[неофициальный перевод]
ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
СУДЕБНОЕ РЕШЕНИЕ
МАРКС (MARCKX) ПРОТИВ БЕЛЬГИИ
(Страсбург, 13 июня 1979 года)
(Извлечение)
КРАТКОЕ НЕОФИЦИАЛЬНОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ ДЕЛА
A. Основные факты
Александра Маркс родилась 16 октября 1973 г. в Вильрийке около
Антверпена. Она является дочерью Паулы Маркс - бельгийки по
национальности, незамужней, журналистки. Она рождена вне брака, а
в отношении внебрачных детей бельгийский закон (Гражданский
кодекс) установил сложный порядок их признания и усыновления
(удочерения). Если факт материнства по отношению к ребенку,
рожденному в браке, автоматически признается по факту рождения, то
в отношении ребенка, рожденного вне брака, от его матери требуется
особое заявление о признании, подаваемое в орган, ведающий актами
гражданского состояния, что и было сделано Паулой Маркс. Однако
это признание ребенка по бельгийскому закону - акт декларативный,
он не является достаточным доказательством материнства. 30 октября
1974 г. через год после рождения дочери Александры Паула Маркс
начала процедуру удочерения в соответствии со статьями 350 - 356
Гражданского кодекса, которая завершилась 18 апреля 1975 г., но
акт об удочерении датирован 30 октября 1974 г. - моментом начала
процедуры. Гражданский кодекс Бельгии существенно ограничивал
наследственные и некоторые другие имущественные права ребенка,
рожденного вне брака, и его матери.
15 февраля 1978 г. бельгийское Правительство внесло на
рассмотрение Сената законопроект, который "ставит целью уравнять в
правах всех детей".
B. Разбирательство в Комиссии по правам человека
Заявительницы подали жалобу в Комиссию 29 марта 1974 г. Они
утверждали, что
- Александра Маркс как "незаконный" ребенок является жертвой
действия статей Гражданского кодекса, ограничивших ее
правоспособность, что несовместимо со статьями 3 и 8 Конвенции;
- то же самое в отношении Паулы Маркс;
- дискриминационные различия между "незаконными" и "законными"
детьми, а также матерями - одиночками и замужними матерями,
противоречат статье 14 в сочетании со статьей 8;
- отсутствие у незамужней матери права свободно распорядиться
своим имуществом в пользу дочери нарушает статью 1 Протокола N 1.
Комиссия признала жалобу приемлемой, установила фактические
обстоятельства дела и пришла к выводу:
- десятью голосами против одного, что правовое положение
незаконного ребенка в том, что касается признания, его процедуры и
последствий, является нарушением статьи 8;
- девятью голосами против четырех при одном воздержавшемся,
что удочерение Александры матерью не меняет "незаконных
ограничений понятия семейная жизнь", что также нарушает статью 8;
- двенадцатью голосами при двух воздержавшихся, что
неравенство законных и незаконных детей, равно как замужних и
незамужних матерей, является нарушением статьи 8 в сочетании со
статьей 14;
- девятью голосами против шести, что нарушение статьи 1
Протокола N 1 имеет место только по отношению к Пауле Маркс.
Комиссия не посчитала необходимым рассматривать дело в рамках
статьи 3 Конвенции, а также пришла к единому мнению о том, что
статья 12 не имеет отношения к данному делу.
Комиссия передала дело в Европейский суд по правам человека
10 марта 1978 г.
ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ СУДЕБНОГО РЕШЕНИЯ
ВОПРОСЫ ПРАВА
I. Предварительные возражения Правительства
25. По утверждению заявительниц, применение к ним статей
Гражданского кодекса о правовом статусе внебрачных детей и
незамужних матерей противоречит статьям 3, 8, 12 и 14 Конвенции, а
также статье 1 Протокола N 1.
26. В своем ответе Правительство прежде всего использовало
если не предварительное возражение как таковое, то нечто подобное,
заявив, что вопросы, поднятые заявительницами в данном деле, носят
в основном теоретический характер. Правительство проиллюстрировало
это следующим образом. Девочка (Александра Маркс) не страдала от
того, что факт материнства в отношении нее не был установлен сразу
же после рождения (16 октября 1973 г.), а лишь 13 дней спустя,
когда она была признана своей матерью, поскольку в течение этого
времени она ничего не знала об обстоятельствах своего рождения. Ее
мать, Паула Маркс, действовала по собственной воле, а не по
принуждению, когда она признала Александру (29 октября 1973 г.), а
затем и удочерила ее (30 октября 1974 г.). Нет указаний на то, что
в течение года и одного дня, прошедших между этими двумя
событиями, у Паулы Маркс появилось желание предоставить своей
дочери по завещанию или путем дарения имущество в больших
размерах, чем это предусмотрено ст. 908 Гражданского кодекса.
Можно было бы избежать весьма существенной суммы расходов,
понесенных Паулой Маркс в связи с удочерением Александры. Начиная
с 30 октября 1974 г. правовое положение Александры по отношению к
своей матери стало соответствовать правовому положению
"законнорожденного" ребенка. Короче говоря, по мнению
Правительства, заявительницы упускают из виду тот факт, что в
компетенцию Суда не входит вынесение решения in abstracto
относительно соответствия некоторых юридических норм внутреннего
права Бельгии положениям Конвенции (Решение по делу Голдера от
21 февраля 1975 г. Серия A, т. 18, с. 19, п. 39).
Комиссия считает, что она не рассматривала вопросы
законодательства Бельгии in abstracto, поскольку заявительницы
основывают свои жалобы на конкретных фактах.
27. Суд не разделяет мнение Правительства. Статья 25 Конвенции
предоставляет лицу право утверждать, что закон нарушает его права,
если он подвергается риску быть непосредственным объектом таких
нарушений (см. mutatis mutandis Решение по делу Класс и другие от
6 сентября 1978 г. Серия A, т. 28, с. 17 - 18, п. 33). Именно
таковой и является позиция заявительниц. Они возражают против
нескольких статей Гражданского кодекса, которые автоматически
применялись или применяются по отношению к ним. Утверждая, что эти
статьи противоречат Конвенции и Протоколу N 1, заявительницы
требуют от Суда не абстрактной оценки внутреннего
законодательства, что не соответствовало бы статье 25 Конвенции (в
дополнение к указанным выше двум решениям, см. Решение по делу Де
Беккера от 27 марта 1962 г. Серия A, т. 4, с. 26 in fine и Решение
по делу Де Вильде, Оомс и Версип против Бельгии от 10 марта
1972 г. Серия A, т. 14, с. 10, п. 22). Заявительницы не согласны с
правовым положением незамужних матерей и внебрачных детей, т.е. с
тем, что затронуло их личную жизнь.
Создается впечатление, что Правительство считает, что занятая
им позиция не наносит или едва ли наносит ущерб заявительницам. В
этой связи Суд напоминает, что вопрос ущерба не относится к
статье 25, которая под словом "жертва" понимает "лицо,
непосредственно затронутое действием или бездействием властей"
(Решение по делу Де Вильде, Оомс и Версип против Бельгии, с. 11,
п. 22 - 24, а также Решения по делу Энгель и другие от 8 июня и
23 ноября 1976 г. Серия A, т. 22, с. 37, п. 89 и с. 69, п. 11).
В этой связи Паула и Александра Маркс вправе утверждать, что
они являются жертвами нарушений, которые изложены в их жалобе.
Чтобы убедиться, действительно ли они являются жертвами нарушений,
необходимо рассмотреть доводы, содержащиеся в каждом из их
утверждений.
II. О предмете спора
28. Доводы обеих заявительниц основываются, главным образом на
статьях 8 и 14 Конвенции. Не упуская из виду другие ее статьи, на
которые ссылаются заявительницы, Суд обращается в первую очередь к
указанным статьям, охватывающим следующие три аспекта проблемы,
ранее рассмотренных Комиссией, а именно: процедуры установления
факта материнства, семейных отношений ребенка, а также
имущественных прав ребенка и его матери.
29. Статья 8 Конвенции гласит:
"1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной
жизни, неприкосновенности его жилища и тайны корреспонденции.
2. Не допускается вмешательство со стороны государственных
органов в осуществление этого права, за исключением вмешательства,
предусмотренного законом и необходимого в демократическом обществе
в интересах государственной безопасности и общественного
спокойствия, экономического благосостояния страны, в целях
предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья
или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".
30. В настоящем деле Суд считает необходимым разъяснить
значение и смысл слов "уважение... личной и семейной жизни",
поскольку до настоящего времени у Суда было не так уж много
возможностей сделать это (см. Решение от 23 июля 1968 г. по делу
"О языках в Бельгии". Серия A, т. 6, с. 32 - 33, п. 7, и Решение
по делу Класс и другие от 6 сентября 1978 г. Серия A, т. 28,
с. 21, п. 41).
31. Первый вопрос, по которому необходимо принять решение,
заключается в том, являются ли родственные узы между Паулой и
Александрой Маркс основой для их семейной жизни, интересы которой
защищает статья 8 Конвенции.
Гарантируя право на уважение семейной жизни, статья 8
предполагает наличие семьи. Суд полностью согласен с устоявшейся
практикой Комиссии по данному ключевому вопросу, а именно, что
статья 8 не делает различий между семьями с "законными" и
"незаконными" детьми. Подобное различие не соответствовало бы
слову "каждый", и это подтверждается запретом - статья 14 - на
дискриминацию по признаку рождения при использовании прав и
свобод, предусмотренных Конвенцией. Кроме того, Суд обращает
внимание на то, что Комитет министров Совета Европы считает
одинокую женщину и ее ребенка единой семьей, ничем не отличающейся
от других семей (Резолюция (70) 15 от 15 мая 1970 г. О социальной
защите незамужних матерей и их детей, з I-10, з II-15 и т.д.).
Таким образом, статья 8 применима к "семейной жизни" семей с
"незаконными" детьми, равно как и семей с "законными" детьми.
Кроме того, не подлежит сомнению, что Паула Маркс взяла на себя
ответственность за свою дочь с момента ее рождения и постоянно
заботилась о ней. В результате между ними существовала и
продолжает существовать реальная семейная жизнь.
Остается проанализировать, что означает для бельгийского
законодателя "уважение" семейной жизни в вопросах, поднятых
заявительницами.
Провозглашая в п. 1 право на уважение семейной жизни, статья 8
прежде всего предполагает, что государственные органы не могут
вмешиваться в осуществление этого права, за исключением конкретных
случаев, перечисленных в п. 2 статьи 8. Как констатировал Суд в
деле "О языках в Бельгии", целью статьи 8 является главным образом
защита лица от произвольного вмешательства публичных властей
(Решение от 23 июля 1968 г. Серия A, т. 6, с. 33, п. 7). Более
того, статья 8 не просто требует, чтобы государство воздерживалось
от подобного вмешательства. В дополнение к этой его негативной
обязанности могут существовать и позитивные обязанности
государства, заключающиеся в реальном "уважении" семейной жизни.
Отсюда следует, что когда государство в рамках своей
внутренней правовой системы определяет режим некоторых семейных
отношений, как, например, отношений между незамужней матерью и ее
ребенком, то оно должно продуманно действовать так, чтобы
заинтересованные лица могли вести нормальную семейную жизнь. По
мнению Суда, декларированная в статье 8 необходимость уважения
семейной жизни предполагает, в частности, наличие во внутреннем
законодательстве правовых гарантий, которые делали бы возможным
интеграцию ребенка в семью с самого момента его рождения. Для
этого у государства имеется выбор самых различных средств.
Положения закона, которые не удовлетворяют указанным требованиям,
нарушают статью 8 п. 1. При этом отпадает необходимость
анализировать эти положения законодательства в контексте статьи 8
п. 2.
Поскольку статья 14 Конвенции также имеет прямое отношение к
настоящему делу, Суд обязан подробно изучить жалобы заявительниц в
свете положений данной статьи.
32. Статья 14 гласит:
"Пользование правами и свободами, признанными в настоящей
Конвенции, должно быть обеспечено без какой-либо дискриминации по
признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или
иных убеждений, национального или социального происхождения,
принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного
положения, рождения или любым иным обстоятельствам".
Судебная практика Суда указывает на то, что, хотя статья 14
Конвенции не действует отдельно от других ее норм, она может
играть важную автономную роль, дополняя и уточняя их, предоставляя
лицам гарантии от любого рода дискриминации при осуществлении ими
своих прав и свобод, изложенных в других статьях Конвенции.
Действие, которое носит несовместимый со статьей 14
дискриминационный характер, нарушает тем самым сразу две статьи
Конвенции, взятые вместе. Иными словами, статья 14 составляет как
бы неотъемлемую часть любой юридической нормы, обеспечивающей
права и свободы, упомянутые выше (Решение от 23 июля 1968 г. по
делу "О языках в Бельгии", т. 6, с. 33 - 34, п. 9, а также Решение
по делу Национального профсоюза полиции Бельгии от 27 октября
1975 г. Серия A, т. 19, с. 19, п. 44).
С учетом того, что статья 8 имеет прямое отношение к
настоящему делу (см. п. 31 выше), необходимо рассмотреть ее в
сочетании со статьей 14.
33. Согласно судебной практике Суда любого рода различия носят
дискриминационный характер, если "отсутствует цель и разумное
оправдание" их существования, т.е. если такие различия не
объясняются "правомерными целями" или если отсутствует "разумная
соразмерность между используемыми средствами и целью, которую
необходимо достичь" (см. inter alia ранее упомянутое Решение от
23 июля 1968 г., с. 34, п. 10).
34. Если целью государства является создание условий для
нормального развития семейных отношений между незамужней матерью и
ее ребенком (см. п. 31 выше), то государство не должно допускать
какую бы то ни было дискриминацию по признаку рождения. Это
является требованием статьи 14 в сочетании со статьей 8 Конвенции.
A. Процедура установления материнства
в отношении Александры Маркс
35. По бельгийскому праву факт материнства в отношении
ребенка, рожденного вне брака, устанавливается не по факту его
рождения и не путем внесения имени матери в свидетельство о
рождении в соответствии со статьей 57 Гражданского кодекса. Статьи
334 и 341a устанавливают процедуру добровольного признания ребенка
его матерью или процедуру признания материнства судом. С другой
стороны, в соответствии со статьей 319 материнство замужней
женщины устанавливается путем записи о рождении в реестре бюро,
ведающего актами гражданского состояния (см. п. 14 выше).
Заявительницы рассматривают данную систему как нарушающую их
права, предусмотренные статьей 8 Конвенции, взятой отдельно и в
сочетании со статьей 14. Правительство с этим не согласно. Со
своей стороны Комиссия считает, что действительно имеет место
нарушение статьи 8, как взятой отдельно, так и в сочетании со
статьей 14, по отношению к Александре Маркс и нарушение статьи 14
в сочетании со статьей 8 по отношению к Пауле Маркс.
1. О предполагаемом нарушении статьи 8 Конвенции,
взятой отдельно
36. Паула Маркс смогла узаконить факт своего материнства
только с помощью процедуры, предусмотренной ст. 334 Гражданского
кодекса, а именно путем признания собственного ребенка. Признание
носит декларативный, а не атрибутивный характер. Оно не
подтверждает статус ребенка, а лишь фиксирует факт. Признание не
может быть отозвано и имеет обратную силу с даты рождения.
Процедура признания является достаточно простой. Заявление о
признании может иметь форму нотариального акта и может быть
добавлено в любое время и без дополнительных расходов в
свидетельство о рождении, выдаваемое в бюро записи актов
гражданского состояния (см. п. 14 выше).
Необходимость прибегнуть к такой процедуре объясняется тем,
что материнство не признается по факту рождения. Более того,
незамужняя мать в Бельгии сталкивается со следующей альтернативой:
если она признает своего ребенка (пожелав сделать это), то этим
она навредит ему, поскольку ее право дарить или завещать ребенку
собственное имущество будет ограничено. Если же мать хочет
сохранить возможность распорядиться своим имуществом в пользу
собственного ребенка, то она вынуждена отказаться от установления
с ребенком семейно-правовых отношений (см. п. 18 выше).
Возможности, которые появляются у матери в случае отказа от
признания собственного ребенка, могут полностью исчезнуть в
соответствии с действующим Гражданским кодексом (ст. 908), если,
как того хотят заявительницы, занесение имени матери в
свидетельство о рождении ребенка будет служить достаточным
доказательством усыновления "незаконнорожденного" ребенка его
матерью. Таким образом, существующая в настоящее время дилемма для
матери не соответствует понятию "уважение" семейной жизни. Эта
правовая система препятствует нормальному процессу развития
семейных отношений (см. п. 31 выше). Более того, как видно из
п. 60 - 65 ниже, неблагоприятные последствия факта признания в
сфере наследственных прав сами по себе противоречат статье 14
Конвенции в сочетании со статьей 8 и статьей 1 Протокола N 1.
Таким образом, Суд делает вывод о том, что имело место
нарушение статьи 8, взятой отдельно, по отношению к первой
заявительнице.
37. Что касается Александры Маркс, то для нее, в соответствии
с бельгийским законодательством, существует лишь один способ
установить материнство, а именно обращение в суд (статьи 341a -
341c Гражданского кодекса). Хотя судебное решение по такому делу
имеет такие же правовые последствия, что и добровольное признание,
данная процедура является, по самой своей сути, значительно более
сложной. Не говоря о необходимости представить соответствующие
доказательства, законный представитель ребенка, прежде чем он
сможет предъявить иск, должен получить предварительное согласие
семейного совета. Ребенок может самостоятельно прибегнуть к
указанной выше юридической процедуре, однако только после
достижения им совершеннолетия (см. п. 14 выше). Поэтому всегда
существует риск, что длительное время ребенок не будет юридически
связан со своей матерью. Подобная правовая система свидетельствует
об отсутствии уважения к семейной жизни Александры Маркс, у
которой, в соответствии с законом, в период с 16 по 23 октября
1973 г. не было матери. Несмотря на непродолжительность этого
периода, тем не менее имело место нарушение статьи 8 также и по
отношению ко второй заявительнице.
2. О предполагаемом нарушении статьи 14 Конвенции,
взятой в сочетании со статьей 8
38. Суд должен также установить, явились ли одна или обе
заявительницы жертвами дискриминации по указанным статьям в силу
самой процедуры установления материнства по отношению к
Александре.
39. Правительство с учетом различия в статусе незамужней и
замужней матери приводит на этот счет следующие доводы. В то время
как замужняя мать и ее супруг "совместно несут обязанности по
содержанию, воспитанию и образованию своих детей" (ст. 203
Гражданского кодекса), отсутствует уверенность в том, что
незамужняя мать пожелает взять на себя ответственность, связанную
с материнскими обязанностями. Таким образом, предоставляя
незамужней матери возможность выбора между признанием ребенка и
отказом от него, закон охраняет ребенка, поскольку было бы
рискованно доверять заботу о нем лицу, не проверив его отношения к
ребенку, тем более что многие незамужние матери отказываются от
признания своих детей (см. п. 14 выше).
По мнению Суда, тот факт, что некоторые незамужние матери (в
отличие от Паулы Маркс) не желают заботиться о своих детях, не
может служить оправданием бельгийского закона, согласно которому
установление материнства обусловлено добровольным признанием
матерью своего ребенка или судебным решением. Тот факт, что
незамужние матери отказываются от признания своих детей, не
является типичным, он не подтверждается статистическими данными,
предоставленными Правительством. Как указала Комиссия, может
случиться, что и замужняя мать не пожелает воспитывать своего
ребенка, и тем не менее в этом случае сам факт рождения у нее
ребенка создает правовую основу для признания материнства.
Вместе с тем интересы "незаконного" ребенка в установлении его
связи с матерью не меньше, чем интересы "законного" ребенка. И тем
не менее по бельгийскому законодательству "незаконный" ребенок
рискует остаться без матери. В случае если он не признан на
добровольной основе, у него остается лишь одно средство добиться
признания, а именно судебное разбирательство (статьи 141a - 141c
Гражданского кодекса; см. п. 14 выше). Ребенок замужней женщины
также имеет право на вынесение судебного решения по данному
вопросу (статьи 326 - 330). Однако в большинстве случаев такая
необходимость отпадает, поскольку имеется соответствующая запись в
свидетельстве о рождении (статья 319) или, при отсутствии таковой,
- постоянное состояние в статусе законного ребенка.
40. Правительство не отрицает, что действующий закон поощряет
традиционную семью, но делается это с целью обеспечения
полнокровного развития семьи и поэтому основано на объективных и
разумных мотивах морали и публичного порядка.
Суд признает, что поддержка и поощрение традиционной семьи
сами по себе являются законными и даже достойны всяческой похвалы.
Однако, стремясь к достижению этой цели, не следует прибегать к
применению средств, результатом которых, как в данном случае,
является нанесение ущерба семьям с "незаконными" детьми. Члены
таких семей также обладают гарантиями, предусмотренными статьей 8,
в том же объеме, как и члены традиционных семей.
41. Правительство согласно с тем, что рассматриваемый закон не
свободен от критических замечаний. Однако вопросы о его изменении
возникли только через несколько лет после того, как Бельгия
ратифицировала Европейскую конвенцию по правам человека (14 июня
1955 г.) и была принята Брюссельская конвенция от 12 сентября
1962 г. об установлении материнства внебрачных детей
(см. п. 20 выше).
Действительно, в то время, когда разрабатывалась Конвенция о
защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г., во
многих странах Европы различия между семьями, имеющими "законных"
и "незаконных" детей, считались допустимыми и нормальными. Однако
Суд обращает внимание на то, что Конвенция должна толковаться с
точки зрения условий сегодняшнего дня (Решение по делу Тирера от
25 апреля 1978 г. Серия A, т. 26, с. 15, п. 31). В связи с
настоящим делом Суд не может не выразить удовлетворения тем
фактом, что национальные законодательства подавляющего большинства
стран - членов Совета Европы одновременно с соответствующими
международными правовыми актами реально эволюционировали и
продолжают эволюционировать в направлении полного юридического
признания истины "mater semper certa est" - "мать всегда
достоверно известна".
Из десяти государств, принимавших участие в разработке
Брюссельской конвенции, к настоящему времени только восемь
подписали ее и только четыре ратифицировали. Европейская конвенция
от 15 октября 1975 г. о правовом статусе детей, рожденных вне
брака, к настоящему времени подписана лишь десятью и
ратифицирована только четырьмя странами - членами Совета Европы.
Мало того, статья 14 (1) указанной Конвенции разрешает любому
государству делать до трех оговорок, одна из которых теоретически
может иметь отношение именно к процедуре установления материнства
в отношении внебрачных детей.
Однако существующее положение дел не надо понимать как
противодействие упомянутой выше эволюции в этой области. Подписаны
и введены в действие две соответствующие Конвенции. Тот факт, что
их подписало и ратифицировало пока небольшое число государств, не
означает отказа остальных от признания равенства "незаконных" и
"законных" детей, как это имеет место в рассматриваемом деле.
Официальная пояснительная записка к законопроекту,
направленному бельгийским Правительством в Сенат 15 февраля
1978 г. (см. п. 21 выше), является свидетельством правовой
эволюции. В записке указывается, что "в течение последних лет
некоторые европейские страны, включая Федеративную Республику
Германии, Великобританию, Нидерланды, Францию, Италию и Швейцарию,
приняли новое законодательство, которое коренным образом изменяет
традиционные законы о признании факта отцовства (материнства) и
устанавливает почти полное равенство в правах между
законнорожденными и незаконнорожденными детьми". Отмечается также,
что "желание положить конец любого рода дискриминации и
ликвидировать все виды неравенства, основанные на факте
рождения... прослеживается в работе различных международных
организаций". Что касается Бельгии, то в документе подчеркивается,
что разница в отношении бельгийских властей к различным категориям
граждан в зависимости от того, рождены они в браке или вне его,
является "вопиющим нарушением" фундаментальных принципов равенства
любого гражданина перед законом (статья 6 Конституции). Далее
указывается, что "юристы и общественное мнение во все возрастающей
степени убеждены в необходимости покончить с дискриминацией в
отношении (незаконных) детей".
42. Правительство утверждает, что применение принципа "mater
semper certa est" должно сопровождаться, как это предусмотрено
законопроектом 1978 г., реформой процедуры установления
материнства. В противном случае произойдет значительное и
одностороннее увеличение бремени ответственности, возлагаемой на
незамужних матерей. Таким образом, с точки зрения Правительства,
данная проблема носит всеобъемлющий характер, и любое ее
фрагментарное решение может оказаться безрезультатным. Суд
обращает внимание на то, что в его задачу входит принятие решения
лишь по некоторым аспектам процедуры признания материнства в
отношении "незаконных" детей в рамках бельгийского
законодательства. Он не исключает того, что судебное решение по
вопросу нарушения Конвенции по одному из направлений может сделать
желаемой или необходимой реформу законодательства по другим
направлениям, не являющимся предметом рассмотрения по данному
делу. Государству - ответчику, и только ему, надлежит принять
необходимые с его точки зрения меры для обеспечения логичности и
последовательности норм своего национального законодательства.
