виновным до вынесения
приговора соответствующего суда (п. 2 ст. 6 Конвенции). Наконец,
что касается ссылки заявителя на ст. 7 Конвенции, то Европейский
суд указал, что он не оспаривает тот факт, что на момент
предполагаемого совершения преступления убийство, совершенное при
отягчающих обстоятельствах, в соответствии с национальным
законодательством являлось преступлением, как это предусмотрено в
п. 1 данной нормы. Следовательно, данная часть жалобы является
явно необоснованной по смыслу п. 3 ст. 35 Конвенции.
НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД ЕДИНОГЛАСНО
признает жалобу неприемлемой.
Председатель
Палаты Суда
Николас БРАТЦ
Секретарь
Секции Суда
Майкл О'БОЙЛ
EUROPEAN COURT OF HUMAN RIGHTS
FIRST SECTION
DECISION
AS TO THE ADMISSIBILITY OF APPLICATION No. 48040/99
BY YEVGENIY ZHELEZOV AGAINST RUSSIA
(Strasbourg, 23.IV.2002)
The European Court of Human Rights (Fourth Section), sitting
on 23 April 2002 as a Chamber composed of
Sir Nicolas Bratza, President,
Mrs E. Palm,
Mr J. Makarczyk,
Mrs {V. Straznicka} <*>,
Mr J. Casadevall,
Mr R. Maruste,
Mr A. Kovler, judges,
and Mr M. O'boyle, Section Registrar,
--------------------------------
<*> Здесь и далее по тексту слова на национальном языке
набраны латинским шрифтом и выделены фигурными скобками.
Having regard to the above application lodged on 14 January
1999,
Having regard to the observations submitted by the respondent
Government and the observations in reply submitted by the
applicant,
Having deliberated, decides as follows:
THE FACTS
The applicant, Yevgeniy Zhelezov, is a Russian national, who
was born in 1975. He is currently detained in the Severlokhi
Prison in Russia. He was represented before the Court by Ms K.
Kostromina, a lawyer practising in Moscow. The respondent
Government were represented by Mr P. Laptev, Representative of the
Russian Federation before the Court.
A. The circumstances of the case
The facts of the case, as submitted by the parties, may be
summarised as follows.
The applicant was suspected of having murdered his father on
7 August 1997. In particular, it was found that the applicant's
father had died from 41 wounds inflicted with a sharp object. The
applicant was arrested and questioned by an investigator on the
same day. During the interrogation the applicant wrote a
confession whereby he stated that he had killed his father while
under the influence of alcohol.
The interrogation record of 7 August 1997 includes a typed
description of the applicant's procedural rights, including "the
right to be represented by a lawyer from the moment of the
arrest". The record also contains the applicant's statement that
he "so far does not need a defence counsel", confirmed by his
signature.
On 8 August 1997 the applicant was again questioned. During
the questioning he confirmed his written confession of 7 August
1997 that he had killed his father. After the interrogation the
applicant's detention was authorised by a prosecutor on suspicion
of his having committed aggravated murder.
The investigating authorities requested the Bar to designate
an official defence counsel to represent the applicant during the
inquiry of 8 August 1997, in accordance with the relevant
procedural requirements. The respondent Government state that an
official counsel, PK, indeed represented the applicant during the
interrogation. They have submitted a copy of an order by the Bar
dated 8 August 1997 whereby PK had been nominated to represent the
applicant at the interrogation on that same day. The detention
order of 8 August 1997 also contains the applicant's signature
together with the signature of PK, confirming that they had access
to the detention order.
The applicant states that PK was "possibly" designated to
represent him at the interrogation of 8 August 1997. He denies
however that PK in fact appeared at the interrogation.
On 13 August 1997 the applicant employed privately a
representative who thereafter acted in the proceedings on his
behalf. On the same day the applicant was charged with aggravated
murder.