43. Различие в статусе детей, являющееся предметом жалобы
заявительниц, не имеет объективного и разумного оправдания. Таким
образом, процедура установления материнства для Александры Маркс
представляет собой нарушение статьи 14 в сочетании со статьей 8
Конвенции по отношению к обеим заявительницам.
B. Семейно-правовые отношения Александры Маркс
44. В соответствии с бельгийским законодательством, ребенок,
рожденный в браке, непосредственно после рождения полностью
интегрируется в семью, в то время как признанный "незаконный"
ребенок и даже усыновленный (удочеренный) остается в принципе за
пределами семей своих родителей (см. п. 16 выше). Законодательство
предусматривает некоторые исключения (судебная практика стремится
увеличить их число), однако оно лишает внебрачного ребенка каких
бы то ни было прав в отношении собственности его родственников по
материнской и отцовской линиям (статья 756 in fine Гражданского
кодекса), не устанавливает в явной форме алиментарных обязательств
между ними, уполномочивает опекуна, а не ближайших родственников
давать согласие на брак и т.д.
Таким образом, у Александры в некотором роде никогда не было
правовых отношений с ее родственниками по материнской линии,
например, с ее бабушкой по линии матери, г-жой Викторин Либо,
умершей в августе 1974 г., или с тетей, г-жой Бланш Маркс
(см. п. 12 выше).
Заявительницы рассматривают такое положение как несовместимое
со статьей 8 Конвенции, как взятой отдельно, так и в сочетании со
статьей 14. Правительство не согласно с этой точкой зрения. Со
своей стороны Комиссия считает, что имеет место нарушение
статьи 8, взятой отдельно и в сочетании со статьей 14, по
отношению к Александре Маркс, равно как и нарушение статьи 14 в
сочетании со статьей 8 по отношению к Пауле Маркс.
1. О предполагаемом нарушении статьи 8 Конвенции,
взятой отдельно
45. По мнению Суда, "семейная жизнь" в том смысле, как ее
понимает статья 8, включает как минимум связи между ближайшими
родственниками, например между дедушками, бабушками и внуками,
поскольку такого рода отношения могут играть существенную роль в
семейной жизни.
"Уважение" к семейной жизни, понимаемое таким образом,
накладывает на государство обязательство способствовать
нормальному развитию таких связей (см. mutatis mutandis п. 31
выше). Однако развитие семейных отношений между незамужней матерью
и признанным ею ребенком может осложниться, если ребенок не
становится членом всей семьи его матери и если установление факта
материнства касается отношений лишь между матерью и ребенком.
46. Возражения Правительства сводятся к тому, что дедушка и
бабушка Александры не являются сторонами в настоящем деле. Более
того, у Суда нет данных о существующих и прошлых отношениях между
Александрой, с одной стороны, и ее дедушкой и бабушкой, с другой,
а также о том, что бельгийское законодательство действительно
чинило препятствия нормальному развитию этих отношений.
Суд не может согласиться с этим. Тот факт, что г-жа Викторин
Либо не обратилась с жалобой в Комиссию, никоим образом не лишает
заявительниц их права на постановку по собственной инициативе
вопроса об исключении одной из них из семьи другой. Кроме того,
ничто не доказывает отсутствия фактических отношений между
Александрой и ее бабушкой до смерти последней. Согласно
информации, полученной во время слушания, у Александры,
по-видимому, существовали также отношения с ее тетей.
47. Таким образом, на основании вышеизложенного Суд
констатирует нарушение статьи 8, взятой отдельно, по отношению к
обеим заявительницам.
2. О предполагаемом нарушении статьи 14 Конвенции
в сочетании со статьей 8
48. Суду необходимо определить, являются ли одна или обе
заявительницы жертвами дискриминации в области семейных отношений
в нарушение статьи 14 в сочетании со статьей 8. Одно из различий в
сфере отношений между "законными" и "незаконными" детьми касается
права наследования по закону (статья 756 in fine Гражданского
кодекса). Мнение Суда по этому вопросу изложено в п. 56 - 59 ниже.
В отношении данных различий Правительство не привело каких-либо
аргументов, кроме тех, которые имеют отношение к процедуре
установления материнства (см. п. 39 - 42 выше). Суд не находит
объективного и разумного оправдания для этих различий, которые
являются предметом настоящего разбирательства. Конечно,
"спокойствие" семей с "законными" детьми может быть нарушено, если
в семью матери юридически включается "незаконный" ребенок,
пользующийся теми же правами, что и ребенок, рожденный в браке.
Однако подобная ситуация не является основанием для лишения
внебрачного ребенка его основных прав. При этом Суд ссылается
также mutatis mutandis на доводы, изложенные в п. 40 и 41
настоящего Решения.
Таким образом, различия в статусе детей являются нарушением
статьи 14 в сочетании со статьей 8 по отношению к обеим
заявительницам.
C. Наследственные права заявительниц
49. Гражданский кодекс ограничивает в различной степени права
"незаконного" ребенка и его незамужней матери и при наследовании
по завещанию, и при наследовании по закону, равно как и
прижизненного распоряжения (см. п. 17 и 18 выше).
До ее признания 29 октября 1973 г. (на четырнадцатый день
жизни) Александра в соответствии со статьей 756 не обладала правом
наследования по закону имущества своей матери. В день ее признания
она обрела лишь статус "возможной наследницы" (статьи 756 - 758,
760 - 773). Только с момента ее удочерения 30 октября 1974 г.
Александра обрела право наследования имущества Паулы Маркс
(статья 365). При этом Александра никогда не обладала правами
наследования по закону в отношении имущества членов семьи своей
матери.
В промежутке времени между ее признанием и удочерением
Александра могла получить от своей матери путем дарения или
завещания не более того, что предусмотрено Гражданским кодексом в
случае наследования по закону (статья 908). Ограничение ее прав,
равно как и прав Паулы Маркс на распоряжение своим имуществом, не
существовало до 29 октября 1973 г. и отпало 30 октября 1974 г.
С другой стороны, Гражданский кодекс предоставляет "законным"
детям, с даты их рождения или даже зачатия, все те наследственные
права, в которых он отказывал и отказывает Александре. Гражданский
кодекс не ограничивает право замужних женщин, в отличие от Паулы
Маркс, распоряжаться своим имуществом.
Согласно заявительницам, такая система является нарушением по
отношению к ним статьи 8 Конвенции, как взятой отдельно, так и в
сочетании со статьей 14, а также в случае с Паулой Маркс -
статьи 1 Протокола N 1, как взятой отдельно, так и в сочетании со
статьей 14. Правительство оспаривает это. Со своей стороны,
Комиссия видит в этом лишь нарушение статьи 14 в сочетании со
статьей 1 Протокола N 1 по отношению к Пауле Маркс.
1. Наследственные права Александры
50. В отношении второй заявительницы позиция Суда основывается
только на статье 8 Конвенции, как взятой отдельно, так и в
сочетании со статьей 14. Суд исключает статью 1 Протокола N 1,
поскольку Суд вместе с Комиссией и Правительством считает, что
данная статья лишь констатирует право любого лица на
беспрепятственное распоряжение "своим" имуществом, а
следовательно, эта норма применима только к существующему
имуществу конкретного лица и не гарантирует право на приобретение
имущества путем наследования по закону и прижизненного
распоряжения. Кроме того, заявительницы, по-видимому, не
основывали иск Александры на этой норме. Поскольку статья 1
Протокола N 1 неприменима к данному делу, то отпадает вопрос и о
ее применении в сочетании со статьей 14 Конвенции.
51. Заявительницы рассматривают наследственное право как часть
семейных прав и, следовательно, как предмет рассмотрения статьи 8.
Правительство с этим не согласно. Большинство членов Комиссии
также не согласилось с мнением заявительниц. Однако, как указал
представитель Комиссии во время слушаний, меньшее число членов
Комиссии в составе шести человек считает право наследования детей
после родителей, а также внуков после дедушек и бабушек тесно
связанным с понятием семейной жизни и, тем самым, подпадающим под
действие статьи 8.
52. Суд разделяет мнение меньшинства. Вопросы наследования и
распоряжения своим имуществом в отношениях между ближайшими
родственниками тесно связаны с семейной жизнью. Она включает в
себя не только социальные, моральные и культурные отношения,
например, вопросы воспитания и образования детей, но и интересы
материального плана; об этом свидетельствуют алиментные
обязательства или обязательная доля в наследуемом имуществе,
предусмотренные национальными правовыми системами большинства
стран - участниц Конвенции. Несмотря на то, что права наследования
возникают лишь после смерти собственника имущества, когда семейная
жизнь претерпевает изменения или полностью прекращается, это
совсем не означает, что вопрос об этих правах не может возникнуть
при жизни собственника. Вопрос распределения имущества может быть
решен (и на практике решается довольно часто) путем завещания или
легата будущему наследнику. Таким образом, вопрос наследования
имущества является составной частью семейной жизни и по этой
причине не может игнорироваться.
53. Статья 8 не требует, чтобы ребенок имел право на
наследственную долю в имуществе своих родителей или других
ближайших родственников; в том, что касается имущественных
наследственных прав, статья 8 в принципе оставляет за
государствами - участниками выбор средств, позволяющих каждому
индивидууму вести нормальную семейную жизнь (см. п. 31), а такое
право ребенка не является необходимым для нормальной семейной
жизни. Таким образом, ограничения, накладываемые Гражданским
кодексом Бельгии на право Александры Маркс быть наследником по
закону, сами по себе не вступают в противоречие с Конвенцией, если
рассматривать эти ограничения независимо от породивших их причин.
Подобная аргументация должна применяться и к праву распоряжения
собственностью.
54. Однако существование различий между "законными" и
"незаконными" детьми в этих двух вопросах позволяет применить к
данному делу статьи 14 и 8, взятые вместе.
55. До момента ее удочерения 30 октября 1974 г. Александра
имела право на получение от Паулы Маркс определенной доли
имущества (см. п. 49 выше), которая была заметно ниже той, которую
получил бы ребенок, рожденный в браке. Суд считает, что такое
различие, в защиту которого Правительство не выдвинуло специальных
доводов, лишено объективного и разумного оправдания (см. mutatis
mutandis п. 40 и 41 выше).
Вместе с тем Правительство заявляет, что поскольку начиная с
30 октября 1974 г. вторая заявительница приобрела такие же
имущественные права, как и законный ребенок, то нецелесообразно
заниматься рассмотрением более раннего периода времени.
Этот довод представляет собой, по сути дела, одно из
предварительных возражений Правительства, которые были изложены
выше (см. п. 26 и 27). Кроме того, Суд, равно как и Комиссия,
считает, что уже сама необходимость прибегать к процедуре
удочерения для устранения вышеуказанного неравенства является
дискриминацией. Как подчеркивают заявительницы, процедура,
использованная с этой целью в настоящем деле, обычно применяется
для установления правовых отношений между лицом и ребенком при
отсутствии родственных уз. Сам факт, что незамужняя мать вынуждена
прибегнуть к подобной процедуре для улучшения имущественного
положения своей дочери, является игнорированием кровных отношений;
это использование института усыновления в несвойственных ему
целях. Кроме того, данная процедура требует значительного времени
и достаточно сложна. Но самое главное, ребенок в этом случае
полностью зависит от действий родителей. У него нет права
обратиться в суд по вопросу собственного усыновления.
56. В отличие от "законного" ребенка Александра до 30 октября
1974 г. не обладала каким-либо правом наследования имущества
членов семьи Паулы Маркс (см. п. 49 выше). Суд не находит этому
объективных или разумных оправданий.
По мнению Правительства, причина, по которой усыновление в
принципе не предоставляет ребенку имущественных прав в отношении
родственников усыновившего, в том, что эти родственники могут не
одобрять усыновление ребенка. Суд не считает нужным принимать в
настоящее время решение по этому вопросу, поскольку видит
дискриминацию в самой необходимости для матери прибегать к
процедуре усыновления собственного ребенка (см. п. 55 выше).
57. Что касается полноты имущественных прав, на которые
претендует вторая заявительница, то здесь Суд обращает внимание на
то, что законопроект, внесенный в Сенат 15 февраля 1978 г.
(см. п. 21 выше), декларирует во имя принципа справедливости
"ликвидацию унизительного статуса "законных" и "незаконных" детей,
наследующих по закону различные доли имущества".
58. Правительство также выражает одобрение в связи с
предполагаемым расширением имущественных прав "незаконных" детей.
Однако, по его мнению, указанная реформа должна быть осуществлена
без наделения нового закона обратной силой. Доводы Правительства
сводятся к следующему. Если Суд сочтет, что некоторые нормы
бельгийского законодательства не соответствуют Конвенции, это
будет означать, что они не соответствовали Конвенции сразу же
после ее вступления в силу в отношении Бельгии (14 июня 1955 г.).
Единственный способ избежать такого вывода - это признать, что
требования Конвенции с тех пор возросли. В противном случае
результатом настоящего судебного разбирательства явится
необходимость пересмотра множества наследственных дел, тем более
что для них бельгийским законодательством установлен 30-летний
срок давности.
Суд не видит свою задачу в том, чтобы рассматривать in
abstracto являющиеся предметом жалобы законодательные нормы,
поскольку он рассматривает лишь вопрос соответствия Конвенции
жалоб Паулы и Александры Маркс (см. п. 27 выше). Конечно,
представляется неизбежным, что решение Суда выйдет за пределы
границ данного конкретного дела, тем более что отмеченные
нарушения проистекают непосредственно из законодательства, а не из
действий или мер, осуществленных конкретными лицами. Однако в
своем решении Суд не намерен ставить вопрос об отмене этих
законодательных норм. Решение Суда носит главным образом
декларативный характер и оставляет за государствами - участниками
выбор средств, которые национальные правовые системы будут
использовать для выполнения своих обязательств по статье 53.
Тем не менее у Правительства, безусловно, присутствует
очевидный интерес к сфере действия настоящего Решения. Здесь
следует отметить два общих принципа, на которые недавно указал Суд
Европейских сообществ, а именно: "необходимо тщательно учитывать
практические последствия любого судебного решения", однако "не
следует при этом вредить объективности права и компрометировать
его будущее применение, распространяя действие решений на
прошедшее время" (Решение по делу Дефренн против Сабены
от 8 апреля 1976 г. с. 480). Европейский суд по правам человека
толкует положение Конвенции с точки зрения условий сегодняшнего
дня, однако различия в отношениях к "законным" и "незаконным"
детям, например, в вопросах наследственных прав, в течение долгих
лет считались допустимыми и нормальными во многих странах - членах
Конвенции (см. mutatis mutandis п. 41 выше). Путь к уравниванию в
правах был медленным. В прошлом также имело место обращение к
Конвенции с целью ускорить внесение изменений в соответствующие
национальные законодательства. Так, 22 декабря 1967 г. Комиссия
отклонила в соответствии со статьей 27 п. 2 жалобу (N 2775/67), в
которой оспаривались статьи 757 и 908 бельгийского Гражданского
кодекса. Позже Комиссия, кажется, более не сталкивалась с такого
рода вопросами вплоть до 1974 г. (жалоба N 6833/74 Паулы и
Александры Маркс). С учетом этих обстоятельств принцип правовой
определенности, который неотъемлемо присущ праву Конвенции и праву
сообщества, позволит Бельгии не прибегать к пересмотру судебных
решений или ситуаций, имевших место до принятия настоящего
Судебного решения. Более того, аналогичные решения уже приняты в
некоторых странах - участницах Конвенции, где действуют
конституционные суды. Публичное право этих стран ограничивает
возможность принятия конституционными судами решений, имеющих
обратную силу.
59. С учетом вышеизложенного Суд считает, что Александра Маркс
является жертвой нарушения статьи 14 в сочетании со статьей 8
Конвенции в силу как ограничения ее прав на получение имущества от
своей матери, так и полного отсутствия у нее прав на наследование
по закону имущества ее ближайших родственников по материнской
линии.
2. Наследственные права Паулы Маркс
60. С 29 октября 1973 г. (признание дочери) по 30 октября
1974 г. (ее удочерение) первая заявительница обладала лишь
ограниченным правом на распоряжение своим имуществом в пользу
дочери (см. п. 49 выше). Она обратилась с жалобой на нарушение
статьи 8 Конвенции и статьи 1 Протокола N 1, взятых в каждом
случае как отдельно, так и в сочетании со статьей 14.
a) О предполагаемом нарушении статьи 8 Конвенции, взятой
отдельно и в сочетании со статьей 14
61. Как было указано Судом ранее, статья 8 Конвенции имеет
прямое отношение к рассматриваемому вопросу (п. 51 и 52 выше). Тем
не менее статья 8 не гарантирует матери полную свободу в отношении
дарения или завещания своего имущества собственному ребенку,
поскольку данная статья в принципе оставляет за странами - членами
Конвенции право выбора необходимых средств, которые позволили бы
каждому вести нормальную семейную жизнь (см. п. 31 выше). Свобода
распоряжаться своим имуществом не является совершенно необходимой
для нормальной семейной жизни. Следовательно, ограничения, на
которые жалуется Паула Маркс, сами по себе не противоречат
Конвенции, но только если рассматривать эти ограничения вне связи
с породившими их причинами.
62. С другой стороны, различия между правовым положением
замужних и незамужних матерей действительно создают проблему.
Правительство не выдвинуло специальных доводов в защиту такого
рода различий. По мнению Суда (см. mutatis mutandis п. 40 и 41
выше), существование такого рода различий не имеет объективного и
разумного оправдания. На основании этого Суд констатирует
нарушение статьи 14 в сочетании со статьей 8 Конвенции.
b) О предполагаемом нарушении статьи 1 Протокола N 1, взятой
отдельно и в сочетании со статьей 14 Конвенции
63. Статья 1 Протокола N 1 гласит:
"Каждое физическое или юридическое лицо имеет право
беспрепятственно пользоваться своим имуществом. Никто не может
быть лишен своего имущества, кроме как в интересах общества и на
условиях, предусмотренных законом и общими принципами
международного права.
Предыдущие положения ни в коей мере не ущемляют права
государства обеспечивать действие таких законов, какие ему
представляются необходимыми для осуществления контроля за
использованием собственности в соответствии с общими интересами
или для обеспечения уплаты налогов или других сборов или штрафов".
По мнению заявительниц, вопросы наследственных прав Паулы
Маркс подпадают под действие inter alia этой статьи. Комиссия
согласилась с заявительницами, однако Правительство оспорило их
мнение.
Суд согласен с мнением Комиссии. Признавая право любого лица
на беспрепятственное пользование своим имуществом, статья 1 по
своей сути является гарантией права собственности. О нем прямо
говорит французский текст Конвенции, им пользовались во всех
проектах, в ходе подготовительных работ, да и терминология
английского текста имеет то же значение, поскольку право
распоряжаться своим имуществом является обычным и основополагающим
аспектом права собственности (см. Решение по делу Хэндисайда
от 7 декабря 1976 г. Серия A, т. 24, с. 29, п. 62).
64. Вместе с тем второй пункт статьи 1 дает государству -
участнику Конвенции право "обеспечивать выполнение таких законов,
которые ему представляются необходимыми для осуществления контроля
за использованием собственности в соответствии с общими
интересами". Этот пункт предоставляет странам - участницам
возможность самим судить о "необходимости" такого закона. Что
касается "общих интересов", то эта норма в некоторых случаях может
побудить законодателей к осуществлению "контроля за использованием
собственности", включая распоряжение и наследование.
Следовательно, ограничение, являющееся объектом жалобы первой
заявительницы, само по себе не противоречит Протоколу N 1.
65. Однако данное ограничение используется только по отношению
к незамужним матерям и не распространяется на матерей, находящихся
в браке. Поэтому Суд, как и Комиссия, считает, что подобное
различие в правах, в поддержку которого Правительство не выдвинуло
особых доводов, носит дискриминационный характер. С учетом
статьи 14 Конвенции Суд отказывается понимать, на каких таких
"общих интересах" или объективных и разумных обоснованиях может
основываться позиция государства, ограничивающего право незамужней
женщины дарить или завещать свое имущество собственному ребенку, в
то время как такие ограничения не распространяются на замужнюю
женщину. В этом вопросе Суд делает ссылку также mutatis mutandis
на п. 40 и 41 настоящего Решения.
Таким образом, Суд считает, что в данном вопросе имеет место
нарушение статьи 14 Конвенции, взятой как отдельно, так и в
сочетании со статьей 1 Протокола 1, по отношению к Пауле Маркс.
D. О предполагаемом нарушении статей 3 и 12 Конвенции
66. Заявительницы утверждают, что бельгийское
законодательство, являющееся предметом их жалобы, унижает их
человеческое достоинство. Они настаивают на том, что
законодательство подвергает их "унижающему достоинство обращению",
что подпадает под действие статьи 3 Конвенции. Правительство с
этим не согласно. Комиссия, со своей стороны, не считает
необходимым рассматривать данное дело в рамках статьи 3.
По мнению Суда, хотя законодательные положения, имеющие
отношение к данному делу, скорее всего содержат нечто такое, из-за
чего заявительницы испытывают чувство унижения, тем не менее
трудно увидеть в этом унижающее человеческое достоинство обращение
в том смысле, как это понимается в статье 3.
67. В докладе от 10 декабря 1977 г. Комиссия высказала мнение
о том, что статья 12, относящаяся к "праву вступать в брак и
создавать семью", не имеет отношения к данному делу.
Заявительницы же придерживаются той точки зрения, что
бельгийский Гражданский кодекс отказывается уважать право Паулы
Маркс не вступать в брак, которое, по их мнению, гарантируется
статьей 12. Они утверждают, что для получения Александрой статуса
"законного" ребенка ее мать должна вступить в брак. В этой связи
Суд обращает внимание на то, что нет никаких препятствий
юридического характера к тому, чтобы заявительница осуществила
свое право на вступление в брак или сохранила за собой право
оставаться незамужней. Следовательно, Суд не видит необходимости
принимать решение по вопросу о том, включает ли в себя Конвенция
или нет право не вступать в брак.
По мнению заявительниц, тот факт, что по закону родители
"незаконного" ребенка не обладают теми же правами, что и
находящиеся в браке муж и жена, также является нарушением
статьи 12. В соответствии с их толкованием статьи 12, все правовые
последствия брака должны в равной степени быть применимыми к
ситуациям, которые в некотором роде сходны с ним. Суд не может
согласиться с этим доводом. Как и Комиссия, Суд считает, что этот
вопрос находится за пределами сферы применения статьи 12.
С учетом вышеизложенного Суд не видит нарушения статьи 12
Конвенции.
E. Применение статьи 50 Конвенции
68. Во время разбирательства дела 24 октября 1978 г.
г-жа Ван Лоок обратилась к Суду с просьбой присудить
заявительнице, в соответствии со статьей 50 Конвенции, один
бельгийский франк в качестве компенсации за моральный вред.
Правительство не высказало мнения по данному вопросу.
Суд не видит препятствий для решения этого вопроса (статья 50
п. 3, первое предложение Регламента в сочетании со статьей 48
п. 3). В конкретных обстоятельствах данного дела Суд
придерживается мнения, что само решение Суда, признавшего
нарушения прав заявительниц, является достаточным возмещением
причиненного им морального вреда.
ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ СУД
I. О предварительных возражениях Правительства
1. Постановил четырнадцатью голосами против одного, что
заявительницы являются "жертвами" нарушения их прав в свете
статьи 25 Конвенции.
II. О процедуре установления материнства
по отношению к Александре Маркс
2. Постановил десятью голосами против пяти, что имело место
нарушение статьи 8 Конвенции, взятой отдельно, в отношении Паулы
Маркс.
3. Постановил одиннадцатью голосами против четырех, что имело
место нарушение статьи 14 Конвенции в сочетании со статьей 8 по
отношению к этой заявительнице.
4. Постановил двенадцатью голосами против трех, что имело
место нарушение статьи 8 Конвенции, взятой отдельно, по отношению
к Александре Маркс.
5. Постановил тринадцатью голосами против двух, что имело
место нарушение статьи 14 Конвенции в сочетании со статьей 8 по
отношению к этой заявительнице.