On 2 June 1998 a jury of the Kirov Regional Court convicted
the applicant of aggravated murder (Article 105 of the Criminal
Code) on the basis of various testimonies by witnesses and
experts, and the applicant's own explanations at the stage of the
pre-trial investigation. He was sentenced to 12 years'
imprisonment.
In establishing the applicant's guilt, the court took account
of the applicant's self-incriminating statements made at the
interrogations of 7 and 8 August 1997. The court noted that on the
date of the arrest, when submitting his written confession, the
applicant had waived the right to be represented by a defence
counsel. It further held that the domestic criminal procedure did
not require obligatory legal representation of the applicant at
the initial stage of the proceedings.
The court rejected the applicant's subsequent pleadings at the
trial that he had acted in self-defence. The court also
established that the applicant had committed the crime while being
drunk.
The applicant's appeal against the first instance judgment was
rejected by the Supreme Court on 25 August 1998. In dismissing the
applicant's pleadings that he had acted in self-defence, the
Supreme Court took notice inter alia of the fact that during the
interrogations of 7 and 8 August 1997 the applicant had not made
such allegations.
B. Relevant domestic law and practice
Article 48 з 2 of the Constitution states that an arrested
person has the right to assistance of a lawyer from the moment of
the arrest.
Pursuant to Articles 47 and 52 of the Code of Criminal
Procedure, a suspect, from the moment of his arrest, has the right
to be represented by a defence counsel, if necessary to be paid by
the authorities.
COMPLAINTS
Under Article 6 of the Convention the applicant complains that
following his arrest from 7 to 13 August 1997 he was not
represented by a defence counsel. Whilst having no access to legal
advice at the interrogations of 7 and 8 August 1997, he admitted
that he had killed his father, although his state of mind was such
as to exclude criminal responsibility. Nonetheless, the domestic
courts took account of those pre-trial statements in finding him
guilty of aggravated murder, while dismissing his subsequent
pleadings at the trial that he had acted in self-defence. The
applicant claims that his defence rights were thus breached.
Under Articles 6 and 7 of the Convention the applicant also
complains that he was deprived of a fair trial by an independent
and impartial tribunal established by law. He alleges that the
jury which convicted him at first instance was unlawfully
composed. He also complains that the courts were biased, that they
did not presume him innocent, and that they wrongly established
the facts of the case.
THE LAW
The applicant alleges a violation of Article 6 of the
Convention which provides, insofar as relevant, as follows:
"1. In the determination of ... any criminal charge against
him, everyone is entitled to a fair ... hearing ... by an
independent and impartial tribunal established by law. ... .
2. Everyone charged with a criminal offence shall be presumed
innocent until proved guilty according to law.
3. Everyone charged with a criminal offence has the following
minimum rights:
... ;
(c) to defend himself in person or through legal assistance of
his own choosing or, if he has not sufficient means to pay for
legal assistance, to be given it free when the interests of
justice so require;
... ."
The applicant also complains under Article 7 of the Convention
which reads as follows:
"1. No one shall be held guilty of any criminal offence on
account of any act or omission which did not constitute a criminal
offence under national or international law at the time when it
was committed. Nor shall a heavier penalty be imposed than the one
that was applicable at the time the criminal offence was
committed.
2. This article shall not prejudice the trial and punishment
of any person for any act or omission which, at the time when it
was committed, was criminal according to the general principles of
law recognised by civilised nations."
The applicant alleges in particular that Article 6 з 3 "c" was
breached in that he was not represented by a lawyer from 7 to
13 August 1997, and that he was convicted on the basis of
self-incriminating statements made on 7 and 8 August 1997.
The Government state that on 7 August 1997 the applicant
waived his right to be represented by counsel, on 8 August 1997 he
was represented by an official lawyer, and from 13 August 1997 he
was represented by defence counsel of his choosing. No procedural
act was carried out in breach of the applicant's defence rights.
Overall, the trial was compatible with the fairness requirement of
Article 6.
To the extent that the applicant complains about the absence
of legal representation from 7 to 13 August 1997, the Court
recalls that, even if the primary purpose of Article 6, as far as
criminal matters are concerned, is to ensure a fair trial by a
"tribunal" competent to determine "any criminal charge", it does
not follow that the Article has no application to pre-trial
proceedings. Thus, Article 6 - especially paragraph 3 - may be
relevant before a case is sent for trial if and so far as the
fairness of the trial is likely to be seriously prejudiced by an
initial failure to comply with its provisions. The manner in which
Article 6 з 1 and 3 (c) is to be applied during the preliminary
investigation depends on the special features of the proceedings
involved and on the circumstances of the case (see, Brennan v. the
United Kingdom, no. 39846/98, 16.10.2001, з 45, ECHR 2001-X).
In its judgment in the case of John Murray v. the United
Kingdom (no. 18731/91, 8.2.1996, з 63, ECHR 1996-I), the Court
also observed that, although Article 6 will normally require that
the accused be allowed to benefit from the assistance of a lawyer
already at the initial stages of police interrogation, this right,
which is not explicitly set out in the Convention, may be subject
to restriction for good cause. The question, in each case, is
whether the restriction, in the light of the entirety of the
proceedings, has deprived the accused of a fair hearing (see the
Brennan case cited above, ibid.).
The Court notes first that on 7 August 1997 the applicant was
interrogated and wrote a confession without a lawyer being
present. It is further noted, on the basis of the interrogation
record of 7 August 1997, that the applicant was aware of the
statutory right to be represented by a lawyer already at that
stage, and that he refused to be represented by any defence
counsel (see, by contrast, the Brennan case cited above, loc.
cit., з 46 - 48). There is no evidence that the applicant was in
any manner influenced to waive that right, that he was forced to
answer the investigator's questions, or that he was in any way
intimidated to make self-incriminating statements (also see
below).
The Court also notes that the parties dispute the facts of
8 August 1997. In particular, they take issue as to whether PK, an
official counsel designated to represent the applicant on that
day, in fact came to the interrogation. The Court considers that
it is not necessary to determine this question for the following
reasons. First, it has not been submitted that the lawyer's
alleged failure to appear was the result of the authorities', and
not his own, fault. Secondly, it has not been argued that the
applicant lacked means sufficient to employ, or was otherwise
prevented from employing, a private representative from the outset
of the proceedings, which he did only on 13 August 1997. Thirdly,
there is no evidence that the applicant was unable to choose
between silence and active participation in the interrogation of 8
August 1997 in view of the alleged failure of the official counsel
to appear, or that the applicant was in any manner intimidated to
make self-incriminating statements (also see below). Finally,
there is no indication that the incriminating statements made on 8
August 1997 were in any way different from, or supplementary to,
the statements which the applicant had made a day earlier, when
having refused to be represented by a lawyer. Therefore, even if
there was a restriction on the exercise of the applicant's defence
rights by reason of the alleged failure of the official counsel to
appear during the interrogation of 8 August 1997, it has not been
shown that this was the result of the authorities' fault, or that
such a restriction resulted in the applicant making any damaging
admissions different from those which he had already made on the
day of his arrest. Nor has it been shown that any such restriction
was capable of depriving the applicant of the possibility of
subsequently defending himself during the pre-trial investigation
and trial (also see below).
The Court further notes that from 9 to 13 August 1997 no
procedural act was carried out by the authorities. On 13 August
1997 the applicant employed a private representative who
thereafter acted as his defence counsel throughout the
proceedings. Against the above background, the Court considers
that the applicant's complaint that the alleged absence of legal
representation from 7 to 13 August 1997 violated Article 6 з 3 "c"
of the Convention is manifestly ill-founded within the meaning of
Article 35 з 3 of the Convention.