III. О семейных правоотношениях Александры Маркс
6. Постановил двенадцатью голосами против трех, что имело
место нарушение статьи 8 Конвенции, взятой отдельно, по отношению
к обеим заявительницам.
7. Постановил тринадцатью голосами против двух, что имело
место нарушение статьи 14 Конвенции в сочетании со статьей 8 по
отношению к обеим заявительницам.
IV. О наследственных правах Александры Маркс
8. Постановил единогласно, что статья 1 Протокола N 1 не
применима к жалобе Александры Маркс.
9. Постановил единогласно, что отсутствует нарушение статьи 8
Конвенции, взятой отдельно, по отношению к этой заявительнице.
10. Постановил тринадцатью голосами против двух, что имело
место нарушение статьи 14 Конвенции в сочетании со статьей 8 по
отношению к этой же заявительнице.
V. О наследственных правах Паулы Маркс
11. Постановил единогласно, что отсутствует нарушение статьи 8
Конвенции, взятой отдельно, по отношению к Пауле Маркс.
12. Постановил тринадцатью голосами против двух, что имело
место нарушение статьи 14 Конвенции в сочетании со статьей 8 по
отношению к этой заявительнице.
13. Постановил десятью голосами против пяти, что статья 1
Протокола N 1 может быть применена к жалобам Паулы Маркс.
14. Постановил девятью голосами против шести, что отсутствует
нарушение данной статьи, взятой отдельно, по отношению к этой
заявительнице.
15. Постановил десятью голосами против пяти, что имело место
нарушение статьи 14 Конвенции в сочетании со статьей 1
Протокола N 1 по отношению к этой заявительнице.
VI. О предполагаемом нарушении статей 3 и 12 Конвенции
16. Постановил единогласно, что в данном деле отсутствует
нарушение статьи 3 или статьи 12 Конвенции.
VII. О статье 50 Конвенции
17. Постановил девятью голосами против шести, что результаты
настоящего разбирательства дела являются сами по себе надлежащим
справедливым возмещением вреда в целях статьи 50 Конвенции.
Совершено на французском и английском языках, причем
французский текст является аутентичным, и оглашено во Дворце прав
человека в Страсбурге 13 июня 1979 г.
За Председателя
Заместитель Председателя
Жерар ВИАРДА
Грефье
Марк-Андре ЭЙССЕН
В соответствии со статьей 51 п. 2 Конвенции и статьей 50 п. 2
Регламента Суда к настоящему Решению прилагаются отдельные мнения
судей.
Кроме того, г-н Балладоре Пальери, г-н Зекиа, г-жа Педерсен,
г-н дер Меерш, г-н Эвригенис и г-н Лагергрен высказывают
несогласие с большинством членов Суда в отношении п. 14
постановляющей части Решения Суда (п. 2 статьи 50, in fine
Регламента Суда). Они считают, что имело место нарушение статьи 1
Протокола N 1, взятой отдельно, по отношению к Пауле Маркс.
СОВМЕСТНОЕ ОСОБОЕ МНЕНИЕ
СУДЕЙ БАЛЛАДОРЕ ПАЛЬЕРИ, ПЕДЕРСЕН,
ГАНСГОФА ВАН ДЕР МЕЕРША, ЭВРИГЕНИСА, ПИНЕЙРО ФАРИНЬИ
И ГАРСИА ДЕ ЭНТЕРРИА О ПРИМЕНЕНИИ СТАТЬИ 50
Мы относимся к членам Суда, голосовавшим за то, что имеет
место нарушение статьи 8, взятой отдельно, и статьи 14 в сочетании
со статьей 8. Однако мы сожалеем, что не можем согласиться с
большинством наших коллег, отклонивших просьбу заявительниц о
предоставлении им одного бельгийского франка в качестве
компенсации за "моральный ущерб" на том основании, что они сочли
достаточным возмещением факт признания Судом нарушения их прав,
гарантированных Конвенцией.
Г-жа Паула Маркс, факт материнства которой закон отказался
признать, испытала чувство страдания, боли и оскорбленного
материнского достоинства. Причиной явилось то, что девочка,
которую она произвела на свет, с самого момента ее рождения
явилась объектом открытой дискриминации по сравнению с детьми,
рожденными в браке. Кроме того, г-жа Маркс столкнулась с
болезненной и удручающей альтернативой. Либо она признает свою
дочь и нанесет ей вред, поскольку право матери дарить или завещать
имущество собственной дочери в этом случае будет ограничено
(см. п. 36), либо она должна будет отказаться от установления
юридических отношений со своей дочерью. Обстоятельства данного
дела таковы, что требуют нахождения определенной формы
справедливого и гарантированного удовлетворения, а не просто
констатации нарушения прав г-жи Паулы Маркс, т.е., по нашему
мнению, требуют присуждения ей суммы в один бельгийский франк.
Это тем более верно, что мучения, страдания и боль, которые
испытывала мать в данном случае, длились до тех пор, пока
г-жа Паула Маркс не приняла окончательного решения удочерить
собственного ребенка, с тем чтобы уменьшить последствия
дискриминации, которой подвергалась ее дочь.
В Решении по делу Голдера Суд постановил, что для
справедливого удовлетворения прав заявителя достаточно простой
констатации нарушения этих прав (Решение от 21 февраля 1975 г.
Серия. A, т. 18, с. 23, п. 46). Это Решение Суда не было одобрено
некоторыми из нижеподписавшихся судей. Однако ситуация в деле
Голдера отличалась от ситуации в деле г-жи Паулы Маркс. В Решении
по делу Голдера заявитель не подал прошения о справедливом
удовлетворении, и Суд поднял этот вопрос по собственной инициативе
(см. вышеупомянутое Решение от 21 февраля 1975 г., там же).
По нашему мнению, решение о том, что признание Судом нарушений
само по себе является справедливым удовлетворением для потерпевшей
стороны, не имеет под собой основания. Мы считаем, что оценка
того, что является справедливым удовлетворением для потерпевшей
стороны, равно как и формы такого удовлетворения, должны зависеть
от конкретных фактов и обстоятельств каждого отдельного дела.
В настоящем деле Александра в силу ее младенческого возраста
была ограждена от мучений, страданий и боли из-за нарушения ее
правового статуса и осознания последствий того, что ждет ее в
будущем. Несмотря на то, что бремя забот по судебным делам несла
ее мать, последствия дискриминации, которым подвергалась
Александра, не переставали существовать даже после ее удочерения.
Это склоняет нас к мысли о том, что имеются все основания, чтобы
присудить также и Александре Маркс символическое справедливое
удовлетворение, т.е. сумму в один бельгийский франк, а не просто
принять решение о нарушении ее прав.
Паула Маркс и ее дочь ограничили свой иск о компенсации ущерба
строгим финансовым минимумом. Эта предельная скромность
заявительниц объясняется их совместным желанием, основанным на
понятии чести и сдержанности, не извлекать материальной выгоды из
безысходной ситуации, в которую они были ввергнуты
законодательством Бельгии. Их иск - это принципиальная просьба о
справедливой компенсации морального ущерба, и она носит личный
характер. Этот иск обусловлен нанесенным им вредом, а также их
интересами после признания их жертвами правовой ситуации,
существующей в государстве. Более того, ни в Конвенции, ни в
принципах международного права нет положений, которые запрещали бы
предоставление потерпевшим символического справедливого
удовлетворения по такого рода фактам.
ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ О'ДОНОХЬЮ
Суд должен был ответить на ряд поставленных вопросов.
Насколько я понимаю, краеугольным камнем жалобы матери и дочери
был вопрос об отсутствии уважения к их личной и семейной жизни. Я
понимаю, что Паула и Александра могли вести личную и семейную
жизнь, основанную не на браке и не на принципах семьи, как о ней
говорит статья 12 Конвенции.
Я считаю необходимым выделить слово "каждый" в начале
статьи 8, подчеркнуть отсутствие требования заключать брак в
статье 12, расширить слово "семья" в статье 8 в противовес
использованному в статье 12.
По действующему законодательству Бельгии принцип mater semper
certa est не был применен к Пауле и Александре, и им необходимо
было осуществить два юридических акта (признание и удочерение),
прежде чем их статус хотя бы частично приблизился к статусу
замужней матери и ребенка, рожденного в браке. Все неприятности,
произошедшие с матерью и дочерью в настоящем деле, проистекают из
факта рождения ребенка вне брака. Имеющиеся правовые различия в
степени уважения личной и семейной жизни Паулы и Александры
представляют собой, по моему мнению, дискриминацию, запрещенную
статьей 14. Соответственно, в данном деле имеет место нарушение
статьи 8 и статьи 14 по отношению к обеим заявительницам.
Я не считаю допустимым толковать столь широко содержание
статьи 8, чтобы увидеть в ней права наследования имущества
родителей, братьев и сестер Паулы. Эта статья говорит о "праве на
уважение личной и семейной жизни, неприкосновенности жилища и
тайны корреспонденции", и я не вижу основания включить в этот
текст право наследовать после родителей и ближайших родственников
Паулы.
Этот довод, по моему мнению, усиливается содержанием статьи 1
Протокола N 1 в части, касающейся права собственности и права
"беспрепятственного пользования своим имуществом".
Во многих странах - членах Совета Европы наблюдаются заметные
изменения в семейном праве, а также тенденции включить в
национальное законодательство полностью или частично предложения,
содержащиеся в Конвенции о правовом положении внебрачных детей.
Однако ответы на вопросы, содержащиеся в настоящем деле, следует
дать только путем толкования статьи 8 и соответствующего
бельгийского законодательства. Как явствует из этого
законодательства в отношении актов признания и усыновления, в нем
содержатся различные юридические нормы, применяемые к замужней
матери и ее ребенку, с одной стороны, и незамужней матери и ее
ребенку, с другой. В контексте статьи 14 совершенно очевидно
нарушение статьи 8.
Я не смог установить каких бы то ни было нарушений статей 3
или 12 Конвенции, равно как и статьи 1 Протокола N 1.
ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ ТОРА ВИЛЬЯЛМСОНА
1. Как явствует из постановляющей части Судебного решения, во
время разбирательства дела было сочтено необходимым провести
голосование не менее чем по семнадцати пунктам. По семи из них я
оказался в меньшинстве. В этом отдельном и частично особом мнении
я сгруппировал все вопросы по соответствующим темам.
2. Применение статьи 8 Конвенции, взятой отдельно, к процедуре
установления факта материнства в отношении Александры Маркс.
Этот вопрос включен в п. 2 и 4 постановляющей части Решения
Суда. Как видно из п. 36 Решения, процедура признания ребенка
Паулой Маркс, пожелавшей установить факт материнства в отношении
своей дочери Александры, была исключительно проста, причем
настолько, что я не могу понять, каким образом применение столь
несложной процедуры могло само по себе стать нарушением Конвенции
в отношении первой заявительницы.
Тот факт, что согласно бельгийскому законодательству
незамужняя мать, желающая формально признать своего ребенка,
сталкивается с некой альтернативой, является отдельным вопросом.
Этот вопрос касается финансовых отношений между матерью и
ребенком. Конечно, существование такой альтернативы может вызвать
определенную нерешительность у матери. По этой причине мать может
отказаться от признания своего ребенка. Как сказано в п. 5
настоящего отдельного мнения, я пришел к заключению о том, что
финансовые вопросы в семейных отношениях находятся за пределами
сферы применения статьи 8. Соответствующим образом я считаю, что
проблема выбора, стоящая перед матерью (п. 36 Решения Суда), не
имеет прямого отношения к рассматриваемому нами вопросу. В связи с
этим я не нахожу нарушения статьи 8, взятой отдельно, в отношении
первой заявительницы.
Трудно не согласиться с большинством членов Суда, когда они
констатируют (п. 37 Решения), что в соответствии с бельгийским
законодательством для Александры представляется непростым делом
установить факт материнства. В этой связи признание матерью своей
дочери в возрасте тринадцати дней не является решающим фактором.
Тем не менее не могу согласиться с мнением большинства членов
Суда, которые считают, что имело место нарушение статьи 8, взятой
отдельно. Даже если бельгийский закон признавал бы материнство на
основании только факта рождения, это представляло бы весьма
ограниченную ценность для Александры в том случае, если бы ее мать
- чего нет в данном деле - не пожелала вести совместно с ней
семейную жизнь, которую защищает статья 8. Фактически любая мать в
зависимости от того, как она относится к своему ребенку, имеет
возможность принять решение, следует ли вести с ним совместную
семейную жизнь или нет. Ни один закон не обеспечит достойную
семейную жизнь для ребенка, если того не пожелает его мать. Более
того, мать может принять практические и юридические меры для
прекращения семейной жизни, которую она вела совместно со своим
ребенком. Это может произойти, например, в том случае, если она
стремится к усыновлению своего ребенка другими людьми.
Устанавливает или не устанавливает закон юридические отношения
между ребенком и его незамужней матерью на основе лишь факта
рождения, не является безразличным с точки зрения применения
статьи 8. Однако если рассматривать данную ситуацию в свете
упомянутых выше возможностей матери не допустить создания и
продолжения отношений семейной жизни между ней и ее ребенком, то
создавшаяся в соответствии с бельгийским законодательством
правовая ситуация представляется не имеющей отношения к делу.
Определенная степень применимости законодательства является
предварительным условием для определения факта нарушения Конвенции
в данной сфере. Вышеуказанное приводит меня к заключению, что
нарушение статьи 8, взятой отдельно, по отношению ко второй
заявительнице также не имело места.
3. Применение статьи 8 Конвенции в сочетании со статьей 14 к
процедуре установления материнства в отношении Александры Маркс.
Этот вопрос содержится в п. 3 и 5 Постановления Суда.
Большинство членов Суда констатировало нарушение статей 8 и 14,
взятых вместе. Я не разделяю эту точку зрения в отношении Паулы
Маркс. Как сказано выше, процедура признания в действительности
была очень простой. Именно сама процедура, а не финансовые
последствия признания является единственным вопросом, имеющим
отношение к данному делу. С моей точки зрения, процедура была
настолько простой, что положение, в котором оказалась Паула Маркс
в сравнении с положением замужних матерей, не является достаточным
для констатации нарушения рассматриваемых нами статей.
С другой стороны, я согласился с большинством членов Суда, что
имело место нарушение статьи 14 в сочетании со статьей 8 по
отношению к Александре Маркс. Как указано выше, я считаю, что
статья 8 имеет отношение к данному делу, хотя полагаю, что, взятая
отдельно, она не была нарушена. В соответствии с судебной
практикой Суда это означает, что имеет место нарушение статьи 14 в
сочетании со статьей 8. Совершенно ясно, что бельгийский закон
поставил Александру на более низкую ступень по сравнению с детьми
замужних матерей. Это различие не имеет оправдания и является
вполне достаточным и серьезным. Поэтому я считаю, что оно ведет к
нарушению Конвенции.
4. Правовые семейные отношения Александры Маркс.
Этот вопрос содержится в п. 6 и 7 постановляющей части Решения
Суда. Я не согласен с большинством членов Суда, что оба эти пункта
имеют отношение к данному вопросу.
Как известно, ребенок незамужней матери в Бельгии по закону
автоматически не становится членом семьи матери. Однако само собой
разумеется, что ребенок фактически может вести семейную жизнь в
пределах данной семьи.
Я не нашел в Конвенции какого бы то ни было упоминания о том,
что страны - участницы Конвенции обязаны юридически
регламентировать вопросы семейных отношений. Как сказано в п. 31
настоящего Судебного решения, статья 8 предполагает наличие семьи.
В данном деле отсутствуют указания на то, что между Александрой,
ее бабушкой, ее тетей или другими родственниками по материнской
линии фактически имела место семейная жизнь. Если бы это было так,
то маленькая Александра должна была бы уважать такую семейную
жизнь в соответствии со статьей 8. Но положение дел было бы
аналогичное, если бы Александра жила, скажем, с замужней парой, не
связанной с нею узами крови. Я не смог найти обязанность
законодателя регламентировать отношения между внебрачным ребенком
и его родственниками по материнской линии. Мне представляется, что
практические последствия такой правовой ситуации были бы
минимальными, за исключением финансовых вопросов, изложенных в
п. 5 ниже.
5. Наследственные права заявительниц
Этот вопрос содержится в п. 8 - 15 постановляющей части
Решения. Я оказался в меньшинстве по п. 10 и 12 Решения.
По моему мнению, сравнительное рассмотрение статьи 8
Конвенции, с одной стороны, и статьи 1 Протокола N 1, с другой,
показывает, что статья 8 не регламентирует финансовую сторону
отношений между заявительницами. Как я понимаю, вышеуказанное
приводит к заключению об отсутствии нарушения как статьи 8, взятой
отдельно, так и статьи 14 в сочетании со статьей 8 в том, что
касается бельгийского законодательства о наследственных правах
заявительниц.
ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ СЭРА ДЖЕРАЛЬДА ФИЦМОРИСА
I. Вопрос применимости в общем плане
1. Вынужден назвать этот документ "особым" мнением в связи с
тем, что, хотя по ряду вопросов я и голосовал вместе с
большинством членов Суда <1>, тем не менее я не согласен с ними
по тем вопросам, которые являются основополагающими для решения
главных вопросов данного дела, по которым Суд высказался в пользу
заявительниц. Но ведь именно от этих вопросов зависит решение и
большинства других.
--------------------------------
<1> Это пункты 8, 9, 11 и 16 постановляющей части, где Суд был
единогласен, и пункт 17, принятый по большинству голосов.
2. Оставляя в стороне вопрос статуса каждой из заявительниц
как предполагаемых "жертв" в значении статьи 25 Конвенции по
правам человека, считаю, что главным из основополагающих вопросов
данного дела является применимость или сфера действия статьи 8
Конвенции, т.е. применима она или нет к конкретным жалобам
заявителей или жалобам, сделанным от лица заявителей.
Другим принципиальным вопросом является применимость статьи 1
Протокола N 1 Конвенции. Эти два вопроса автоматически определяют
вопрос применимости статьи 14 к тому, о чем будет сказано ниже.
В отношении жалоб по другим правовым нормам, а именно по
статьям 3, 12 и 50, то они также зависят от статьи 14 или от
аналогичных ей основополагающих норм. Однако как бы там ни было, в
любом случае Суд выступил против жалоб заявительниц по этим трем
статьям, и я согласен с мнением Суда.
3. Вопрос применимости правовой нормы (едва ли есть
необходимость говорить об этом) юридически полностью отличен от
вопроса о том, имело ли место нарушение данной нормы в том или
ином деле. Вопросы применимости или сферы действия правовой нормы
носят строго предварительный характер. Правовая норма (правило,
статья, пункт и т.д.) применима в деле, если она хотя бы в первом
приближении имеет отношение к виду, категории, типу, жанру
вопроса, являющегося предметом жалобы по данному делу, и / или
если она имеет отношение к фактам, событиям или обстоятельствам
дела. Если это не так, т.е. если норма имеет другой предмет, то
тогда совершенно ясно, что она не находится в связи с жалобой, и
вопрос возможного нарушения Конвенции не возникает. Не может быть
нарушена норма, которая не применима к конкретному делу, иными
словами, если сфера ее действия иная.
4. С другой стороны, если норма применима и соответственно
возможен вопрос, имеет ли место ее нарушение (в ином случае такой
вопрос не может быть задан), это еще не означает, что нарушение
действительно имело место. Таким образом, ответчик не отвечает:
а) если статья или пункт не применимы к данному делу и б) если
они применимы, однако не были нарушены. Только если они применимы
и одновременно имеет место их нарушение, то ответчик может быть
признан виновным в нарушении Конвенции (если речь идет о Конвенции
о правах человека).
5. Все, что я сказал выше, элементарно просто. Это обычные
положения, на которых, может быть, и не стоило бы останавливаться,
потому что с ними, в принципе, согласен каждый. Однако принцип
очень легко упустить из виду, когда острое желание добиться
конкретных результатов (сколь ценными они ни казались бы)
пересиливает голос правовой совести. В связи с этим стоит еще раз
вернуться к сказанному выше, поскольку это имеет самое прямое
отношение к настоящему делу и является его наиболее важным
аспектом. Общая отдаленная связь между предметом статьи и
содержанием жалобы недостаточна, чтобы сделать норму применимой к
ней. Главное здесь заключается в том, относится ли то и другое
(норма и жалоба) к одному и тому же классу или к одной и той же
юридической категории. В определенных пределах почти любой вопрос
можно представить имеющим отношение к любому другому вопросу или
принадлежащим к одной и той же с ним категории. Свидетельством
этому является попытка, сделанная в настоящем деле (однако
справедливо отвергнутая Судом), заявить о нарушении статьи 3
Конвенции <2>. Но дело не только в том, что данная жалоба
представляет собой некий "подводный камень".
--------------------------------
<2> Полагаю, что Суд должен был, отвергая эту попытку, пойти
еще дальше и подчеркнуть, что статья 3 Конвенции имеет в виду
совсем другую ситуацию, ничем не похожую на ситуацию заявительниц.
II. Вопрос о применимости статьи 8 Конвенции
6. Этот вопрос является ключевым в настоящем деле, поскольку
от него, так или иначе, зависит не только решение большинства
других вопросов, но, вне всякого сомнения, без предварительной
уверенности в том, что на него будет дан положительный ответ,
другие вопросы вообще скорее всего не были бы подняты и едва ли
можно было ожидать их положительного решения.
По мнению Суда, второй пункт статьи 8 не имеет отношения к
делу, поскольку отсутствует информация о том, что бельгийские
власти предприняли позитивные или конкретные действия в виде
"вмешательства" в личную и семейную жизнь заявительниц и т.п.
Реально обвинение было выдвинуто против бельгийского
законодательства как такового, в котором, как было заявлено,
отсутствует уважение по отношению к правам заявительниц, поскольку
именно законодательство способствовало созданию ситуации, о
которой речь идет в сноске N 2. Как следствие, Суд основывался
исключительно на статье 8 п. 1. Однако, с моей точки зрения, п. 2
также относится к делу и не потому, что имели место конкретные
факты вмешательства бельгийских властей в семейную жизнь
заявительниц, но в силу того, что ссылка на подобное (возможное)
вмешательство, содержащаяся в п. 2, помогает пролить свет на
истинное содержание п. 1 путем определения пределов действия
статьи 8 в целом, т.е. в каких пределах она применима. К этому
вопросу я вернусь позже.
7. Совершенно ясно, по крайней мере для меня (и эта мысль
подтверждается общественным климатом, в котором была создана
Европейская конвенция по защите прав человека), что главной, если
не единственной целью и сферой применения статьи 8 является то,
что я назвал бы "защита дома и семьи" индивида. Теперь он и его
семья уже не будут разбужены в 4 часа утра стуком в дверь. Положен
конец проникновению властей в жилище, обыскам и допросам,
проверкам, задержанию и конфискации корреспонденции, установке
подслушивающих устройств, ограничению на использование радио и
телевидения, прослушиванию телефонных разговоров или отключению
телефона, а также таким принудительным мерам, как прекращение
подачи электроэнергии и воды, таким мерзостям, как требования,
чтобы дети доносили на своих родителей, муж на жену и жена на
мужа, короче говоря, всем этим фашистским и коммунистическим
методам времен инквизиции, которые не так уж часто встречались по
крайней мере в Западной Европе после периода религиозной
нетерпимости и угнетения до тех пор, пока (после того как
идеология заменила религию) не стали обычным делом во многих
странах в период между двумя мировыми войнами и в более позднее
время. Именно это, а не внутреннее национальное законодательство,
относящееся к семейным вопросам, стало предметом статьи 8. Статья
была создана ради искоренения этих ужасов, актов тирании и
надругательства над "личной и семейной жизнью, неприкосновенностью
жилища и тайной корреспонденции", ради права человека на уважение
его личной жизни, но не гражданского состояния детей.
8. Очевидно, что жалоба, поданная заявительницами в настоящем
деле, не имеет ничего общего с тем, что описано в предыдущем
пункте. Они не подвергались какому бы то ни было из указанных
действий, они не жили в условиях режима, который считает подобные
методы законными и, мало того, может применить их на практике. Так
что (сравните недавнее Решение Суда по делу Класса от 6 сентября
1978 г. Серия A, т. 28) малейшая возможность принятия властями
хотя бы некоторых из таких мер, как прослушивание телефонных
разговоров и проверка корреспонденции, имела бы конкретное влияние
на повседневную жизнь заявителей. Жалоба заявительниц совсем иного
свойства и заключается в следующем. Заявительницы живут в правовом
государстве, в котором в случае рождения "незаконнорожденных"
детей не признаются правовые отношения между матерью и ребенком
просто по факту его рождения per se (в противовес естественным
кровным отношениям, которые, конечно, полностью признаются).
Частью жалобы является то, что такая ситуация ставит незамужнюю
мать и ее внебрачного ребенка в унизительное положение по
сравнению с родителями, состоящими в браке, и их детьми. Положение
неравенства будет продолжать иметь место даже в том случае, если
подобная ситуация будет изменена (т.е. если между матерью и
ребенком будут созданы отношения, признаваемые законом) путем
принятия соответствующих мер как матерью, так и от имени ребенка
через систему опекунства, предусмотренную бельгийским законом для
такого рода дел. Является ли такая ситуация нарушением статьи 8
(если предположить, что эта норма применима к такого рода жалобам)
- это отдельный вопрос, который я не затрагиваю в настоящий
момент. Однако это помогает мне перейти к следующему вопросу.
9. Можно со всей справедливостью утверждать, что, хотя главная
и, пожалуй, в настоящее время единственная реальная цель статьи 8
указана в п. 7 настоящего особого мнения, тем не менее в своей
формулировке статья 8 должна предполагать возможность своего более
широкого применения, с тем чтобы в рамках этой статьи можно было
рассмотреть любую ситуацию (вопросы отсутствия уважения, вопросы
такого плана или категории, как "личная и семейная жизнь... дом
и... корреспонденция", или некоторые дополнительные вопросы,
связанные или не связанные с указанными выше) при условии, что эти
вопросы будут рассмотрены в соответствии с имеющими к ним
отношение нормами права, а не на основании некой произвольной
интерпретации этих норм с целью получения удобного и
самодостаточного результата. Таким образом, в настоящем деле
правовые нормы, которые, по мнению заявителей, допускают нарушение
их прав, должны принадлежать к одной и той же юридической
категории, как те нормы, которые касаются личной и семейной жизни
и т.п. Однако в данном случае дело обстоит иначе.
10. По моему мнению, юридическая категория, к которой
собственно относится предмет настоящего дела, это вовсе не
"семейная жизнь". Сведение к этому понятию рассмотренного Судом
дела искажает его суть. Настоящее дело вовсе не дело о семейной
"жизни" в обиходном значении этого слова. Оно касается главным
образом вопроса удочерения, и именно это, а не семейная жизнь
составляет его истинное содержание. Следовательно, основное
содержание дела относится к категории гражданского состояния, а
статья 8 к вопросам гражданского состояния отношения не имеет.
Данные вопросы находятся вне ее сферы.
11. Вопросы гражданского состояния и вопросы семейной жизни
относятся к различным категориям юридических понятий. Конечно,
может оказаться так, что некоторые вопросы гражданского состояния,
такие как вопросы усыновления, могут иметь личный, семейный или
общественный аспект. Однако они ни в коем случае не имеют такого
аспекта в своей основе per fundamentum, т.е. у них полностью
отсутствует необходимая глубинная связь с личной или семейной
жизнью как таковой. Юридические понятия, о которых идет речь, в
правовом отношении достаточно независимы друг от друга. Вопросы,
связанные с усыновлением, или другие вопросы гражданского
состояния могут возникать и существовать даже там, где семейная
жизнь полностью отсутствует и где индивидуумы не живут вместе как
одна семья (а это происходит нередко). В равной степени семейная
жизнь может существовать независимо от гражданского состояния лиц,
совместно живущих в одном доме, при условии, что между ними
существуют связи по крови, отношения на основе усыновления или
даже отношения, основанные на дружбе, сожительстве или
долговременной привычке. Короче говоря, отношения, возникающие на
основе законного усыновления, не являются столь существенными,
чтобы обеспечить "интеграцию ребенка в семью", а также дать ему
возможность "вести нормальную семейную жизнь". А ведь именно этот
вопрос рассматривается в качестве основополагающего в п. 31
Судебного решения.
12. Однако противоположное не является логически справедливым
именно потому, что одно может существовать независимо от ситуации
по отношению к другому. Первое (семейная жизнь) не предполагает
ничего, относящегося к последнему (гражданское состояние), а
статья 8 не имеет своей целью регулировать такие отношения, и это
юридически нельзя сделать путем предположений и умозаключений.
Совершенно непостижимо, чтобы норма права, призванная регулировать
или хотя бы охватить столь важный, но специфический аспект -
гражданское состояние, не упомянула отдельно этот аспект или какую
бы то ни было его сторону наравне с упоминанием таких понятий, как
личная и семейная жизнь, неприкосновенность жилища и тайна
корреспонденции. Если уж, например, два последних понятия
заслужили отдельного упоминания, хотя очевидно, что они не имеют
отношения к понятию личной и семейной жизни, так что же еще
требовалось для включения, при желании, в статью 8 таких вопросов,
как усыновление и гражданское состояние, не говоря уже о
наследственных и других имущественных правах, которые Суд усмотрел
в этой статье, полностью лишенной даже косвенного упоминания о
них.
13. Нельзя вообще ставить вопрос об отсутствии уважения к
семейной жизни Маркс (мать, дочь и кровные родственники), если
понимать термин "семейная жизнь" в том смысле, как его обычно
понимает "простой человек с улицы", т.е. как повседневную жизнь
семьи в своем доме или (если речь идет о близких родственниках и
друзьях) в других домах во время нахождения в гостях, короче, как
весь комплекс мер, связанных с ведением домашнего хозяйства.
Появление понятий "личная жизнь", "дом" и "корреспонденция" в
одном и том же контексте статьи 8 подтверждает эту точку зрения.
Ни одно из этих понятий, в том числе и понятие "семейная жизнь",
не включает в себя такие понятия, как гражданское состояние,
усыновление, наследственные права и права собственности, которые
постоянно упоминаются в Судебном решении и которые путем
расширенного и искусственного толкования могут рассматриваться как
составляющие личной жизни, семейной жизни, жилища и т.п. Все эти
понятия другого порядка.
14. Вышеупомянутые соображения подтверждаются ссылкой на то
положение, которое занимает в Конвенции институт брака; это также
вопрос гражданского состояния, и он в большей степени связан с
семейной жизнью, чем усыновление. Составители Конвенции сочли
необходимым посвятить праву вступления в брак не просто несколько
отдельных слов, не просто отдельное предложение или отдельный
пункт, но целую отдельную юридическую норму (статья 12). И не
только праву вступать в брак, но и праву "создавать семью". Если
бы право создавать семью не было составной частью обязанности
уважать "личную жизнь" и т.п., то как можно было бы считать, что
право внебрачной девочки быть ipso facto дочерью своей матери на
основании лишь одного факта рождения per se и без специальной
регистрации может автоматически подпадать под эту самую
обязанность (уважать личную жизнь и т.п.), причем без включения
(в правовой документ) какой бы то ни было формулировки, дающей об
этом ясное представление, не говоря уже о том, чтобы прямо указать
на это? Если вопросы брака и права создавать семью требуют особого
отношения к себе в рамках Конвенции, то почему же подобного
отношения к себе не заслуживают вопросы усыновления, а также
установления статуса ребенка в результате самого факта его
рождения? Естественный ответ заключается в том, что одно пожелали
включить в документ, а другое нет, поскольку такое включение могло
бы привести к осложнениям и далеко идущим последствиям.
15. Вот живая иллюстрация того, что сказано в пространных
частях Решения Суда. Например, попытки продемонстрировать
противоположную точку зрения, изложенные в пункте Решения
раздела A ("Процедура установления материнства в отношении
Александры Маркс"), являются вымученными и неубедительными.
Достаточно сказать, что вместе с разделами B и C
("Семейно-правовые отношения Александры Маркс" и "Наследственные
права заявительниц") все это есть не что иное, как неудачная
попытка внести или, лучше сказать, включить весь Семейный кодекс в
статью 8 Конвенции и тем самым "раздуть" ее до такой степени, что
статья станет совершенно не отвечающей ее истинным целям. Семейное
право - это не семейная жизнь. Поэтому указанная статья является
весьма зыбкой основой для осуществления "переноса" трудностей и
деталей семейного права на почву относительной простоты семейной
жизни. Желание сделать такой "перенос", с тем чтобы уместить
данное дело в узкие рамки статьи 8, - это, как говорят французы,
"cousu de fil blanc" ("шито белыми нитками"). Нет необходимости
останавливаться далее на разделах B и C, поскольку изложенные в
них точки зрения возвращаются к тому же самому основополагающему
положению, которое уже обсуждалось в рамках данного особого
мнения. Конечно, вопросы наследования могут иметь влияние на
семейную жизнь, но такое же влияние могут оказывать на нее и
многие другие вещи (из-за которых часто бывают трения и скандалы в
семье). Однако вопрос наследования является отдельной юридической
категорией. Так вот, в настоящем деле подобные вопросы не
возникают, если так можно сказать sui juris. Они имеют производный
характер и появляются как следствие основного вопроса - права на
удочерение, которое, как я считаю, должно рассматриваться вне
рамок статьи 8. Их возможное влияние на семейную жизнь
недостаточно, чтобы сделать их частью понятия "семейная жизнь".
Вопросы наследования и им подобные имеют отношение к проблемам,
находящимся вне сферы применения статьи 8, и это надо правильно
понимать. Статья 8 не предоставляет права, перечисленные в
разделах A - C.
16. Таким образом, в заключение следует сказать, что основная
норма права, относящаяся к рассматриваемому делу (статья 8
Конвенции), не может быть применена к жалобам заявительниц, тем
более ко многим элементам, совершенно чуждым содержанию статьи 8,
которую Суд тем не менее нашел не только применимой к данному
делу, но и нарушенной в силу существующих в бельгийском
законодательстве юридических норм. Однако с учетом точки зрения,
высказанной мною выше относительно применимости данной статьи, я
не нахожу необходимым рассматривать вопросы ее нарушения. Но даже
будь статья 8 применима к данному делу, я тем не менее полагаю,
что Решение Суда неоправданно жесткое, лишено терпимости и
снисхождения, что видно из позиции, занятой Судом по отношению к
бельгийскому законодательству. Есть и другие вопросы, по которым я
выскажусь в разделе V ниже. Теперь необходимо рассмотреть вопрос
применимости к данному делу статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции
(см. п. 2 выше), а также его влияние на роль статьи 14 в настоящем
контексте. Статья 14 требует, чтобы права и свободы, изложенные в
Конвенции, могли быть без дискриминации применены по отношению к
лицам, пользующимся этими правами и свободами. Большая часть
Решения Суда основывается именно на применении статьи 14.
III. Вопрос применимости статьи 1 Протокола N 1
к Конвенции о правах человека
17. Как только Суд почувствовал, что может появиться довольно
существенный элемент непоследовательности в его решениях по
некоторым вопросам права наследования, а также по вопросам
имущественного характера в контексте личной и семейной жизни, он
сразу же обратился к статье 1 Протокола N 1 Конвенции, в которой
усмотрел существование права не только владеть, но и распоряжаться
своим имуществом. Первое предложение первого пункта этой нормы,
которое является ключевым и указывает на то, о чем идет речь в
статье 1, гласит:
"Каждое физическое или юридическое лицо имеет право
беспрепятственно пользоваться своим имуществом" [во французском
тексте "biens"].
В статье нет указаний на то, что она гарантирует права
наследования или распоряжения своим имуществом. Точка зрения о
том, что эти вопросы не относятся к сфере применения данной
статьи, подтверждается вторым предложением указанного пункта, в
котором говорится:
"Никто не может быть лишен своего имущества [во французском
тексте "собственности"] иначе как в интересах общества и на
условиях, предусмотренных законом и общими принципами
международного права".
Здесь снова отсутствует упоминание о праве наследования или
распоряжения своим имуществом, разве что в чисто негативном плане,
т.е. нельзя передавать по наследству, наследовать или
распоряжаться имуществом, которое было незаконно или произвольно
конфисковано или экспроприировано. Однако даже если предположить,
что данный пункт позволяет сделать это, то терминология данной
нормы совершенно не подходит для выражения этой мысли. Если этот
пункт действительно составлен с указанной выше целью, то
совершенно невозможно понять, почему он сформулирован именно таким
образом. В статье 1 Протокола N 1 имеется еще и второй пункт, на
котором Суд основывает свои главные решения. Этот пункт гласит:
"Предыдущие положения ни в коей мере не ущемляют права
государства обеспечивать выполнение таких законов, которые ему
представляются необходимыми для осуществления контроля за
использованием собственности в соответствии с общими интересами
или для обеспечения уплаты налогов или других сборов или штрафов".
Суд основывается на слове "использование", которое, как он
считает, расширяет сферу применения статьи до права наследования и
распоряжения имуществом. С моей точки зрения, слово
"использование" означает использование того, чем лицо уже
обладает, а выражение "пользоваться своим имуществом" обычно не
употребляется, когда речь идет о распоряжении по завещанию,
дарении и т.п. Пользоваться своим имуществом - это не то
выражение, которое употребил бы опытный юрист, если бы его
попросили составить статью, в которой должны содержаться четкие
указания по вышеуказанным вопросам.
18. Метод, при помощи которого Суд пришел к соответствующим
заключениям (п. 63 Решения), это метод двойного допущения, ни один
элемент которого не может рассматриваться как вывод, основанный на
тексте самой нормы. Во-первых, Суд допускает, что, "признавая
право любого лица на беспрепятственное пользование своим
имуществом, статья 1 по своей сути является гарантией права
собственности". Это язык экстраполяции, хотя неважная редакция
английского и французского текста в определенной степени
оправдывает это <3>. К необоснованному предположению о том, что
право пользования имуществом (фактически находящимся в
распоряжении лица) включает в себя право на приобретение имущества
любым способом, добавляется другое несостоятельное положение,
содержащееся в п. 63 Решения Суда, которое говорит о том, что
"право распоряжаться своим имуществом является обычным и
основополагающим аспектом права собственности". Это может
действительно соответствовать истине в отношении многих стран и
правовых систем. Хотя можно привести много других примеров. Право
наследования и распоряжения имуществом не обязательно связано с
правом иметь и владеть. Оно представляет собой несколько иную
категорию. Однако дело заключается в том, что для целей конкретной
жалобы, включающей утверждение о несоответствии тех или иных
действий конкретной норме права, необходимо, чтобы язык этой нормы
соответствовал тем выводам и допущениям, которые делаются на
основании ее применения. В данном случае более чем ясно, что ни
один составитель любого нормативного документа, пытающийся
включить в сферу его применения право на наследование
собственности или на распоряжение собственностью по завещанию или
путем дарения, не стал бы довольствоваться включением в такого
рода документ формулы о "беспрепятственном пользовании...
имуществом" или об "использовании" собственности (термин,
являющийся двусмысленным и неопределенным).
--------------------------------
<3> Видимое сходство терминов "владение", "имущество",
"собственность" может в разном контексте привести к их смешению.
Лучший перевод французского "biens" на английский - "assets", а не
"possessions", а лучший перевод английского "assets" на
французский - "avoirs". Кроме того, нет французского аналога для
перевода термина "possessions" во множественном числе. Эти
аномалии добавляют трудности, но умаляют ценность толкования,
данного Судом.
19. Более того (и этот момент достаточно важен, чтобы
заслуживать отдельного пункта), ссылка на "использование
собственности" во втором пункте статьи 1 Протокола N 1 сделана не
в связи с передачей права собственности, а наоборот, с целью
ограничения сферы действия права, а именно права на
беспрепятственное использование переданной собственности. Второй
пункт статьи не предоставляет прав лицу, а лишь ограничивает их.
Одного этого вполне достаточно, чтобы поставить под сомнение
доводы, на которых основывается Решение Суда по вопросам
использования собственности, поскольку при этом Суд исходит из
радикальным образом расширенного толкования сферы применения нормы
"беспрепятственного пользования своим имуществом".
20. Истина заключается в том (и это ясно каждому, кто не
стремится к расширению толкования сферы применения указанной выше
юридической нормы), что единственной целью статьи 1 Протокола
является предотвращение произвольного захвата собственности,
конфискации, экспроприации, вымогательства и других нарушений
принципа беспрепятственного пользования своим имуществом, к
которому многие правительства часто уже прибегали или склонны
прибегать на практике. Превратить эту статью в средство передачи
прав, что далеко выходит за пределы понятия беспрепятственного
пользования своим имуществом, означает расширить сферу применения
данной статьи за пределы разумных границ. Таким образом,
отсутствуют основания для обвинения Правительства в нарушении
Конвенции.
21. Следовательно, необходимо сделать вывод о том, что
статья 1 Протокола N 1, если ее толковать правильно, так же как и
статья 8 Конвенции, не может быть применена в настоящем деле по
отношению к данному виду жалобы или к любому аспекту дела,
поскольку в ней отсутствуют те положения и нормы, которые склонен
находить в ней Суд.
22. Выводы относительно статьи 8 Конвенции и статьи 1
Протокола N 1 автоматически относятся и к статье 14 (статья о
запрещении дискриминации при пользовании правами и свободами),
которая также не может быть применена в настоящем деле, поскольку
отсутствуют условия для ее применения. Это требует более
подробного объяснения, которое приводится ниже.
IV. Вопрос применимости статьи 14 Конвенции
23. Статья 14 в целом является вспомогательной и подчиненной
нормой. Она не может функционировать per se, а только в сочетании
с другими статьями Конвенции или Протокола <4>. Единственное
положение в ней, отвечающее настоящим целям, это весьма короткая
вступительная фраза следующего содержания:
--------------------------------
<4> В его статье 5 оговорено, что основные статьи 1 - 4
рассматриваются как дополнительные статьи к Конвенции и "все
положения Конвенции применяются соответственно".
"Пользование правами и свободами, признанными в настоящей
Конвенции, должно быть обеспечено без какой-либо дискриминации..."
Я уже высказывал свою точку зрения на необходимые условия, при
которых эта статья становится действующей <5>. В силу того, что
она не имеет собственной сферы применения, т.е. сама по себе не
представляет suo motu какие бы то ни было основные права, но
только в сочетании с другими статьями Конвенции или Протокола, она
может действовать только в тех случаях, когда конкретная жалоба
подпадает под действие другой нормы Конвенции. Следовательно,
прежде чем статья 14 может начать действовать даже в сочетании с
другими статьями Конвенции или Протокола, необходимо сначала
убедиться в том, что в данном деле присутствуют защищаемые права.
Статья 14 не запрещает дискриминацию как таковую, в общем виде.
Она запрещает ее только в контексте "пользования правами и
свободами, признанными в настоящей Конвенции". Если другие статьи
Конвенции не предоставляют заявительницам по настоящему делу каких
бы то ни было прав, то статья 14 не имеет в этой связи сферы
применения. При этом совершенно необязательно, чтобы имело место
фактическое нарушение положений другой статьи Конвенции. Важно,
чтобы она была применима к делу, с тем чтобы можно было поставить
вопрос о ее нарушении (см. выше п. 3 и 4). Если другая статья
применима - причем не только когда она нарушена, но и тогда, когда
она соблюдена, - условия для применения статьи 14 выполнены и в
том случае, когда заявитель считает, что он оказался в менее
благоприятной правовой ситуации, чем другие физические и
юридические лица, она может быть конкретно применена. Будет
изучаться, оправдана или нет ситуация заявителя (очевидно, что
возможны и такие различия, которые вполне оправданны и вовсе не
являются дискриминацией).
--------------------------------
<5> См. мое отдельное мнение в Решении по делу Национальный
профсоюз полиции Бельгии против Бельгии от 27 октября 1975 г.
Серия A, т. 19.
24. У меня создалось впечатление, что Суд под влиянием
естественной неприязни к любого рода неоправданной дискриминации
имеет обыкновение рассматривать любое дело, где присутствует
дискриминация, как потенциально противоречащее требованиям
Конвенции на основании статьи 14, не давая себе труда сначала
проанализировать применимость любой другой статьи, предоставляющей
индивидууму те или иные права. Судебное дело Национальный профсоюз
полиции Бельгии против Бельгии явилось примером этого. Иногда
возникает соблазн прийти к необходимым выводам именно для того,
чтобы создать условия для применения статьи 14 "в сочетании с"
другой нормой, которая как бы предполагается применимой.
25. Повторяю, что если нарушенные права не относятся к
категории прав, "признанных в настоящей Конвенции", как это
указывается в статье 14, то эта статья не имеет подлинной сферы
применения. И даже если имеются факты дискриминации, то и в этом
случае статья 14 не может действовать сама по себе. Статья 14 не
запрещает дискриминацию как таковую, т.е. дискриминацию в
абсолютном смысле этого слова. Она запрещает ее лишь при
обеспечении некоторых конкретных прав, а именно - прав,
предусмотренных Конвенцией. Судебное решение признает это (п. 32).
26. С учетом изложенного, а также моей точки зрения на то, что
положения Конвенции и Протокола N 1, к которым обращаются
заявительницы, не являются применимыми к их жалобам, я вынужден
сделать вывод о том, что статья 14 также не применима к данному
делу ("в сочетании" с другими правовыми нормами), поскольку ей
теперь не с чем "выступать в сочетании".
V. Обвинения против бельгийского законодательства.
Вопрос in abstracto. Вопрос "пределов усмотрения"
27. С учетом моего мнения о полной неприменимости статей
Конвенции, к которым прибегают заявительницы в своих жалобах
против Правительства - ответчика, было бы совершенно бесполезным и
ненужным рассматривать вопрос о соответствии норм бельгийского
права Конвенции. Мне бы хотелось высказать соображение более
общего характера в отношении некоторых принципиально важных
моментов, по которым мое мнение в той или иной степени отличается
от позиции Суда.
28. Главным является то, что Решение Суда направлено против
определенной части бельгийского законодательства как такового in
abstracto в силу того, что закон не обеспечивает внебрачному
ребенку гражданский статус ребенка своей матери начиная с момента
его рождения, если его матерью или опекуном не будут предприняты
конкретные шаги для решения данного вопроса. Хотя, если говорить в
общем, в юрисдикцию Суда не входит осуждение законодательства
государства - члена Конвенции только потому, что у него имеются
трудности в попытке примирить внутренние законы с Конвенцией или в
связи с тем, что следование внутреннему закону может привести к
нарушению Конвенции. Однако я согласен с тем, что там, где
причиной нарушения является прямое действие ex opere operato
закона, такая ситуация может быть рассмотрена Судом, даже если
отсутствовало действие или бездействие со стороны властей,
поскольку в этом случае сам закон, в силу самого своего
существования, является причиной такого действия или бездействия.
29. Очевидно, что только что описанная ситуация возникла бы и
в данном деле, если бы статьи Конвенции и Протокола N 1 были к
нему применимы. Соответствующее бельгийское законодательство в
силу самого своего существования не допускает, чтобы отношения
между матерью и ребенком приняли юридический характер на основании
просто факта рождения ребенка, и требует принятия с этой целью
конкретных мер со стороны матери или опекунов, действующих от
имени ребенка. Как я только что подробно объяснил, я не думаю, что
эта ситуация являет собой нарушение Конвенции, поскольку я не
думаю, что эти вопросы относятся к сфере семейной жизни. Они
касаются вопросов усыновления и гражданского состояния, которые
Конвенция не имеет в виду. Однако, даже если бы я подписался под
Решением, принятым Судом, я все равно был бы убежден, что
бельгийское Правительство не должно нести ответственность за
действие своего внутреннего законодательства. Хотя некоторые
считают данный закон несправедливым и имеющим изъяны, на самом
деле (как стало ясно в процессе разбирательства) у него имеются и
определенные достоинства. Во всяком случае он хорошо вписывается в
пределы усмотрения, которые должны быть предоставлены любому
честному и добросовестному правительству. Я не вижу, каким образом
можно потребовать от государств наличия одинаковых законов в
вопросах такого рода. По моему мнению, является преувеличением,
когда мы говорим о том, что прежние формы семейных отношений,
особенно различия между "законными" и "незаконными" детьми,
находятся в стадии отмирания. Но как бы там ни было, государствам
должно быть позволено менять свое отношение к этому явлению, когда
они считают это необходимым, а также своими способами и разумными
средствами, т.е. государствам должны быть предоставлены
определенные пределы усмотрения.
30. Бельгийский закон не лишен логики. Он предоставляет матери
возможность изменить статус ребенка путем формального акта его
признания. Это может быть также сделано и от имени ребенка в
соответствии с бельгийской системой опеки. Процедура признания не
требует особых затрат. Она обычна и проста. Я считаю, что
бельгийские власти имеют разумные основания требовать выполнения
этих формальностей. Необходимо учитывать интересы как матери, так
и ребенка. В ответах на некоторые мои вопросы во время слушания
говорилось о ситуациях, когда женщина родила ребенка помимо своего
желания. Представляется в высшей степени разумным, чтобы закон
давал матери право выбора, и если мать по любой причине
отказывается принимать на себя материнские обязанности, то ее
функции берут на себя власти. То, что в браке могут рождаться
нежелательные дети, подчас тоже имеет место. Нежелательные дети -
это риск семейной жизни, но в этом случае дело приобретает совсем
иной оборот.