To the extent that the applicant complains about the fact
that, in finding him guilty, the trial court took account of the
self-incriminating statements obtained on 7 and 8 August 1997, the
Court recalls that the rules on admissibility and the assessment
of evidence are principally matters for domestic courts to
determine. It is not, as a general rule, for the Court to
substitute its own assessment of the evidence made by a domestic
court save in circumstances where the domestic court's assessment
was arbitrary or capricious, or the system of guarantees or
safeguards which applied in the assessment of the reliability of
confession evidence were manifestly inadequate (see the Brennan
judgment cited above, loc. cit., з 51, also see, Edwards v. the
United Kingdom, no. 13071/87, 16.12.1992, Series A no. 247-B,
p. 34 - 35, з 34 - 39). The Court has therefore had regard to the
procedural safeguards which were in place in the present case to
test the fairness of admitting the confession statements taken
from the applicant.
The Court notes in this respect that the statements of the
applicant of 7 and 8 August 1997 constituted only part of the
evidence upon which his conviction was based. The Court also
reiterates its findings above that on 7 and 8 August 1997 the
applicant did not lack means and was not prevented from employing
a lawyer of his choosing, that he was not required to answer the
interrogators' questions in the alleged absence of a lawyer, and
that he was not intimidated into making self-incriminating
statements (see, by contrast, Magee v. the United Kingdom,
no. 28135/95, 6.6.2000, ECHR 2000-VI, where the applicant had been
prevented for 48 hours from having access to a solicitor, had been
held in the intimidating atmosphere, and had made damaging
admissions later relied on at his trial).
It is undisputed that at least from 13 August 1997 the
applicant, personally and through his defence counsel, was
afforded ample opportunities to state his case and to contest the
evidence that he considered false, including the incriminating
statements in question. The fact that at each stage he was
unsuccessful makes no difference. The circumstances in which the
confession evidence was obtained were subjected to strict scrutiny
by the trial court which noted that the applicant had waived his
right to be represented by a lawyer at the time when the written
confession had been made. The trial court, the findings of which
were upheld on appeal, was satisfied as to the reliability of the
confessions and as to the fairness of admitting it in evidence. It
has not been alleged that the decision of either court was
arbitrary. It has not been shown that, in the circumstances, the
use of the incriminating statements obtained on 7 and 8 August
1997 on which to base the applicant's conviction rendered his
trial unfair (see, mutatis mutandis, the Brennan case cited above,
loc. it., з 51 - 55). It follows that this part of the
application is manifestly ill-founded within the meaning of
Article 35 з 3 of the Convention.
As regards the remainder of the application, the Court recalls
that it is not its task to review alleged errors of fact and law
committed by the domestic judicial authorities and that, as a
general rule, it is for the national courts to assess the evidence
before them and to apply domestic law. The Court's task is to
ascertain whether the proceedings as a whole were fair (see, inter
alia, Bernard v. France, no. 22885/93, 23.4.1998, з 37, ECHR
1998-II).
It has not been established that the courts which decided the
applicant's case at two instances lacked jurisdiction to do so, or
that they did not constitute tribunals "established by law". The
Court notes that the applicant contests the competence of the
judges in carrying out their statutory functions rather than
presents any evidence of the courts' lack of subjective or
objective impartiality within the meaning of Article 6 з 1 of the
Convention (see, by contrast, Daktaras v. Lithuania, no. 42095/98,
10.10.2000, з 30 - 38, ECHR 2000-X). Furthermore, the case-file
contains no statement by a State official declaring the applicant
guilty before his conviction by the competent court (Article 6 з 2
of the Convention). Finally, to the extent that the applicant
invokes Article 7 of the Convention, the Court notes that he does
not contest the fact that, at the time when the alleged offence
was committed, aggravated murder constituted a crime under
national law, as envisaged by the first paragraph of the above
provision. It follows that these aspects of the case are
manifestly ill-founded within the meaning of Article 35 з 3 of the
Convention.
In these circumstances, the application must be rejected in
accordance with Article 35 з 3 and 4 of the Convention.
FOR THESE REASONS, THE COURT UNANIMOUSLY
Declares the application inadmissible.
Nicolas BRATZA
President
Michael O'BOYLE
Registrar
|