31. По моему мнению, можно говорить о неправильном применении
Конвенции (возможно, и о неправильном использовании Судом данных
ему полномочий), если Правительство или исполнительные и судебные
власти страны признаются Судом виновными в нарушении Конвенции
просто в силу существования или применения закона, который не
является сам по себе неразумным или несправедливым и который в
определенном отношении обоснован. Тот факт, что могут существовать
основания для несогласия или неприятия закона и его последствий в
данных конкретных обстоятельствах, юридически не оправдан. Нельзя
требовать от Правительства или других властей работать в
смирительной рубашке и без права на пределы усмотрения.
Государство можно обвинить в нарушениях Конвенции, когда положения
Конвенции четкие и ясные, но не в том случае, когда это делается
путем сложных и невразумительных доводов, во всяком случае
опровержимых и скорее ошибочных, чем верных...
Постскриптум
Вопрос о том, кто является "жертвой"
в смысле статьи 25 Конвенции
1) Прежде чем любое дело поступает в Суд, оно должно быть
рассмотрено в Европейской комиссии по правам человека. В
соответствии со статьей 25 Конвенции, Комиссия может получать
жалобы от любого лица, любой неправительственной организации или
любой группы частных лиц, "которые утверждают, что явились
жертвами нарушения" Конвенции одной из Высоких Договаривающихся
Сторон. Этот вопрос можно рассматривать как предварительный и
имеющий отношение лишь к работе Комиссии. Однако Суд считает его
юридически значимым по существу и должен убедиться сам, что
заявитель является жертвой предполагаемого нарушения не только
потому, что он сам так считает. Ex hypothesi заявитель всегда
считает, что это именно так.
2) Очевидно, что от этого вопроса отличается другой, а именно
- понес ли заявитель материальный или иного рода (например,
моральный) ущерб, в связи с чем он имеет право на должное
возмещение или другое соответствующее удовлетворение согласно
статье 50 Конвенции. Могут иметь место случаи, когда заявитель не
понес такого рода ущерба, но тем не менее нарушение Конвенции
затрагивает его интересы. Если все это рассматривать как некое
предварительное условие приемлемости, то это подчеркивает, что
жалоба не должна быть теоретической или гипотетической. Однако,
если предполагаемое нарушение установлено, заявитель становится
объектом или одним из объектов такого нарушения, признается, что
нарушение затронуло его самого или его интересы.
3) По моему мнению, необходимо также, чтобы заявитель и его
интересы не были затронуты чисто формальным, косвенным или
тривиальным образом. Именно по этой причине в настоящем деле я
голосовал против Решения Суда о том, что заявительницы были
"жертвами" в соответствии со статьей 25. Мать через 14 дней после
рождения ребенка обратилась с заявлением о его признании, и эта ее
просьба была удовлетворена. Позже она осуществила процедуру
удочерения ребенка, после чего его права уже не были урезаны по
сравнению с правами законнорожденного ребенка, за исключением прав
наследования имущества родственников матери, что, однако, легко
исправить путем завещания. Если бы указанные акты признания или
удочерения ребенка не имели место или не смогли состояться в
результате смерти или по другой причине, то обе заявительницы или
одна из них явились бы "жертвами" нарушения любой применимой к их
делу нормы Конвенции или Протокола. Однако этого не произошло.
Поэтому тот факт, что данная ситуация гипотетически могла бы иметь
место, не делает, по моему мнению, заявительниц "жертвами" того,
что так и не произошло, а лишь могло бы иметь по отношению к ним
отдаленные последствия. В связи с этим я считаю, что в данном деле
нет нарушения статьи 25 Конвенции.
ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ БИНДШЕДЛЕР-РОБЕРТ
Мое мнение отличается от Решения Суда по двум аспектам.
Во-первых, я считаю, что в том, что касается установления
материнства в отношении Александры Маркс, не было нарушения
статьи 8, как взятой отдельно, так и в сочетании со статьей 14.
Во-вторых, статья 1 Протокола N 1 не применима к этому делу.
Поэтому, в отличие от Решения Суда, я полагаю, что не существует
возможности нарушения этой статьи даже в сочетании со статьей 14.
В общем и целом я разделяю мнение, высказанное моим коллегой
г-ном Матшером, в отношении сферы применения статьи 8 в вопросах
усыновления, а также в отношении применимости статьи 1
Протокола N 1. В этой части я согласна с соображениями,
изложенными в его особом мнении. Тем не менее я не согласна с ним
в вопросах оценки положения Александры Маркс в процедуре
установления материнства, как в свете статьи 8, взятой отдельно,
так и статьи 14 в сочетании со статьей 8. По этим двум вопросам я
голосовала вместе с большинством членов Суда. Действительно, я
считаю, что мать и ребенок находятся в совершенно разном
положении.
Во-первых (в отношении статьи 8), я сделала вывод, что хотя с
точки зрения выполнения необходимых формальностей процедура
признания ребенка для матери весьма проста и не существует
реальных трудностей или юридических препятствий для установления
материнства, тем не менее в этом случае ребенок полностью зависит
от воли третьих лиц в отношении его статуса, т.е. от решения
матери признать или не признать его или от возможного решения
опекуна, которое требует дополнительного согласия семейного совета
до начала судебного разбирательства по вопросу установления
материнства. С учетом существующей неуверенности в результатах
решения данного вопроса нельзя говорить о том, что внебрачный
ребенок пользуется защитой статьи 8 в отношении его семейной
жизни. В этом деле не существует чисто теоретических соображений,
поскольку в течение первых тринадцати дней своей жизни у
Александры отсутствовала какая бы то ни было юридическая связь со
своей матерью, и она (дочь) была подвержена риску непредвиденной
ситуации. То, что такую ситуацию могла создать сама мать, не имеет
отношения к данному вопросу. Соответственно, можно согласиться с
тем, что по крайней мере в течение указанного выше периода
времени, ребенок был жертвой нарушения статьи 8, даже если
фактически ему не был нанесен вред.
По вопросу дискриминации в установлении материнства я также
придерживаюсь мнения о необходимости проведения различия между
матерью и ребенком. В то время как некоторые правовые различия
между замужними и незамужними матерями не могут рассматриваться
как совершенно необоснованные по отношению к матери, ситуация
представляется мне совершенно иной, если рассматривать ее с точки
зрения уважения семейной жизни детей. Я считаю, что различия,
заключающиеся в том, что только внебрачные дети должны быть
формально признаны своими матерями, а факт материнства должен быть
установлен судом, не могут иметь объективного оправдания,
поскольку не должно иметь место различное отношение к детям в
зависимости от того, родились ли они в браке или нет. Таким
образом, Александра является жертвой дискриминации, запрещенной
Конвенцией, даже если ее мать таковой не является.
В заключение хотелось бы сказать, что хотя по закону различия
в положении между матерью и ребенком необходимо рассматривать
отдельно, тем не менее исправление такой ситуации обязательно
приведет к нахождению решений, одинаково затрагивающих обеих
заявительниц. В практическом же плане последствия такого рода
различий оказываются подчас весьма относительными, если они вообще
существуют.
ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ ФРАНЦА МАТШЕРА
I. Сфера применения статьи 8, взятой отдельно,
и статьи 14 в сочетании со статьей 8
в отношении установления материнства
Я полностью согласен с принципами, на которых базируется
аргументация Решения Суда, а именно: "уважение к семейной жизни",
гарантированное статьей 8 п. 1 Конвенции, не ограничивается лишь
обязанностью публичных властей воздерживаться от вмешательства,
которое может помешать нормальному течению "семейной жизни".
Уважение к семейной жизни предполагает также, что государство
несет обязанность создать в рамках своего правопорядка такой
режим, который позволил бы заинтересованным лицам вести нормальную
семейную жизнь.
Можно считать общепризнанным, что осуществление основных прав
человека, в том числе и семейных прав, требует позитивных действий
со стороны государства в плане введения в действие организационных
и процедурных норм, необходимых для этой цели.
С другой стороны, следует подчеркнуть, что позитивные
обязательства государства, вытекающие из статьи 8 Конвенции,
ограничены тем, что необходимо для создания и развития семейной
жизни в соответствии с идеями и концепциями современных
европейских обществ. Более того, государствам предоставлены
определенные пределы усмотрения в отношении средств, путем которых
они предполагают выполнить эти обязательства. Статья 8 никоим
образом не налагает на государства - участников Конвенции
обязательство принять Семейный кодекс, нормы которого выходили бы
за эти пределы.
Именно в вопросах определения сферы действия обязательств,
вытекающих из статьи 8, а также (что в принципе одно и то же) в
вопросах оценки того, что необходимо для семейной жизни с точки
зрения Конвенции и что может явиться препятствием к созданию и
развитию семейной жизни, мое мнение, к большому сожалению, не
совпадает с мнением большинства членов Суда. Все это приводит меня
в данном деле к выводам и заключениям иного рода.
1. Уважение семейной жизни в рамках статьи 8 Конвенции, как
позитивная обязанность государств - участников в том смысле, в
котором мы дали определение этому понятию выше, не требует, чтобы
вопросы усыновления регулировались путем специальной процедуры. В
этой связи единственная обязанность государств - членов Конвенции,
вытекающая из статьи 8, это наличие в национальном
законодательстве таких норм, которые позволяли бы устанавливать
юридические отношения на разумных и легко доступных для
заинтересованных лиц условиях.
Государства, которые, подобно Бельгии, регулируют гражданский
статус таким образом, что для установления материнства в отношении
"незаконного" ребенка требуется не просто регистрация его
рождения, но и дополнительное заявление матери, не нарушают этим
статью 8 п. 1 Конвенции.
Конечно, лично я не вижу необходимости в такого рода двойной
формальности (запись в свидетельстве о рождении и признание со
стороны матери) и нахожу доводы государства - ответчика в
поддержку данной процедуры (защита интересов матери и ребенка)
малоубедительными. Тем не менее полагаю, что неудобство от такой
формальности столь невелико (тем более что заявление о признании
ребенка может быть включено в свидетельство о рождении), что никто
не может рассматривать его как серьезную трудность для
заинтересованных лиц или как вмешательство с целью
воспрепятствовать "развитию семейных отношений".
Я понимаю, что такой подход применяется главным образом к
незамужним матерям. Что же касается ребенка, то в соответствии с
бельгийским законом единственным способом установления по
отношению к нему материнства при отказе матери от добровольного
признания является обращение в суд. Однако в данном деле такая
проблема не возникала, поскольку мать добровольно признала своего
ребенка через 14 дней после его рождения. Следовательно, в этом
случае ребенок реально не может считаться жертвой. Поэтому вопрос
должен быть снят, разве что у кого-нибудь появится желание начать
слушания в отношении бельгийского законодательства in abstracto.
Суд совершенно справедливо не допустил развития событий в этом
направлении (п. 26 и 27 настоящего Решения).
Более того, среди аргументов, содержащихся в Судебном решении,
нет ничего, что могло бы быть расценено как убедительное
свидетельство того, что бельгийская система, применяемая для
установления материнства "незаконных" детей, имеет отрицательные
последствия для создания и развития семейной жизни матери и ее
внебрачного ребенка.
Таким образом, я не нахожу нарушения статьи 8, взятой
отдельно.
2. Действительно, бельгийский закон требует признания факта
усыновления своего ребенка только в случае с незамужней матерью.
Несомненно, это отличается от требований закона по отношению к
"законнорожденным" детям.
Однако (если даже твердо придерживаться тезиса об автономном
действии статьи 14; см. п. 32 настоящего Решения) для того, чтобы
имела место дискриминация по статье 14, неравноправное обращение
должно быть весьма серьезным вмешательством в осуществление
основных прав, признанных Конвенцией. Я не верю в то, что всякое
различие в сфере основных прав, даже такое, которому, по нашему
мнению, нет объективного и разумного оправдания (т.е. нам не
кажется, что это необходимо), в действительности представляет
собой дискриминацию в значении статьи 14.
Как я уже указал выше, процедура признания материнства,
которая может принять форму простой декларации одновременно с
внесением даты рождения в свидетельство о рождении, не
представляет собой значительной трудности и никоим образом не
является унизительной для заинтересованных лиц.
Следовательно, в настоящем деле отсутствует нарушение
статьи 14 в сочетании со статьей 8 Конвенции.
II. Сфера применения статьи 8 Конвенции и статьи 1
Протокола N 1, взятых отдельно, статьи 14 Конвенции
в сочетании со статьей 8 и статьи 1 Протокола N 1 в том,
что касается некоторых наследственных прав
Для меня не представляет сомнений тот факт, что правовые
нормы, относящиеся к самостоятельному распоряжению и процедуре
наследования между ближайшими родственниками, являются важным
аспектом семейной жизни в рамках статьи 8. С другой стороны,
трудно согласиться с тем, что уважение семейной жизни требует
того, чтобы эти правовые нормы предоставляли заинтересованным
лицам неограниченную свободу распоряжаться своей собственностью.
Действительно, во всех странах - членах Конвенции эти действия
подлежат ограничениям, которые в некоторых случаях весьма
существенны.
Однако введение специальных ограничений в отношении внебрачных
детей представляет собой, при отсутствии объективных и оправданных
оснований, дискриминацию с точки зрения статьи 14 в сочетании со
статьей 8 Конвенции. В этом я полностью согласен с доводами Суда и
его выводами по настоящему делу.
С другой стороны, у меня есть сомнения относительно того, что
положения о самостоятельном распоряжении и процедуре наследования
между родственниками, т.е. свобода распоряжения имуществом inter
vivos или mortis causa охвачены правом беспрепятственного
пользования имуществом в значении статьи 1 Протокола N 1.
Я склонен думать, что эта норма преследует совершенно иные
цели (защита права собственности от вмешательства публичных
властей путем отчуждения или ограничения в пользовании
собственностью). Более того (и в противоположность мнению,
выраженному на этот счет в Судебном решении, п. 63),
подготовительные работы по статье 1 Протокола N 1, хотя и не очень
ясные и определенные по содержанию, видимо, также подтверждают это
мнение.
Следовательно, поскольку статья 1 Протокола N 1 неприменима,
то в данном деле не может быть поставлен вопрос о нарушении
статьи 14 в сочетании со статьей 1 Протокола N 1.
Далее, коль скоро доказана применимость статьи 8 Конвенции и
нарушение статьи 14 в сочетании со статьей 8, то я не вижу
необходимости анализировать вопрос о том, подпадают ли под
статью 1 Протокола N 1 положения бельгийского законодательства,
являющиеся объектом жалобы заявительниц. Это тем более верно, что
сами заявительницы рассматривают свое положение прежде всего с
точки зрения их семейной жизни и весьма опечалены теми
трудностями, которые создает бельгийское законодательство на пути
ее нормального развития.
ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ ПИНЕЙРО ФАРИНЬИ
В связи с тем, что я не согласен с точкой зрения большинства
членов Суда по ряду важных вопросов, представляется необходимым
высказать отдельное мнение.
1. Считаю невозможным согласиться с моими уважаемыми коллегами
в том, что вопросы наследственных прав между ближайшими
родственниками имеют отношение к статье 8 Конвенции (п. 52 - 56).
По моему мнению, вопрос о применимости этой статьи не стоит,
за исключением оговорки.
Конечно, к этой оговорке не применимо ее понимание
древнеримским наследственным правом как heredes sui.
Я не упускаю из виду, что, как и любой другой потенциальный
наследник, лицо, имеющее право на обязательную долю, обладает лишь
возможными и будущими правами в течение всего срока жизни
наследодателя de cujus. Однако даже в этом случае данное лицо
имеет право на особую защиту своих интересов.
Таким образом, обязательная доля представляет собой форму
защиты интересов семьи, вытекающую из обязательств морального и
социального характера, существующих между людьми, связанными
семейными отношениями. Обязательная доля не может быть отменена
наследодателем.
С учетом изложенного нетрудно сделать вывод о том, что
обязательная доля наследуемого имущества подпадает под понятие
семейной жизни в том смысле, как это рассматривается в статьях 8 и
14 Конвенции.
2. Вопросы наследования по завещанию или по закону при наличии
законных или возможных наследников не пользуются, как мне кажется,
защитой Конвенции.
При наследовании по завещанию наследники назначаются путем
свободного волеизъявления наследодателя (то же самое применяется и
к наследованию по договору).
Наследование по завещанию, вопреки "Nullum Testamentum", о чем
Тацит говорит в "Germania", является, можно сказать,
общепризнанным со времен Закона двенадцати таблиц. Оно
основывается на неограниченном праве наследодателя и, таким
образом, не имеет никакого отношения к вопросам защиты семьи,
поскольку зачастую из завещания исключаются ближайшие
родственники.
При наследовании по закону очередность призвания к наследству
определена законом, и права собственности переходят к лицам,
имеющим отношение к умершему, или к самому государству. Включение
государства в очередность призвания к наследству означает, что
право на наследование определяется не только соображениями защиты
семьи.
"Процесс наследования (Inocencio Galvao Telles. The Law of
Succession, p. 13) сосредотачивается прежде всего на том, каким
образом необходимо распорядиться имуществом, средствами и долгами
умершего. Таково сегодняшнее положение дел, которое в значительной
степени определяется древнейшими правовыми нормами и которое
постепенно в течение веков приобретало все большую ясность.
Концепция, отличающаяся от современной, преобладала лишь в очень
отдаленные времена".
Поэтому только после смерти de cujus осуществляется акт
наследования и выявляются наследники. Таким образом, смерть
приводит к окончанию семейной жизни, и, за исключением вопросов
обязательной доли, права наследования, по моему мнению, лежат за
пределами сферы применения статьи 8 (как взятой отдельно, так и
вместе со статьей 14) Европейской конвенции по правам человека.
3. Независимо от сказанного мною выше я согласен с мнением
большинства членов Суда о том, что имело место нарушение статьи 14
Конвенции в сочетании со статьей 8 по отношению к Александре и
Пауле Маркс, однако только в той части бельгийского
законодательства, которая касается обязательной доли в наследуемом
имуществе, самостоятельных распоряжений и обязанностей ближайших
родственников незамужней матери по отношению к ее детям.
4. К большому сожалению, не могу согласиться с мнением
большинства моих уважаемых коллег, выраженным в следующей форме
(п. 58 настоящего Решения):
"С учетом этих обстоятельств принцип правовой определенности,
который неотъемлемо присущ праву Конвенции и праву сообщества,
позволит Бельгии не прибегать к пересмотру судебных решений или
ситуаций, имевших место до принятия настоящего Судебного решения".
В задачу Европейского суда по правам человека входит
обеспечение выполнения Высокими Договаривающимися Сторонами
обязательств в рамках Конвенции путем разъяснения ее положений и
применения вытекающих из Конвенции правовых норм.
Суд управомочен не переиначивать положения Конвенции, а лишь
применять их. Только Высокие Договаривающиеся Стороны могут
изменять содержание обязательств, принятых в рамках Конвенции.
Таким образом, я считаю, что Суд не должен высказывать мнение
о применимости закона вообще, а лишь по конкретному делу, которое
он рассматривает в данный момент.
Исполнение Судебного решения находится за пределами юрисдикции
Суда. В соответствии со статьей 54 Конвенции "решение Суда
направляется Комитету министров, который осуществляет надзор за
его исполнением".
Именно бельгийские национальные суды должны в первую очередь
решать вопросы, возникающие в связи с применением внутреннего
законодательства по прошлым, настоящим и будущим делам. Именно они
должны, как и подобает национальным судам, применять ограничения
res judicata и т.п. с целью обеспечения стабильности существующей
правовой ситуации...
5. В отношении нарушения статьи 1 Протокола N 1, взятой
отдельно или в сочетании со статьей 14 Конвенции, я согласен с
мнением уважаемого коллеги судьи Матшера.
EUROPEAN COURT OF HUMAN RIGHTS
CASE OF MARCKX v. BELGIUM
JUDGMENT
(Strasbourg, 13.VI.1979)
In the Marckx case,
The European Court of Human Rights, taking its decision in
plenary session in application of Rule 48 of the Rules of Court
and composed of the following judges:
Mr. G. Balladore Pallieri, President,
Mr. G. Wiarda,
Mr. M. Zekia,
Mr. P. O'Donoghue,
Mrs H. Pedersen,
Mr. {Thor Vilhjalmsson} <*>,
Mr. W. Ganshof van der Meersch,
Sir Gerald Fitzmaurice,
Mrs D. Bindschedler-Robert,
Mr. D. Evrigenis,
Mr. G. Lagergren,
Mr. {F. Golcuklu},
Mr. F. Matscher,
Mr. J. Pinheiro Farinha,
Mr. {E. Garcia de Enterria},
and also Mr. M.-A. Eissen, Registrar, and Mr. H. Petzold,
Deputy Registrar,
--------------------------------
<*> Здесь и далее по тексту слова на национальном языке
набраны латинским шрифтом и выделены фигурными скобками.
Having deliberated in private on 25 and 26 October 1978 and
from 24 to 27 April 1979,
Delivers the following judgment, which was adopted on the
lastmentioned date:
PROCEDURE
1. The Marckx case was referred to the Court by the European
Commission of Humn Rights ("the Commission"). The case originated
in an application against the Kingdom of Belgium lodged with the
Commission on 29 March 1974 by Ms. Paula Marckx ("the first
applicant"), acting on behalf of herself and of her infant
daughter Alexandra ("the second applicant"), under Article 25
(art. 25) of the Convention for the Protection of Human Rights and
Fundamental Freedoms ("the Convention").
2. The Commission's request, to which was attached the report
provided for under Article 31 (art. 31) of the Convention, was
filed with the registry of the Court on 10 March 1978, within the
period of three months laid down by Articles 32 para. 1 and 47
(art. 32-1, art. 47). The request referred to Articles 44 and 48
(art. 44, art. 48) and to the declaration made by the Kingdom of
Belgium recognising the compulsory jurisdiction of the Court
(Article 46 ) (art. 46). The purpose of the Commission's request
is to obtain a decision from the Court as to whether or not the
contested Belgian legislation and the legal situation it creates
for the applicants are compatible with the Convention, especially
its Articles 8 and 14 (art. 8, art. 14), and with Article 1 of
Protocol No. 1 (P1-1).
3. On 11 March 1978, the President of the Court drew by lot,
in the presence of the Deputy Registrar, the names of five of the
seven judges called upon to sit as members of the Chamber; Mr. W.
Ganshof van der Meersch, the elected judge of Belgian nationality,
and Mr. G. Balladore Pallieri, the President of the Court, were ex
officio members under Article 43 (art. 43) of the Convention and
Rule 21 para. 3 (b) of the Rules of Court respectively. The five
judges thus designated were Mr. J. Cremona, Mr. P. O'Donoghue,
Mrs. D. Bindschedler-Robert, Mr. D. Evrigenis and Mr. F. Matscher
(Article 43 in fine of the Convention and Rule 21 para. 4) (art.
43).
Mr. Balladore Pallieri assumed the office of President of the
Chamber in accordance with Rule 21 para. 5.
4. On 13 March 1978, the Chamber decided under Rule 48 to
relinquish jurisdiction forthwith in favour of the plenary Court,
"considering that the case raise(d) serious questions affecting
the interpretation of the Convention ...".
5. The President of the Court ascertained, through the Deputy
Registrar, the views of the Agent of the Belgian Government ("the
Government") and the Delegates of the Commission regarding the
procedure to be followed. By an Order of 3 May 1978, he decided
that the Agent should have until 3 July 1978 to file a memorial
and that the Delegates should be entitled to file a memorial in
reply within two months from the date of the transmission of the
Government's memorial to them by the Registrar.
The Government's memorial was received at the registry on 3
July 1978.
On 13 July 1978, the Secretary to the Commission advised the
Deputy Registrar that the Delegates did not propose to file a
memorial in reply but that they reserved the right to expound
their views at the hearings. At the same time, the Secretary to
the Commission notified the Deputy Registrar of the observations
of Mrs. Van Look, the applicant's counsel, on the Commission's
report.
6. After consulting, through the Deputy Registrar, the Agent
of the Government and the Delegates of the Commission, the
President directed by an Order of 14 September 1978 that the oral
hearings should open on 24 October.
7. The oral hearings were held in public at the Human Rights
Building, Strasbourg, on 24 October 1978. The Court had held a
short preparatory meeting earlier that morning.
There appeared before the Court:
- for the Government:
- Mr. J. Niset, Legal Adviser at the Ministry of Justice,
Agent,
- Mr. G. Van Hecke, {avocat a la Cour de cassation}, Counsel,
- Mr. P. Van Langenaeken, Director General at the Ministry of
Justice, Adviser;
- for the Commission:
- Mr. {C.A. Norgaard}, Principal Delegate,
- Mr. J. Custers and Mr. N. Klecker, Delegates,
- Mrs. L. Van Look, the applicants' counsel before the
Commission, assisting the Delegates under Rule 29 para. 1, second
sentence.
The Court heard addresses by Mr. {Norgaard}, Mr. Custers and
Mrs. Van Look for the Commission and by Mr. Van Hecke for the
Government, as well as their replies to questions put by several
judges.
AS TO THE FACTS
A. Particular circumstances of the case
8. Alexandra Marckx was born on 16 October 1973 at Wilrijk,
near Antwerp; she is the daughter of Paula Marckx, a Belgian
national, who is unmarried and a journalist by profession.
Paula Marckx duly reported Alexandra's birth to the Wilrijk
registration officer who informed the District Judge (juge de
paix) as is required by Article 57 bis of the Belgian Civil Code
("the Civil Code") in the case of "illegitimate" children.
9. On 26 October 1973, the District Judge of the first
district of Antwerp summoned Paula Marckx to appear before him
(Article 405) so as to obtain from her the information required to
make arrangements for Alexandra's guardianship; at the same time,
he informed her of the methods available for recognising her
daughter and of the consequences in law of any such recognition
(see paragraph 14 below). He also drew her attention to certain
provisions of the Civil Code, including Article 756 which concerns
"exceptional" forms of inheritance (successions "{irregulieres}").
10. On 29 October 1973, Paula Marckx recognised her child in
accordance with Article 334 of the Code. She thereby automatically
became Alexandra's guardian (Article 396 bis); the family council,
on which the sister and certain other relatives of Paula Marckx
sat under the chairmanship of the District Judge, was empowered to
take in Alexandra's interests various measures provided for by
law.
11. On 30 October 1974, Paula Marckx adopted her daughter
pursuant to Article 349 of the Civil Code. The procedure, which
was that laid down by Articles 350 to 356, entailed certain
enquiries and involved some expenses. It concluded on 18 April
1975 with a judgment confirming the adoption, the effect whereof
was retroactive to the date of the instrument of adoption, namely
30 October 1974.
12. At the time of her application to the Commission, Ms.
Paula Marckx's family included, besides Alexandra, her own mother,
Mrs. Victorine Libot, who died in August 1974, and a sister, Mrs.
Blanche Marckx.
13. The applicants complain of the Civil Code provisions on
the manner of establishing the maternal affiliation of an
"illegitimate" child and on the effects of establishing such
affiliation as regards both the extent of the child's family
relationships and the patrimonial rights of the child and of his
mother. The applicants also put in issue the necessity for the
mother to adopt the child if she wishes to increase his rights.
B. Current law
(1) Establishment of the maternal affiliation of an
"illegitimate" child
14. Under Belgian law, no legal bond between an unmarried
mother and her child results from the mere fact of birth: whilst
the birth certificate recorded at the registry office suffices to
prove the maternal affiliation of a married woman's children
(Article 319 of the Civil Code), the maternal affiliation of an
"illegitimate" child is established by means either of a voluntary
recognition by the mother or of legal proceedings taken for the
purpose (action en recherche de {maternite}).
Nevertheless, an unrecognised "illegitimate" child bears his
mother's name which must appear on the birth certificate (Article
57). The appointment of his guardian is a matter for the family
council which is presided over by the District Judge.
Under Article 334, recognition, "if not inserted in the birth
certificate, shall be effected by a formal deed". Recognition is
declaratory and not attributive: it does not create but records
the child's status and is retroactive to the date of birth.
However, it does not necessarily follow that the person effecting
recognition is actually the child's mother; on the contrary, any
interested party may claim that the recognition does not
correspond to the truth (Article 339). Many unmarried mothers -
about 25% according to the Government, although the applicants
consider this an exaggerated figure - do not recognise their
child.
Proceedings to establish maternal affiliation (action en
recherche de {maternite}) may be instituted by the child within
five years from his attainment of majority or, whilst he is still
a minor, by his legal representative with the consent of the
family council (Articles 341a - 341c of the Civil Code).
(2) Effects of the establishment of maternal affiliation
15. The establishment of the maternal affiliation of an
"illegitimate" child has limited effects as regards both the
extent of his family relationships and the rights of the child and
his mother in the matter of inheritance on intestacy and voluntary
dispositions.
(a) The extent of family relationships
16. In the context of the maternal affiliation of an
"illegitimate" child, Belgian legislation does not employ the
concepts of "family" and "relative". Even once such affiliation
has been established, it in principle creates a legal bond with
the mother alone. The child does not become a member of his
mother's family. The law excludes it from that family as regards
inheritance rights on intestacy (see paragraph 17 below).
Furthermore, if the child's parents are dead or under an
incapacity, he cannot marry, before attaining the age of
twenty-one, without consent which has to be given by his guardian
(Article 159 of the Civil Code) and not, as is the case for a
"legitimate" child, by his grandparents (Article 150); the law
does not expressly create any maintenance obligations, etc.,
between the child and his grandparents. However, certain texts
make provision for exceptions, for example as regards the
impediments to marriage (Articles 161 and 162). According to a
judgment of 22 September 1966 of the Belgian Court of Cassation
(Pasicrisie I, 1967, pp. 78 - 79), these texts "place the bonds
existing between an illegitimate child and his grandparents on a
legal footing based on the affection, respect and devotion that
are the consequence of consanguinity ... (which) creates an
obligation for the ascendants to take an interest in their
descendants and, as a corollary, gives them the right, whenever
this is not excluded by the law, to know and protect them and
exercise over them the influence dictated by affection and
devotion". The Court of Cassation deduced from this that
grandparents were entitled to a right of access to the child.
(b) Rights of a child born out of wedlock and of his mother in
the matter of inheritance on intestacy and voluntary dispositions
17. A recognised "illegitimate" child's rights of inheritance
on intestacy are less than those of a "legitimate" child. As
appears from Articles 338, 724, 756 to 758, 760, 761, 769 to 773
and 913 of the Civil Code, a recognised "illegitimate" child does
not have, in the estate of his parent who dies intestate, the
status of heir but solely that of "exceptional heir" ("successeur
{irregulier}"): he has to seek a court order putting him in
possession of the estate (envoi en possession). He is the sole
beneficiary of his deceased mother's estate only if she leaves no
relatives entitled to inherit (Article 758); otherwise, its
maximum entitlement - which arises when his mother leaves no
descendants, ascendants, brothers or sisters - is three-quarters
of the share which he would have taken if "legitimate" (Article
757). Furthermore, his mother may, during her lifetime, reduce
that entitlement by one-half. Finally, Article 756 denies to the
"illegitimate" child any rights on intestacy in the estates of his
mother's relatives.
18. Recognised "illegitimate" children are also at a
disadvantage as regards voluntary dispositions, since Article 908
provides that they "may receive by disposition inter vivos or by
will no more than their entitlement under the title "Inheritance
on Intestacy".
Conversely, the mother of such a child, unless she has no
relatives entitled to inherit, may give in her lifetime or
bequeath to him only part of her property. On the other hand, if
the child's affiliation has not been established, the mother may
so give or bequeath to him the whole of her property, provided
that there are no heirs entitled to a reserved portion of her
estate ({heritiers reservataires}). The mother is thus faced with
the following alternative: either she recognises the child and
loses the possibility of leaving all her estate to him; or she
renounces establishing with him a family relationship in the eyes
of the law, in order to retain the possibility of leaving all her
estate to him just as she might to a stranger.
(3) Adoption of "illegitimate" children by their mother
19. If the mother of a recognised "illegitimate" child remains
unmarried, she has but one means of improving his status, namely,
"simple" adoption. In such cases, the age requirements for this
form of adoption are eased by Article 345 para. 2, sub-paragraph
2, of the Civil Code. The adopted child acquires over the
adopter's estate the rights of a "legitimate" child but, unlike
the latter, has no rights on intestacy in the estates of his
mother's relatives (Article 365).
Only legitimation (Articles 331 - 333) and legitimation by
adoption (Articles 368 - 370) place an "illegitimate" child on
exactly the same footing as a "legitimate" child; both of these
measures presuppose the mother's marriage.
C. The Bill submittted to the Senate on 15 February 1978
20. Belgium has signed, but not yet ratified, the Brussels
Convention of 12 September 1962 on the Establishment of Maternal
Affiliation of Natural Children, which was prepared by the
International Commission on Civil Status and entered into force on
23 April 1964. Neither has Belgium yet ratified, nor even signed,
the Convention of 15 October 1975 on the Legal Status of Children
born out of Wedlock, which was concluded within the Council of
Europe and entered into force on 11 August 1978. Both of these
instruments are based on the principle "mater semper certa est";
the second of them also regulates such questions as maintenance
obligations, parental authority and rights of succession.
21. However, the Belgian Government submitted to the Senate on
15 February 1978 a Bill to which they referred the Court in their
memorial of 3 July 1978 and subsequently at the hearings on 24
October. The official statement of reasons accompanying the Bill,
which mentions, inter alia, the Conventions of 1962 and 1975 cited
above, states that the Bill "seeks to institute equality in law
between all children". In particular, maternal affiliation would
be established on the mother's name being entered on the birth
certificate, which would introduce into Belgian law the principle
"mater semper certa est". Recognition by an unmarried mother would
accordingly no longer be necessary, unless there were no such
entry. Furthermore, the Civil Code would confer on children born
out of wedlock rights identical to those presently enjoyed by
children born in wedlock in the matter of inheritance on intestacy
and voluntary dispositions.
PROCEEDINGS BEFORE THE COMMISSION
22. The essence of the applicants' allegations before the
Commission was as follows:
- as an "illegitimate" child, Alexandra Marckx is the victim,
as a result of certain provisions of the Belgian Civil Code, of a
"capitis deminutio" incompatible with Articles 3 and 8 (art. 3,
art. 8) of the Convention;
- this "capitis deminutio" also violates the said Articles
(art. 3, art. 8) with respect to Paula Marckx;
- there are instances of discrimination, contary to Article 14
taken in conjunction with Article 8 (art. 14+8), between
"legitimate" and "illegitimate" children and between unmarried and
married mothers;
- the fact that an "illegitimate" child may be recognised by
any man, even if he is not the father, violates Articles 3, 8 and
14 (art. 3, art. 8, art. 14);
- Article 1 of Protocol No. 1 (P1-1) is violated by reason of
the fact that an unmarried mother is not free to dispose of her
property in favour of her child.
23. By partial decision of 16 March 1975, the Commission
declared the penultimate complaint inadmissible. On 29 September
1975, it accepted the remainder of the application and also
decided to take into consideration ex officio Article 12 (art. 12)
of the Convention.
In its report of 10 December 1977, the Commission expresses
the opinion:
- by ten votes to four, "that the situation" complained of
"constitutes a violation of Article 8 (art. 8) of the Convention
with respect to the illegitimate child" as far as, firstly, the
"principle of recognition and the procedure for recognition" and,
secondly, the "effects" of recognition are concerned;
- by nine votes to four with one abstention, that the "simple"
adoption of Alexandra by her mother "has not remedied" the
situation complained of in that "it maintains an improper
restriction on the concept of family life", with the result that
"the position complained of constitutes a violation of Article 8
(art. 8) with respect to the applicants";
- by twelve votes with two abstentions, "that the legislation
as applied constitutes a violation of Article 8 in conjunction
with Article 14 (art. 14+8) with respect to the applicants";
- by nine votes to six, that the "Belgian legislation as
applied violates Article 1 of the First Protocol in conjunction
with Article 14 (art. 14+P1-1) of the Convention" with respect to
the first, but not to the second, applicant;
- that it is not "necessary" to examine the case under Article
3 (art. 3) of the Convention;
- unanimously, that "Article 12 (art. 12) is not relevant".
The report contains one separate opinion.
FINAL SUBMISSIONS MADE TO THE COURT
24. At the hearings on 24 October 1978, the Government
confirmed the submission appearing in their memorial, namely:
"That the Court should decide that the facts related by the
Commission in its report do not disclose a violation by the
Belgian State, in the case of the applicants Paula and Alexandra
Marckx, of the obligations imposed by the Convention."
The Delegates of the Commission, for their part, made the
following submission at the hearings:
"May it please the Court to decide whether the Belgian
legislation complained of violates, in the case of the applicants,
the rights guaranteed to them by Article 8 of the Convention and
Article 1 of Protocol No. 1 (art. 8, P1-1), taken alone or in
conjunction with Article 14 (art. 14+8, art. 14+P1-1) of the
Convention."
AS TO THE LAW
I. On the Government's preliminary plea
25. The application of the Civil Code provisions concerning
children born out of wedlock and unmarried mothers is alleged by
the applicants to contravene, with respect to them, Articles 3, 8,
12 and 14 (art. 3, art. 8, art. 12, art. 14) of the Convention and
Article 1 of Protocol No. 1 (P1-1).
26. In reply, the Government firstly contend - if not by way
of an objection of lack of jurisdiction or inadmissibility as
such, at least by way of a preliminary plea - that the issues
raised by the applicants are essentially theoretical in their
case. The Government illustrate this by the following points: the
child Alexandra Marckx did not suffer from the fact that her
maternal affiliation was not established as soon as she was born
(16 October 1973) but only thirteen days later, when she was
recognised, since at the time she was unaware of the circumstances
of her birth; her mother, Paula Marckx, was acting of her own
accord, and not under duress, when she recognised Alexandra (29
October 1973) and when she adopted her (30 October 1974); there is
nothing to indicate that, during the interval of a year and a day
between these two latter dates, Paula Marckx had any wish to make,
by will or by gift inter vivos, a provision for her daughter more
generous than that stipulated by Article 908 of the Civil Code; a
very substantial proportion of the expenses incurred by Paula
Marckx for the adoption could have been avoided; since 30 October
1974, Alexandra's position {vis-a-vis} her mother has been the
same as that of a "legitimate" child. Briefly, the applicants are
overlooking, in the Government's submission, the fact that it is
not the Court's function to rule in abstracto on the compatibility
with the Convention of certain legal rules (Golder judgment of 21
February 1975, Series A no. 18, p. 19, para. 39).
The Commission's response is that it did not examine the
impugned legislation in abstracto since the applicants are relying
on specific and concrete facts.
27. The Court does not share the Government's view. Article 25
(art. 25) of the Convention entitles individuals to contend that a
law violates their rights by itself, in the absence of an
individual measure of implementation, if they run the risk of
being directly affected by it (see, mutatis mutandis, the Klass
and others judgment of 6 September 1978, Series A no. 28, pp.
17-18, para. 33). Such is indeed the standpoint of the applicants:
they raise objections to several Articles of the Civil Code which
applied or apply to them automatically. In submitting that these
Articles are contrary to the Convention and to Protocol No. 1, the
applicants are not inviting the Court to undertake an abstract
review of rules which, as such, would be incompatible with Article
25 (art. 25) (see, in addition to the two judgments cited above,
the De Becker judgment of 27 March 1962, Series A no. 4, p. 26 in
fine, and the De Wilde, Ooms and Versyp judgment of 10 March 1972,
Series A no. 14, p. 10, para. 22): they are challenging a legal
position - that of an unmarried mothers and of children born out
of wedlock - which affects them personally.
The Government appear, in short, to consider that this
position is not or is barely detrimental to the applicants. The
Court recalls in this respect that the question of the existence
of prejudice is not a matter for Article 25 (art. 25) which, in
its use of the word "victim", denotes "the person directly
affected by the act or omission which is in issue" (above-cited De
Wilde, Ooms and Versyp judgment, p. 11, paras. 23 - 24; see also
the Engel and others judgments of 8 June and 23 November 1976,
Series A no. 22, p. 37, para. 89, and p. 69, para. 11).
Paula and Alexandra Marckx can therefore "claim" to be victims
of the breaches of which they complain. In order to ascertain
whether they are actually victims, the merits of each of their
contentions have to be examined.
II. On the merits
28. The applicants rely basically on Articles 8 and 14 (art.
8, art. 14) of the Convention. Without overlooking the other
provisions which they invoke, the Court has accordingly turned
primarily to these two Articles (art. 8, art. 14) in its
consideration of the three aspects of the problem referred to it
by the Commission: the manner of establishing affiliation, the
extent of the child's family relationships, the patrimonial rights
of the child and of her mother.
29. Article 8 (art. 8) of the Convention provides:
"1. Everyone has the right to respect for his private and
family life, his home and his correspondence.
2. There shall be no interference by a public authority with
the exercise of this right except such as is in accordance with
the law and is necessary in a democratic society in the interests
of national security, public safety or the economic well-being of
the country, for the prevention of disorder or crime, for the
protection of health or morals, or for the protection of the
rights and freedoms of others."
30. The Court is led in the present case to clarify the
meaning and purport of the words "respect for ... private and
family life", which it has scarcely had the occasion to do until
now (judgment of 23 July 1968 in the "Belgian Linguistic" case,
Series A no. 6, pp. 32 - 33, para. 7; Klass and others judgment of
6 September 1978, Series A no. 28, p. 21, para. 41).
31. The first question for decision is whether the natural tie
between Paula and Alexandra Marckx gave rise to a family life
protected by Article 8 (art. 8).
By guaranteeing the right to respect for family life, Article
8 (art. 8) presupposes the existence of a family. The Court
concurs entirely with the Commission's established case-law on a
crucial point, namely that Article 8 (art. 8) makes no distinction
between the "legitimate" and the "illegitimate" family. Such a
distinction would not be consonant with the word "everyone", and
this is confirmed by Article 14 (art. 14) with its prohibition, in
the enjoyment of the rights and freedoms enshrined in the
Convention, of discrimination grounded on "birth". In addition,
the Court notes that the Committee of Ministers of the Council of
Europe regards the single woman and her child as one form of
family no less than others (Resolution (70) 15 of 15 May 1970 on
the social protection of unmarried mothers and their children,
para. I-10, para. II-5, etc.).
Article 8 (art. 8) thus applies to the "family life" of the
"illegitimate" family as it does to that of the "legitimate"
family. Besides, it is not disputed that Paula Marckx assumed
responsibility for her daughter Alexandra from the moment of her
birth and has continuously cared for her, with the result that a
real family life existed and still exists between them.
It remains to be ascertained what the "respect" for this
family life required of the Belgian legislature in each of the
areas covered by the application.
By proclaiming in paragraph 1 the right to respect for family
life, Article 8 (art. 8-1) signifies firstly that the State cannot
interfere with the exercise of that right otherwise than in
accordance with the strict conditions set out in paragraph 2 (art.
8-2). As the Court stated in the "Belgian Linguistic" case, the
object of the Article is "essentially" that of protecting the
individual against arbitrary interference by the public
authorities (judgment of 23 July 1968, Series A no. 6, p. 33,
para. 7). Nevertheless it does not merely compel the State to
abstain from such interference: in addition to this primarily
negative undertaking, there may be positive obligations inherent
in an effective "respect" for family life.
This means, amongst other things, that when the State
determines in its domestic legal system the {regime} applicable to
certain family ties such as those between an unmarried mother and
her child, it must act in a manner calculated to allow those
concerned to lead a normal family life. As envisaged by Article 8
(art. 8), respect for family life implies in particular, in the
Court's view, the existence in domestic law of legal safeguards
that render possible as from the moment of birth the child's
integration in his family. In this connection, the State has a
choice of various means, but a law that fails to satisfy this
requirement violates paragraph 1 of Article 8 (art. 8-1) without
there being any call to examine it under paragraph 2 (art. 8-2).
Article 8 (art. 8) being therefore relevant to the present
case, the Court has to review in detail each of the applicants'
complaints in the light of this provision.
32. Article 14 (art. 14) provides:
"The enjoyment of the rights and freedoms set forth in this
Convention shall be secured without discrimination on any ground
such as sex, race, colour, language, religion, political or other
opinion, national or social origin, association with a national
minority, property, birth or other status."
The Court's case-law shows that, although Article 14 (art. 14)
has no independent existence, it may play an important autonomous
{role} by complementing the other normative provisions of the
Convention and the Protocols: Article 14 (art. 14) safeguards
individuals, placed in similar situations, from any discrimination
in the enjoyment of the rights and freedoms set forth in those
other provisions. A measure which, although in itself in
conformity with the requirements of the Article of the Convention
or the Protocols enshrining a given right or freedom, is of a
discriminatory nature incompatible with Article 14 (art. 14)
therefore violates those two Articles taken in conjunction. It is
as though Article 14 (art. 14) formed an integral part of each of
the provisions laying down rights and freedoms (judgment of 23
July 1968 in the "Belgian Linguistic" case, Series A no. 6, pp. 33
- 34, para. 9; National Union of Belgian Police judgment of 27
October 1975, Series A no. 19, p. 19, para. 44).
Accordingly, and since Article 8 (art. 8) is relevant to the
present case (see paragraph 31 above), it is necessary also to
take into account Article 14 in conjunction with Article 8 (art.
14+8).
33. According to the Court's established case-law, a
distinction is discriminatory if it "has no objective and
reasonable justification", that is, if it does not pursue a
"legitimate aim" or if there is not a "reasonable relationship of
proportionality between the means employed and the aim sought to
be realised" (see, inter alia, the above-cited judgment of 23 July
1968, p. 34, para. 10).
34. In acting in a manner calculated to allow the family life
of an unmarried mother and her child to develop normally (see
paragraph 31 above), the State must avoid any discrimination
grounded on birth: this is dictated by Article 14 taken in
conjunction with Article 8 (art. 14+8).
A. On the manner of establishing Alexandra
Marckx's maternal affiliation
35. Under Belgian law, the maternal affiliation of an
"illegitimate" child is established neither by his birth alone nor
even by the entry - obligatory under Article 57 of the Civil Code
- of the mother's name on the birth certificate; Articles 334 and
341a require either a voluntary recognition or a court declaration
as to maternity. On the other hand, under Article 319, the
affiliation of a married woman's child is proved simply by the
birth certificate recorded at the registry office (see paragraph
14 above).
The applicants see this system as violating, with respect to
them, Article 8 (art 8) of the Convention, taken both alone and in
conjunction with Article 14 (art. 14+8). This is contested by the
Government. The Commission, for its part, finds a breach of
Article 8 (art. 8), taken both alone and in conjunction with
Article 14 (art. 14+8), with respect to Alexandra, and a breach of
Article 14, taken in conjunction with Article 8 (art. 14+8), with
respect to Paula Marckx.
1. On the alleged violation of Article 8
(art. 8) of the Convention, taken alone
36. Paula Marckx was able to establish Alexandra's affiliation
only by the means afforded by Article 334 of the Civil Code,
namely recognition. The effect of recognition is declaratory and
not attributive: it does not create but records the child's
status. It is irrevocable and retroactive to the date of birth.
Furthermore, the procedure to be followed hardly presents
difficulties: the declaration may take the form of a notarial
deed, but it may also be added, at any time and without expense,
to the record of the birth at the registry office (see paragraph
14 above).
Nevertheless, the necessity to have recourse to such an
expedient derived from a refusal to acknowledge fully Paula
Marckx's maternity from the moment of the birth. Moreover, in
Belgium an unmarried mother is faced with an alternative: if she
recognises her child (assuming she wishes to do so), she will at
the same time prejudice him since her capacity to give or bequeath
her property to him will be restricted; if she desires to retain
the possibility of making such dispositions as she chooses in her
child's favour, she will be obliged to renounce establishing a
family tie with him in law (see paragraph 18 above). Admittedly,
that possibility, which is now open to her in the absence of
recognition, would disappear entirely under the current Civil Code
(Article 908) if, as is the applicants' wish, the mere mention of
the mother's name on the birth certificate were to constitute
proof of any "illegitimate" child's maternal affiliation. However,
the dilemma which exists at present is not consonant with
"respect" for family life; it thwarts and impedes the normal
development of such life (see paragraph 31 above). Furthermore, it
appears from paragraphs 60 to 65 below that the unfavourable
consequences of recognition in the area of patrimonial rights are
of themselves contrary to Article 14 of the Convention, taken in
conjunction with Article 8 (art. 14+8) and with Article 1 of
Protocol No. 1 (art. 14+P1-1).
The Court thus concludes that there has been a violation of
Article 8 (art. 8), taken alone, with respect to the first
applicant.
37. As regards Alexandra Marckx, only one method of
establishing her maternal affiliation was available to her under
Belgian law, namely, to take legal proceedings for the purpose
(recherche de {maternite}; Articles 341a - 341c of the Civil
Code). Although a judgment declaring the affiliation of an
"illegitimate" child has the same effects as a voluntary
recognition, the procedure applicable is, in the nature of things,
far more complex. Quite apart from the conditions of proof that
have to be satisfied, the legal representative of an infant needs
the consent of the family council before he can bring, assuming he
wishes to do so, an action for a declaration as to status; it is
only after attaining majority that the child can bring such an
action himself (see paragraph 14 above). There is thus a risk that
the establishment of affiliation will be time-consuming and that,
in the interim, the child will remain separated in law from his
mother. This system resulted in a lack of respect for the family
life of Alexandra Marckx who, in the eyes of the law, was
motherless from 16 to 29 October 1973. Despite the brevity of this
period, there was thus also a violation of Article 8 (art. 8) with
respect to the second applicant.
2. On the alleged violation
of Article 14 of the Convention, taken in
conjunction with Article 8 (art. 14+8)
38. The Court also has to determine whether, as regards the
manner of establishing Alexandra's maternal affiliation, one or
both of the applicants have been victims of discrimination
contrary to Article 14 taken in conjunction with Article 8 (art.
14+8).
39. The Government, relying on the difference between the
situations of the unmarried and the married mother, advance the
following arguments: whilst the married mother and her husband
"mutually undertake ... the obligation to feed, keep and educate
their children" (Article 203 of the Civil Code), there is no
certainty that the unmarried mother will be willing to bear on her
own the responsibilities of motherhood; by leaving the unmarried
mother the choice between recognising her child or dissociating
herself from him, the law is prompted by a concern for protection
of the child, for it would be dangerous to entrust him to the
custody and authority of someone who has shown no inclination to
care for him; many unmarried mothers do not recognise their child
(see paragraph 14 above).
In the Court's judgment, the fact that some unmarried mothers,
unlike Paula Marckx, do not wish to take care of their child
cannot justify the rule of Belgian law whereby the establishment
of their maternity is conditional on voluntary recognition or a
court declaration. In fact, such an attitude is not a general
feature of the relationship between unmarried mothers and their
children; besides, this is neither claimed by the Government nor
proved by the figures which they advance. As the Commission points
out, it may happen that also a married mother might not wish to
bring up her child, and yet, as far as she is concerned, the birth
alone will have created the legal bond of affiliation.
Again, the interest of an "illegitimate" child in having such
a bond established is no less than that of a "legitimate" child.
However, the "illegitimate" child is likely to remain motherless
in the eyes of Belgian law. If an "illegitimate" child is not
recognised voluntarily, he has only one expedient, namely, an
action to establish maternal affiliation (Articles 341a - 341c of
the Civil Code; see paragraph 14 above). A married woman's child
also is entitled to institute such an action (Articles 326 - 330),
but in the vast majority of cases the entries on the birth
certificate (Article 319) or, failing that, the constant and
factual enjoyment of the status of a legitimate child (une
possession {d'etat} constante; Article 320) render this
unnecessary.
40. The Government do not deny that the present law favours
the traditional family, but they maintain that the law aims at
ensuring that family's full development and is thereby founded on
objective and reasonable grounds relating to morals and public
order (ordre public).
The Court recognises that support and encouragement of the
traditional family is in itself legitimate or even praiseworthy.
However, in the achievement of this end recourse must not be had
to measures whose object or result is, as in the present case, to
prejudice the "illegitimate" family; the members of the
"illegitimate" family enjoy the guarantees of Article 8 (art. 8)
on an equal footing with the members of the traditional family.
41. The Government concede that the law at issue may appear
open to criticism but plead that the problem of reforming it arose
only several years after the entry into force of the European
Convention on Human Rights in respect of Belgium (14 June 1955),
that is with the adoption of the Brussels Convention of 12
September 1962 on the Establishment of Maternal Affiliation of
Natural Children (see paragraph 20 above).
It is true that, at the time when the Convention of 4 November
1950 was drafted, it was regarded as permissible and normal in
many European countries to draw a distinction in this area between
the "illegitimate" and the "legitimate" family. However, the Court
recalls that this Convention must be interpreted in the light of
present-day conditions (Tyrer judgment of 25 April 1978, Series A
no. 26, p. 15, para. 31). In the instant case, the Court cannot
but be struck by the fact that the domestic law of the great
majority of the member States of the Council of Europe has evolved
and is continuing to evolve, in company with the relevant
international instruments, towards full juridical recognition of
the maxim "mater semper certa est".
Admittedly, of the ten States that drew up the Brussels
Convention, only eight have signed and only four have ratified it
to date. The European Convention of 15 October 1975 on the Legal
Status of Children born out of Wedlock has at present been signed
by only ten and ratified by only four members of the Council of
Europe. Furthermore, Article 14 (1) of the latter Convention
permits any State to make, at the most, three reservations, one of
which could theoretically concern precisely the manner of
establishing the maternal affiliation of a child born out of
wedlock (Article 2).
However, this state of affairs cannot be relied on in
opposition to the evolution noted above. Both the relevant
Conventions are in force and there is no reason to attribute the
currently small number of Contracting States to a refusal to admit
equality between "illegitimate" and legitimate" children on the
point under consideration. In fact, the existence of these two
treaties denotes that there is a clear measure of common ground in
this area amongst modern societies.
The official statement of reasons accompanying the Bill
submitted by the Belgian Government to the Senate on 15 February
1978 (see paragraph 21 above) provides an illustration of this
evolution of rules and attitudes. Amongst other things, the
statement points out that "in recent years several Western
European countries, including the Federal Republic of Germany,
Great Britain, the Netherlands, France, Italy and Switzerland,
have adopted new legislation radically altering the traditional
structure of the law of affiliation and establishing almost
complete equality between legitimate and illegitimate children".
It is also noted that "the desire to put an end to all
discrimination and abolish all inequalities based on birth is ...
apparent in the work of various international institutions". As
regards Belgium itself, the statement stresses that the difference
of treatment between Belgian citizens, depending on whether their
affiliation is established in or out of wedlock, amounts to a
"flagrant exception" to the fundamental principle of the equality
of everyone before the law (Article 6 of the Constitution). It
adds that "lawyers and public opinion are becoming increasingly
convinced that the discrimination against (illegitimate) children
should be ended".
42. The Government maintain, finally, that the introduction of
the rule "mater semper certa est" should be accompanied, as is
contemplated in the 1978 Bill, by a reform of the provisions on
the establishment of paternity, failing which there would be a
considerable and one-sided increase in the responsibilities of the
unmarried mother. Thus, for the Government, there is a
comprehensive problem and any piecemeal solution would be
dangerous.
The Court confines itself to noting that it is required to
rule only on certain aspects of the maternal affiliation of
"illegitimate" children under Belgian law. It does not exclude
that a judgment finding a breach of the Convention on one of those
aspects might render desirable or necessary a reform of the law on
other matters not submitted for examination in the present
proceedings. It is for the respondent State, and the respondent
State alone, to take the measures it considers appropriate to
ensure that its domestic law is coherent and consistent.
43. The distinction complained of therefore lacks objective
and reasonable justification. Accordingly, the manner of
establishing Alexandra Marckx's maternal affiliation violated,
with respect to both applicants, Article 14 taken in conjunction
with Article 8 (art. 14+8).
B. On the extent in law of
Alexandra Marckx's family relationships
44. Under Belgian law, a "legitimate" child is fully
integrated from the moment of his birth into the family of each of
his parents, whereas a recognised "illegitimate" child, and even
an adopted "illegitimate" child, remains in principle a stranger
to his parents' families (see paragraph 16 above). In fact, the
legislation makes provision for some exceptions - and recent
case-law is tending to add more - but it denies a child born out
of wedlock any rights over the estates of his father's or mother's
relatives (Article 756 in fine of the Civil Code), it does not
expressly create any maintenance obligations between him and those
relatives, and it empowers his guardian rather than those
relatives to give consent, where appropriate, to his marriage
(Article 159, as compared with Article 150), etc.
It thus appears that in certain respects Alexandra never had a
legal relationship with her mother's family, for example with her
maternal grandmother, Mrs. Victorine Libot, who died in August
1974, or with her aunt, Mrs. Blanche Marckx (see paragraph 12
above).
The applicants regard this situation as incompatible with
Article 8 of the Convention (art. 8), taken both alone and in
conjunction with Article 14 (art. 14+8). This is contested by the
Government. The Commission, for its part, finds a breach of the
requirements of Article 8 (art. 8), taken both alone and in
conjunction with Article 14 (art. 14+8), with respect to
Alexandra, and a breach of Article 14 taken in conjunction with
Article 8 (art. 14+8), with respect to Paula Marckx.
1. On the alleged violation of Article 8
(art. 8) of the Convention, taken alone
45. In the Court's opinion, "family life", within the meaning
of Article 8 (art. 8), includes at least the ties between near
relatives, for instance those between grandparents and
grandchildren, since such relatives may play a considerable part
in family life.
"Respect" for a family life so understood implies an
obligation for the State to act in a manner calculated to allow
these ties to develop normally (see, mutatis mutandis, paragraph
31 above). Yet the development of the family life of an unmarried
mother and her child whom she has recognised may be hindered if
the child does not become a member of the mother's family and if
the establishment of affiliation has effects only as between the
two of them.
46. It is objected by the Government that Alexandra's
grandparents were not parties to the case and, furthermore, that
there is no evidence before the Court as to the actual existence,
now or in the past, of relations between Alexandra and her
grandparents, the normal manifestations whereof were hampered by
Belgian law.
The Court does not agree. The fact that Mrs. Victorine Libot
did not apply to the Commission in no way prevents the applicants
from complaining, on their own account, of the exclusion of one of
them from the other's family. Besides, there is nothing to prove
the absence of actual relations between Alexandra and her
grandmother before the latter's death; in addition, the
information obtained at the hearings suggests that Alexandra
apparently has such relations with an aunt.
47. There is thus in this connection violation of Article 8
(art. 8), taken alone, with respect to both applicants.
2. On the alleged violation
of Article 14 of the Convention, taken in
conjunction with Article 8 (art. 14+8)
48. It remains for the Court to determine whether, as regards
the extent in law of Alexandra's family relationships, one or both
of the applicants have been victims of discrimination in breach of
Article 14 taken in conjunction with Article 8 (art. 14+8). One of
the differences of treatment found in this area between
"illegitimate" and "legitimate" children concerns inheritance
rights on intestacy (Article 756 in fine of the Civil Code); the
Court's opinion on this aspect appears at paragraphs 56 to 59
below. With respect to the other differences, the Government do
not put forward any arguments beyond those they rely on in
connection with the manner of establishing affiliation (see
paragraphs 39 to 42 above). The Court discerns no objective and
reasonable justification for the differences of treatment now
being considered. Admittedly, the "tranquillity" of "legitimate"
families may sometimes be disturbed if an "illegitimate" child is
included, in the eyes of the law, in his mother's family on the
same footing as a child born in wedlock, but this is not a motive
that justifies depriving the former child of fundamental rights.
The Court also refers, mutatis mutandis, to the reasons set out in
paragraphs 40 and 41 of the present judgment.
The distinction complained of therefore violates, with respect
to both applicants, Article 14 taken in conjunction with Article 8
(art. 14+8).
C. On the patrimonial rights relied on by the applicants
49. The Civil Code limits, in varying degrees, the rights of
an "illegitimate" child and his unmarried mother as regards both
inheritance on intestacy and dispositions inter vivos or by will
(see paragraphs 17 and 18 above).
Until her recognition on 29 October 1973, the fourteenth day
of her life, Alexandra had, by virtue of Article 756, no
inheritance rights on intestacy over her mother's estate. On that
date she did not acquire the status of presumed heir ({heritiere
presomptive}) of her mother, but merely that of "exceptional heir"
("successeur {irregulier}") (Articles 756 - 758, 760 and 773). It
was only Alexandra's adoption, on 30 October 1974, that conferred
on her the rights of a "legitimate" child over Paula Marckx's
estate (Article 365). Moreover, Alexandra has never had any
inheritance rights on intestacy as regards the estate of any
member of her mother's family (Articles 756 and 365).
In the interval between her recognition and her adoption,
Alexandra could receive from her mother by disposition inter vivos
or by will no more than her entitlement under the Code under the
title "Inheritance on Intestacy" (Article 908). This restriction
on her capacity, like that on Paula Marckx's capacity to dispose
of her property, did not exist before 29 October 1973 and
disappeared on 30 October 1974.
On the other hand, the Belgian Civil Code confers on
"legitimate" children, from the moment of their birth and even of
their conception, all those patrimonial rights which it denied and
denies Alexandra; the capacity of married women to dispose of
their property is not restricted by the Code in the same way as
that of Paula Marckx.
According to the applicants, this system contravenes in regard
to them Article 8 (art. 8) of the Convention, taken both alone and
in conjunction with Article 14 (art. 14+8), and also, in Paula
Marckx's case, Article 1 of Protocol No. 1 (P1-1) taken both alone
and in conjunction with Article 14 (art. 14+P1-1). This is
contested by the Government. The Commission, for its part, finds
only a breach of Article 14, taken in conjunction with Article 1
of Protocol No. 1 (art. 14+P1-1), with respect to Paula Marckx.
1. On the patrimonial rights relied on by Alexandra
50. As concerns the second applicant, the Court has taken its
stand solely on Article 8 (art. 8) of the Convention, taken both
alone and in conjunction with Article 14 (art. 14+8). The Court in
fact excludes Article 1 of Protocol No. 1 (P1-1): like the
Commission and the Government, it notes that this Article (P1-1)
does no more than enshrine the right of everyone to the peaceful
enjoyment of "his" possessions, that consequently it applies only
to a person's existing possessions and that it does not guarantee
the right to acquire possessions whether on intestacy or through
voluntary dispositions. Besides, the applicants do not appear to
have relied on this provision in support of Alexandra's claims.
Since Article 1 of the Protocol (P1-1) proves to be inapplicable,
Article 14 (art. 14) of the Convention cannot be combined with it
on the point now being considered.
51. The applicants regard the patrimonial rights they claim as
forming part of family rights and, hence, as being a matter for
Article 8 (art. 8). This reasoning is disputed by the Government.
Neither does the majority of the Commission agree with the
applicants, but, as the Principal Delegate indicated at the
hearings, a minority of six members considers the right of
succession between children and parents, and between grandchildren
and grandparents, to be so closely related to family life that it
comes within the sphere of Article 8 (art. 8).
52. The Court shares the view of the minority. Matters of
intestate succession - and of disposition - between near relatives
prove to be intimately connected with family life. Family life
does not include only social, moral or cultural relations, for
example in the sphere of children's education; it also comprises
interests of a material kind, as is shown by, amongst other
things, the obligations in respect of maintenance and the position
occupied in the domestic legal systems of the majority of the
Contracting States by the institution of the reserved portion of
an estate ({reserve hereditaire}). Whilst inheritance rights are
not normally exercised until the estate-owner's death, that is at
a time when family life undergoes a change or even comes to an
end, this does not mean that no issue concerning such rights may
arise before the death: the distribution of the estate may be
settled, and in practice fairly often is settled, by the making of
a will or of a gift on account of a future inheritance (avance
d'hoirie); it therefore represents a feature of family life that
cannot be disregarded.
53. Nevertheless, it is not a requirement of Article 8 (art.
8) that a child should be entitled to some share in the estates of
his parents or even of other near relatives: in the matter of
patrimonial rights also, Article 8 (art. 8) in principle leaves to
the Contracting States the choice of the means calculated to allow
everyone to lead a normal family life (see paragraph 31 above) and
such an entitlement is not indispensable in the pursuit of a
normal family life. In consequence, the restrictions which the
Belgian Civil Code places on Alexandra Marckx's inheritance rights
on intestacy are not of themselves in conflict with the
Convention, that is, if they are considered independently of the
reason underlying them. Similar reasoning is to be applied to the
question of voluntary dispositions.
54. On the other hand, the distinction made in these two
respects between "illegitimate" and "legitimate" children does
raise an issue under Articles 14 and 8 (art. 14+8) when they are
taken in conjunction.
55. Until she was adopted (30 October 1974), Alexandra had
only a capacity to receive property from Paula Marckx (see
paragraph 49 above) that was markedly less than that which a child
born in wedlock would have enjoyed. The Court considers that this
difference of treatment, in support of which the Government put
forward no special argument, lacks objective and reasonable
justification; reference is made, mutatis mutandis, to paragraphs
40 and 41 above.
However, the Government plead that since 30 October 1974 the
second applicant has had, {vis-a-vis} the first applicant, the
patrimonial rights of a "legitimate" child; they therefore
consider it superfluous to deal with the earlier period.
This argument represents, in essence, no more than one branch
of the preliminary plea that has already been set aside (see
paragraphs 26 and 27 above). Moreover, in common with the
Commission, the Court finds that the need to have recourse to
adoption in order to eliminate the said difference of treatment
involves of itself discrimination. As the applicants emphasised,
the procedure employed for this purpose in the present case is one
that usually serves to establish legal ties between one individual
and another's child; to oblige in practice an unmarried mother to
utilise such a procedure if she wishes to improve her own
daughter's situation as regards patrimonial rights amounts to
disregarding the tie of blood and to using the institution of
adoption for an extraneous purpose. Besides, the procedure to be
followed is somewhat lengthy and complicated. Above all, the child
is left entirely at the mercy of his parent's initiative, for he
is unable to apply to the courts for his adoption.
56. Unlike a "legitimate" child, Alexandra has at no time
before or after 30 October 1974 had any entitlement on intestacy
in the estates of members of Paula Marckx's family (see paragraph
49 above). Here again, the Court fails to find any objective and
reasonable justification.
In the Government's submission, the reason why adoption in
principle confers on the adopted child no patrimonial rights as
regards relatives of the adopter is that the relatives may not
have approved of the adoption. The Court does not have to decide
this point in the present proceedings since it considers
discriminatory the need for a mother to adopt her child (see
paragraph 55 above).
57. As regards the sum total of the patrimonial rights claimed
by the second applicant, the Court notes that the Bill submitted
to the Senate on 15 February 1978 (see paragraph 21 above)
advocates, in the name of the principle of equality, "the
abolition of the inferior status characterising, in matters of
inheritance, the lot of illegitimate children" as compared with
children born in wedlock.
58. The Government also state that they appreciate that an
increase in the "illegitimate" child's inheritance rights is
considered indispensable; however, in their view, reform should be
effected by legislation and without retrospective effect. Their
argument runs as follows: if the Court were to find certain rules
of Belgian law to be incompatible with the Convention, this would
mean that these rules had been contrary to the Convention since
its entry into force in respect of Belgium (14 June 1955); the
only way to escape such a conclusion would be to accept that the
Convention's requirements had increased in the intervening period
and to indicate the exact date of the change; failing this, the
result of the judgment would be to render many subsequent
distributions of estates irregular and open to challenge before
the courts, since the limitation period on the two actions
available under Belgian law in this connection is thirty years.
The Court is not required to undertake an examination in
abstracto of the legislative provisions complained of: it is
enquiring whether or not their application to Paula and Alexandra
Marckx complies with the Convention (see paragraph 27 above).
Admittedly, it is inevitable that the Court's decision will have
effects extending beyond the confines of this particular case,
especially since the violations found stem directly from the
contested provisions and not from individual measures of
implementation, but the decision cannot of itself annul or repeal
these provisions: the Court's judgment is essentially declaratory
and leaves to the State the choice of the means to be utilised in
its domestic legal system for performance of its obligation under
Article 53 (art. 53).
Nonetheless, it remains true that the Government have an
evident interest in knowing the temporal effect of the present
judgment. On this question, reliance has to be placed on two
general principles of law which were recently recalled by the
Court of Justice of the European Communities: "the practical
consequences of any judicial decision must be carefully taken into
account", but "it would be impossible to go so far as to diminish
the objectivity of the law and compromise its future application
on the ground of the possible repercussions which might result, as
regards the past, from such a judicial decision" (8 April 1976,
Defrenne v. Sabena, Reports 1976, p. 480). The European Court of
Human Rights interprets the Convention in the light of present-day
conditions but it is not unaware that differences of treatment
between "illegitimate" and "legitimate" children, for example in
the matter of patrimonial rights, were for many years regarded as
permissible and normal in a large number of Contracting States
(see, mutatis mutandis, paragraph 41 above). Evolution towards
equality has been slow and reliance on the Convention to
accelerate this evolution was apparently contemplated at a rather
late stage. As recently as 22 December 1967, the Commission
rejected under Article 27 (2) (art. 27-2) - and rejected de plano
(Rule 45 (3) (a) of its then Rules of Procedure) - another
application (No. 2775/67) which challenged Articles 757 and 908 of
the Belgian Civil Code; the Commission does not seem to have been
confronted with the issue again until 1974 (application no.
6833/74 of Paula and Alexandra Marckx). Having regard to all these
circumstances, the principle of legal certainty, which is
necessarily inherent in the law of the Convention as in Community
Law, dispenses the Belgian State from re-opening legal acts or
situations that antedate the delivery of the present judgment.
Moreover, a similar solution is found in certain Contracting
States having a constitutional court: their public law limits the
retroactive effect of those decisions of that court that annul
legislation.
59. To sum up, Alexandra Marckx was the victim of a breach of
Article 14, taken in conjunction with Article 8 (art. 14+8), by
reason both of the restrictions on her capacity to receive
property from her mother and of her total lack of inheritance
rights on intestacy over the estates of her near relatives on her
mother's side.
2. On the patrimonial rights relied on by Paula Marckx
60. From 29 October 1973 (recognition) to 30 October 1974
(adoption), the first applicant had only limited capacity to make
dispositions in her daughter's favour (see paragraph 49 above).
She complains of this situation, relying on Article 8 (art. 8) of
the Convention and on Article 1 of Protocol No. 1 (P1-1), taken in
each case both alone and in conjunction with Article 14 (art.
14+8, art. 14+P1-1).
(a) On the alleged violation of Article 8 (art. 8) of the
Convention, taken both alone and in conjunction with Article 14
(art. 14+8)
61. As the Court has already noted, Article 8 (art. 8) of the
Convention is relevant to the point now under consideration (see
paragraphs 51 and 52 above). However, Article 8 (art. 8) does not
guarantee to a mother complete freedom to give or bequeath her
property to her child: in principle it leaves to the Contracting
States the choice of the means calculated to allow everyone to
lead a normal family life (see paragraph 31 above) and such
freedom is not indispensable in the pursuit of a normal family
life. In consequence, the restriction complained of by Paula
Marckx is not of itself in conflict with the Convention, that is
if it is considered independently of the reason underlying it.
62. On the other hand, the distinction made in this area
between unmarried and married mothers does raise an issue. The
Government put forward no special argument to support this
distinction and, in the opinion of the Court, which refers mutatis
mutandis to paragraphs 40 and 41 above, the distinction lacks
objective and reasonable justification; it is therefore contrary
to Article 14 taken in conjunction with Article 8 (art. 14+8).
(b) On the alleged violation of Article 1 of Protocol No. 1
(P1-1), taken both alone and in conjunction with Article 14 (art.
14+P1-1) of the Convention
63. Article 1 of Protocol No. 1 (P1-1) reads as follows:
"Every natural or legal person is entitled to the peaceful
enjoyment of his possessions. No one shall be deprived of his
possessions except in the public interest and subject to the
conditions provided for by law and by the general principles of
international law.
The preceding provisions shall not, however, in any way impair
the right of a State to enforce such laws as it deems necessary to
control the use of property in accordance with the general
interest or to secure the payment of taxes or other contributions
or penalties."
In the applicants' submission, the patrimonial rights claimed
by Paula Marckx fall within the ambit of, inter alia, this
provision. This approach is shared by the Commission but contested
by the Government.
The Court takes the same view as the Commission. By
recognising that everyone has the right to the peaceful enjoyment
of his possessions, Article 1 (P1-1) is in substance guaranteeing
the right of property. This is the clear impression left by the
words "possessions" and "use of property" (in French: "biens",
"{propriete}", "usage des biens"); the "travaux {preparatoires}",
for their part, confirm this unequivocally: the drafters
continually spoke of "right of property" or "right to property" to
describe the subject-matter of the successive drafts which were
the forerunners of the present Article 1 (P1-1). Indeed, the right
to dispose of one's property constitutes a traditional and
fundamental aspect of the right of property (cf. the Handyside
judgment of 7 December 1976, Series A no. 24, p. 29, para. 62).
64. The second paragraph of Article 1 (P1-1) nevertheless
authorises a Contracting State to "enforce such laws as it deems
necessary to control the use of property in accordance with the
general interest". This paragraph thus sets the Contracting States
up as sole judges of the "necessity" for such a law
(above-mentioned Handyside judgment, ibid). As regards "the
general interest", it may in certain cases induce a legislature to
"control the use of property" in the area of dispositions inter
vivos or by will. In consequence, the limitation complained of by
the first applicant is not of itself in conflict with Protocol
No. 1.
65. However, the limitation applies only to unmarried and not
to married mothers. Like the Commission, the Court considers this
distinction, in support of which the Government put forward no
special argument, to be discriminatory. In view of Article 14
(art. 14) of the Convention, the Court fails to see on what
"general interest", or on what objective and reasonable
justification, a State could rely to limit an unmarried mother's
right to make gifts or legacies in favour of her child when at the
same time a married woman is not subject to any similar
restriction. In other respects, the Court refers, mutatis
mutandis, to paragraphs 40 and 41 above.
Accordingly, there was on this point breach of Article 14 of
the Convention, taken in conjunction with Article 1 of Protocol
No. 1 (art. 14+P1-1), with respect to Paula Marckx.
D. On the alleged violation of Articles 3
and 12 (art. 3, art. 12) of the Convention
66. The applicants claim that the legislation they complain of
entails an affront to their dignity as human beings; they contend
that it subjects them to "degrading treatment" within the meaning
of Article 3 (art. 3). The Government contest this. The
Commission, for its part, did not consider that it had to examine
the case under this Article (art. 3).
In the Court's judgment, while the legal rules at issue
probably present aspects which the applicants may feel to be
humiliating, they do not constitute degrading treatment coming
within the ambit of Article 3 (art. 3).
67. In its report of 10 December 1977, the Commission
expresses the opinion that Article 12 (art. 12), which concerns
"the right to marry and to found a family", is not relevant to the
present case.
The applicants, on the other hand, maintain their view that
the Belgian Civil Code fails to respect, in the person of Paula
Marckx, the right not to marry which, in their submission, is
inherent in the guarantee embodied in Article 12 (art. 12). They
argue that in order to confer on Alexandra the status of a
"legitimate" child, her mother would have to legitimate her and,
hence, to contract marriage. The Court notes that there is no
legal obstacle confronting the first applicant in the exercise of
the freedom to marry or to remain single; consequently, the Court
has no need to determine whether the Convention enshrines the
right not to marry.
The fact that, in law, the parents of an "illegitimate" child
do not have the same rights as a married couple also constitutes a
breach of Article 12 (art. 12) in the opinion of the applicants;
they thus appear to construe Article 12 (art. 12) as requiring
that all the legal effects attaching to marriage should apply
equally to situations that are in certain respects comparable to
marriage. The Court cannot accept this reasoning; in company with
the Commission, the Court finds that the issue under consideration
falls outside the scope of Article 12 (art. 12).
Accordingly, Article 12 (art. 12) has not been infringed.
E. On the application of Article 50
(art. 50) of the Convention
68. At the hearing on 24 October 1978, Mrs. Van Look asked the
Court to award each applicant, under Article 50 (art. 50) of the
Convention, one Belgian franc as compensation for moral damage.
The Government did not advert to the matter.
The Court regards the question as being ready for decision
(Rule 50 para. 3, first sentence, of the Rules of Court, read in
conjunction with Rule 48 para. 3). In the particular circumstances
of the case, the Court is of the opinion that it is not necessary
to afford Paula and Alexandra Marckx any just satisfaction other
than that resulting from the finding of several violations of
their rights.
FOR THESE REASONS, THE COURT
I. On the Government's preliminary plea
1. Holds by fourteen votes to one that the applicants can
claim to be "victims" within the meaning of Article 25 (art. 25)
of the Convention;
II. On the manner of establishing Alexandra Marckx's
maternal affiliation
2. Holds by ten votes to five that there has been breach of
Article 8 (art. 8) of the Convention, taken alone, with respect to
Paula Marckx;
3. Holds by eleven votes to four that there has also been
breach of Article 14 of the Convention, taken in conjunction with
Article 8 (art. 14+8), with respect to this applicant;
4. Holds by twelve votes to three that there has been breach
of Article 8 (art. 8) of the Convention, taken alone, with respect
to Alexandra Marckx;
5. Holds by thirteen votes to two that there has also been
breach of Article 14 of the Convention, taken in conjunction with
Article 8 (art. 14+8), with respect to this applicant;
III. On the extent in law of Alexandra Marckx's
family relationships
6. Holds by twelve votes to three that there is breach of
Article 8 (art. 8) of the Convention, taken alone, with respect to
both applicants;
7. Holds by thirteen votes to two that there is also breach of
Article 14 of the Convention, taken in conjunction with Article 8
(art. 14+8), with respect to both applicants;
IV. On the patrimonial rights relied on
by Alexandra Marckx
8. Holds unanimously that Article 1 of Protocol No. 1 (P1-1)
is not applicable to Alexandra Marckx's claims;
9. Holds unanimously that there has been no breach of Article
8 (art. 8) of the Convention, taken alone, with respect to this
applicant;
10. Holds by thirteen votes to two that there is breach of
Article 14 of the Convention, taken in conjunction with Article 8
(art. 14+8), with respect to the same applicant;
V. On the patrimonial rights relied on by Paula Marckx
11. Holds unanimously that there has been no breach of Article
8 (art. 8) of the Convention, taken alone, with respect to Paula
Marckx;
12. Holds by thirteen votes to two that there has been breach
of Article 14 of the Convention, taken in conjunction with Article
8 (art. 14+8), with respect to this applicant;
13. Holds by ten votes to five that Article 1 of Protocol No.
1 (P1-1) is applicable to Paula Marckx's claims;
14. Holds by nine votes to six that there has been no breach
of this Article (P1-1), taken alone, with respect to the same
applicant;
15. Holds by ten votes to five that there has been breach of
Article 14 of the Convention, taken in conjunction with Article 1
of Protocol No. 1 (art. 14+P1-1), with respect to this applicant;
VI. On the alleged violation of Articles 3 and 12
(art. 3, art. 12) of the Convention
16. Holds unanimously that there is no breach of Article 3
(art. 3) or of Article 12 (art. 12) of the Convention in the
present case;
VII. On Article 50 (art. 50)
17. Holds by nine votes to six that the preceding findings
amount in themselves to adequate just satisfaction for the
purposes of Article 50 (art. 50) of the Convention.
Done in French and English, the French text being authentic,
at the Human Rights Building, Strasbourg, this thirteenth day of
June, nineteen hundred and seventy-nine.
Signed: For the President
Vice-President
{Gerard WIARDA}
Signed: {Marc-Andre EISSEN}
Registrar
The following separate opinions are annexed to the present
judgment in accordance with Article 51 para. 2 (art. 51-2) of the
Convention and Rule 50 para. 2 of the Rules of Court :
- joint dissenting opinion of Judges Balladore Pallieri,
Pedersen, Ganshof van der Meersch, Evrigenis, Pinheiro Farinha and
{Garcia de Enterria} on the application of Article 50 (art. 50) of
the Convention;
- partly dissenting opinion of Mr. O'Donoghue;
- partly dissenting opinion of Mr. {Thor Vilhjalmsson};
- dissenting opinion of Sir Gerald Fitzmaurice;
- partly dissenting opinion of Mrs. Bindschedler-Robert;
- partly dissenting opinion of Mr. Matscher;
- partly dissenting opinion of Mr. Pinheiro Farinha.
In addition, Mr. Balladore Pallieri, Mr. Zekia, Mrs. Pedersen,
Mr. Ganshof van der Meersch, Mr. Evrigenis and Mr. Lagergren state
their dissent with the majority of the Court as regards item 14 of
the operative provisions of the judgment (Rule 50 para. 2 in fine
of the Rules of Court); they consider that there has been a breach
of Article 1 of Protocol No. 1 (P1-1), taken alone, with respect
to Paula Marckx.
Initialled: G.W.
Initialled: M.-A.E.
JOINT DISSENTING OPINION OF JUDGES
BALLADORE PALLIERI, PEDERSEN, GANSHOF VAN DER MEERSCH,
EVRIGENIS, PINHEIRO FARINHA AND GARCIA DE ENTERRIA
ON THE APPLICATION OF ARTICLE 50 (art. 50)
(Translation)
We were amongst those Members of the Court who voted in favour
of a finding of violation under the head, notably, of Article 8
(art. 8) taken alone and of Article 14 taken in conjunction with
Article 8 (art. 14+8). However, we regret that we cannot concur
with the majority of our colleagues who rejected the applicants'
request for an award of compensation of one Belgian franc for
"moral damage" on the ground that there was no call to afford any
"just satisfaction" other than that resulting from the Court's
finding of several infringements of rights whose respect is
guaranteed to the applicants by the Convention.
Ms. Paula Marckx, whose maternity the law refused to
acknowledge fully suffered an affront to her feelings and dignity
as a mother and to her sense of family. This was because the child
she brought into the world was, from the moment of birth, the
object of a public discrimination as compared with legitimate
children. In addition, Ms. Marckx was faced with a painful and
distressing alternative: either she recognised her daughter
Alexandra but thereby prejudiced the child, since her capacity to
give or bequeath property to her daughter would then be restricted
(see paragraph 36); or she renounced establishing a legal tie with
her daughter. This situation and these circumstances are such as
to make just and warranted a satisfaction distinct from the simple
finding of breach of Ms. Paula Marckx's rights, that is to say the
award of the sum of one Belgian franc.
This is all the more so since the pangs, anxiety and anguish
which a mother may suffer in such a case were prolonged until Ms.
Paula Marckx finally decided to adopt her own child in order to
attenuate the effects of the discriminatory {regime} to which the
latter was subject as a result of the recognition.
In the Golder case, it is true, the Court held that the
finding in the judgment of a violation of the applicant's rights
amounted to adequate just satisfaction (judgment of 21 February
1975, Series A no. 18, p. 23, para. 46) - a conclusion in law that
is disapproved by certain of the undersigned judges (see the
separate opinion of Judges Ganshof van der Meersch and Evrigenis,
annexed to the Engel and others judgment of 23 November 1976,
Series A no. 22, p. 71). The situation in the Golder case was,
however, different from the situation of Ms. Paula Marckx, even
leaving aside the distinctions peculiar to the breaches of the
rights of the injured parties: in the Golder case, the applicant
has submitted no request for just satisfaction and the Court
itself had raised the issue of its own motion (the above-mentioned
judgment of 21 February 1975, ibid.).
In our view, a determination that the Court's finding of a
violation of rights constitutes just satisfaction for the injured
party cannot be grounded, without more, on a decision of principle
of general application; we consider that both the assessment of
what would be just to afford as satisfaction to the injured party
and the form to be given to that satisfaction must depend on the
particular facts and circumstances of each case.
In the present case, Alexandra was spared, by reason of her
tender age at the time when the relevant decisions had to be
taken, the anxiety, pangs and anguish involved in the
determination of her legal status and the consequences which it
was to entail for the future. Although it was her mother who bore
the burden, the effects of the discrimination to which Alexandra
was subjected persisted, even after her adoption; this inclines us
to the view that there are good grounds for affording to Alexandra
as well just satisfaction - that is the sum of one Belgian franc -
distinct from the simple decision of principle represented by the
finding of violation of her rights.
Paula Marckx and her daughter have kept their request for
compensation to the strict financial minimum. This extreme
moderation is prompted by their common desire, born of a concern
for dignity and reticence, not to take financial advantage of the
unfortunate situations in which they were placed by the legal
system that was applicable to them. Their claim is for token
satisfaction but such satisfaction, due as compensation for moral
damage, must retain a personal character adapted to the effects of
the law in their particular case; it is based, in the case of Ms.
Paula Marckx and her daughter, on the damage they have suffered
and on the interest they have in being recognised individually as
victims of the legal situation brought about by the State. What is
more, neither in the Convention nor in the principles of
international law are there to be found any rules preventing the
grant, on such facts, of a token satisfaction appropriate to the
individual concerned.
PARTLY DISSENTING OPINION OF JUDGE O'DONOGHUE
A number of questions have been formulated for answer by the
Court. As I see it, the kernel of the complaint by mother and
daughter turns on whether there has been a failure to respect
their private and family lives. I accept the position that Paula
and Alexandra are entitled to enjoy a private and family life
notwithstanding that such life does not spring from a marriage and
the foundation of a family as contemplated in Article 12 (art.
12).
For me it is only necessary to point to the word "everyone" at
the beginning of Article 8 (art. 8), and to the absence of any
idea of obligation to marry in Article 12 (art. 12), to show the
wider meaning to be given to "family" in Article 8 (art. 8), in
contrast to that term as used in Article 12 (art. 12).
From the state of the law in Belgium it is clear that the
principle "mater semper certa est" did not apply to Paula and
Alexandra and that two steps were required to be taken, by
recognition and adoption, before any partial approximation of the
respective positions of mother and child to that of a married
mother and a child of the marriage could be reached. The
disadvantage occasioned to mother and daughter in the present case
arose from the natural birth out of wedlock. This distinction in
the degree of respect for the private and family life of Paula and
Alexandra constituted, in my view, a discrimination prohibited by
Article 14 (art. 14). Accordingly, the breach in this case has
taken place under Article 8 and Article 14 (art. 8, art. 14), in
respect of both applicants.
I do not find it acceptable to extend so widely the terms of
Article 8 (art. 8) as to cover rights of inheritance to the
estates of Paula's parents or brothers and sisters. My reason is
to be found in the terms of the Article, which speaks of "the
right to respect for his private and family life, his home and his
correspondence" and in my inability to include in these words
expansive rights of succession and inheritance in respect of
Paula's parents and collaterals.
This view seems to me to be reinforced when regard is had to
Article 1 of Protocol No. 1 (P1-1) and to its express concern with
property and "the peaceful enjoyment of his possessions".
There is in the field of family law a marked change in many
member States and an intention to carry out in whole or in part
the proposals enshrined in the Convention on the Legal Status of
Children born out of Wedlock. But the questions raised in the
present case must be answered on the interpretation to be given to
Article 8 (art. 8) and the relevant Belgian law. As that law
stands, the distinction in the matters of recognition and adoption
between the married mother and child and the unmarried mother and
child has been noted, and when Article 14 (art. 14) is considered
the breach of Article 8 (art. 8) is seen clearly.
I am unable to find that any breach of Articles 3 (art. 3) or
12 (art. 12) of the Convention, or of Article 1 of Protocol No. 1
(P1-1), has been established.
PARTLY DISSENTING OPINION OF JUDGE {THOR VILHJALMSSON}
1. As the operative provisions of the judgment show, it was
deemed necessary to vote on no less than seventeen items at issue
in this case. On seven of these items, I found myself in the
minority. In this separate and partly dissenting opinion I have
grouped these items as appropriate.
2. The application of Article 8 (art. 8) of the Convention,
taken alone, to the manner of establishing Alexandra Marckx's
maternal affiliation
This problem is dealt with under items 2 and 4 of the
operative provisions of the judgment. As can be seen from
paragraph 36 of the judgment, the recognition procedure available
to Paula Marckx, the first applicant, who wished to establish the
maternal affiliation of her daughter Alexandra, the second
applicant, was strikingly simple. In fact it was so simple that I
fail to see how the necessity to follow this procedure can in
itself constitute a violation of the Convention with respect to
the first applicant.
The fact that, under Belgian law, an unmarried mother who is
contemplating formal recognition of her child is faced with an
alternative is a separate question. It concerns the financial
relations between mother and child. Admittedly, the existence of
the alternative may cause the mother to hesitate and the final
outcome may be that no recognition is effected. As stated in
paragraph 5 of this separate opinion, I have come to the
conclusion that the financial implications of family life are
outside the scope of Article 8 (art. 8). Accordingly, I find the
problem of the alternative facing the mother, which is explained
in detail in paragraph 36 of the judgment, not to be relevant to
the question now under consideration. I therefore find that there
was no violation of Article 8 (art. 8), taken alone, with respect
to the first applicant.
It is difficult to disagree with the majority of the Court
when it states, in paragraph 37 of the judgment, that it was not a
simple matter for the child Alexandra to establish her maternal
affiliation under Belgian law. In this respect, it is not decisive
that the mother in fact recognised her child when she was only 13
days old. Nevertheless, I am unable to agree with the majority
which finds here a violation of Article 8 (art. 8) taken alone.
Even if Belgian law had recognised maternal affiliation on the
basis of the birth alone, that would in itself have been of
limited value to Alexandra if her mother had, contrary to the
facts of the case, not been willing to secure for her a family
life, as protected by Article 8 (art. 8). Every mother can in fact
decide, by the manner in which she cares for her child, whether it
has such a family life with her or not. No legal rules can secure
for a child a worthwhile family life if his mother is not willing
to provide it. A mother may even make arrangements that both in
fact and in law put an end to the family life which she and her
child may have had together. This is so, for example, when she
takes steps to have her child adopted by other people. Whether the
law does or does not establish legal ties between a child and his
unmarried mother on the basis of the birth alone is not without
significance under Article 8 (art. 8). However, when this point is
considered in the light of the above-mentioned possibilities for
the mother to prevent the establishment and continuation of a
family life between her and her child, the situation under Belgian
law seems rather irrelevant. A certain degree of relevance or
severity is a prerequisite for the finding of a violation of the
Convention in this area. In my opinion, this leads to the
conclusion that a violation of Article 8 (art. 8), taken alone, is
also not established with respect to the second applicant.
3. The application of Article 8 of the Convention, taken in
conjunction with Article 14 (art. 14+8), to the manner of
establishing Alexandra Marckx's maternal affiliation
This question is dealt with under items 3 and 5 of the
operative provisions of the judgment. The majority of the Court
has found a breach of Articles 8 and 14 (art. 14+8) taken
together. I do not share this view as far as Paula Marckx is
concerned. As stated above, the recognition procedure was very
simple indeed. This procedure, and not the financial implications
of recognition, is the only relevant point. In my view, the
procedure was so simple that the disadvantage at which Paula
Marckx was placed, as compared with married mothers, does not
suffice to establish a breach of the Articles now under
consideration.
On the other hand, I have joined the majority of the Court in
finding a violation of Article 14, taken in conjunction with
Article 8 (art. 14+8), with respect to Alexandra Marckx. As
indicated above, I find Article 8 (art. 8) relevant in this case,
although I think that, taken alone, it has not been violated.
According to the case-law of this Court, this means that a
violation of Article 14, taken in conjunction with Article 8 (art.
14+8), can be found. Clearly, the child Alexandra is in an
inferior position in the eyes of the law as compared with children
of married mothers. This difference lacks a justification that is
sufficient under the Convention. I find the disadvantage serious
enough to constitute a violation.
4. On the extent in law of Alexandra Marckx's family
relationships
This question is dealt with under items 6 and 7 of the
operative provisions of the judgment. On both of the points dealt
with therein I disagree with the majority of the Court.
Admittedly, in Belgium, an unmarried mother's child does not
become, in law, a member of his mother's family. But it goes
without saying that the child may in fact enjoy a family life with
that family.
I cannot read into the Convention any obligation to the effect
that the legal relationship referred to above must be established
by the Contracting States. As stated in paragraph 31 of the
judgment, Article 8 (art. 8) presupposes the existence of a
family. In this case, it has not been shown that there was in fact
a family life between Alexandra and her grandmother, her aunt or
any other of her mother's relatives. If that had been so, little
Alexandra would have been entitled to respect for that family life
under Article 8 (art. 8). The situation would have been the same
if Alexandra had been living with, for example, a married couple
in no way related to her by blood. I fail to find an obligation to
have special legal rules on the relationship between a child born
out of wedlock and his mother's relatives. It also seems to me
that the practical consequences of such rules would be minimal,
apart from the financial implications that are dealt with in
paragraph 5 below.
5. On the patrimonial rights relied on by the applicants
This question is dealt with under items 8 to 15 of the
operative provisions of the judgment. I voted with the minority on
items 10 and 12.
In my opinion, a comparative interpretation of Article 8 (art.
8) of the Convention on the one hand and Article 1 of Protocol No.
1 (P1-1) on the other shows that Article 8 (art. 8) does not deal
with the financial side of the relationship between the two
applicants. The drafting history of these two provisions bears
this out. As I see it, this leads to the conclusion that there was
no breach either of Article 8 (art. 8) taken alone or of Article
14 taken in conjunction with Article 8 (art. 14+8) as regards the
Belgian legal rules concerning the patrimonial rights relied on by
the applicants.
DISSENTING OPINION OF JUDGE SIR GERALD FITZMAURICE
I. The issue of applicability in general
1. I am obliged to call this a "dissenting" opinion because,
although I have voted with the majority of the Court on a number
of points <1>, I disagree with it on all those that are
fundamental to the main issues involved, and on which the Court
has found in favour of the applicants' claims - these being also
the points on which the others for the most part depend.
--------------------------------
<1> viz. (referring to the concluding, operational and
vote-recording paragraph of the Court's judgment), on points 8, 9,
11 and 16, in respect of which the Court's finding was unanimous
in rejection of the applicants' claims; and also on point 17, in
respect of which there was a majority in favour of such rejection.
2. Leaving aside the question of the status of each of the
applicants as an alleged "victim" within the meaning of Article 25
(art. 25) of the European Convention on Human Rights - a question
which I discuss in the postscript to the present opinion - the
chief of the fundamental issues involved by the case is that of
the applicability or scope of Article 8 (art. 8) of the Convention
- of its applicability or relevance in any way at all to the
particular complaints made by or on behalf of the applicants.
Another principal issue is that of the applicability of Article 1
of Protocol No. 1 to the Convention (P1-1). These two issues
automatically involve the question of the applicability of Article
14 (art. 14) of the Convention to which I shall come. As regards
the claims made under other provisions, viz Articles 3, 12 and 50
(art. 3, art. 12, art. 50), either these also depend on the same,
or similar, fundamental issues, or else they would not be worth
pursuing in isolation - and in any case the Court has found
against the applicants' claims put forward under these three
Articles (art. 3, art. 12, art. 50) - a finding in which I
concurred.
3. The question of the applicability of a legal provision - it
should hardly be necessary to say so - is quite distinct
juridically from that of whether there has been a breach of that
provision in any particular instance. Issues of applicability or
scope are therefore strictly preliminary ones. A provision (rule,
section, clause, article, etc) is applicable in any given case, at
least prima facie, if it relates to the class, category, order,
type or kind of subject-matter to which the claim or complaint
itself, as made in that case, relates, and/or is concerned with
the facts, events or circumstances involved in such case. If it
does not - if it deals with something different or not so
comprised - then clearly it is irrelevant to the claim or
complaint, and the question of a possible breach of the Convention
does not arise. There cannot, in the given case, be a breach of a
provision that has no application in that case - i.e. whose scope,
whose field of application is not the field to which the case
relates.
4. At the same time, the fact that the provision concerned is
applicable - in short that the question can properly be asked
whether there has been a breach of it in the given case - a
question that otherwise cannot be asked at all - in no way means
that such a breach has in fact occurred. Thus, the defendant party
to a claim must be absolved (a) if the clause or article invoked
is not applicable, and (b) if it is applicable but there has been
no breach of it. Only if it is both applicable, and also has been
infringed, can the defendant party be held responsible and (as
regards the Convention on Human Rights) a Convention-breaker.
5. The foregoing are elementary, standard propositions which
should not need stating because they are such as everyone would
assent to in principle, - but principle is easily lost sight of
when eagerness for specific results - however meritorious they may
be in themselves - overreaches the still, small voice of the
juridical conscience. It has therefore seemed worth restating
them, since their relevance to the present case constitutes the
most important aspect of it; for it is not just a remote or
synthetic connection between the subject-matter of a text or
clause and that of the instant claim or complaint that will
suffice to make the former applicable to the latter. The essential
question is whether the two deal with the same class or category
of juridical concept. Within certain limits almost anything can
colourably be represented as connected with or related to some
other given thing, or as belonging to the same sphere of ideas -
as witness the attempt made in the present case (but rightly
rejected by the Court) to claim a violation of Article 3 (art. 3)
of the Convention on Human Rights <2>. But the kind of conjuring
trick such a claim involves is not enough.
--------------------------------
<2> Article 3 (art. 3) is the provision which forbids "torture
or ... inhuman or degrading treatment or punishment". The claim of
the applicants under this head was that they suffered "degrading
treatment" - not by reason of anything done to them, or measures
taken against them - but simply by reason of the fact that Belgian
law did not recognise a legal (not merely a blood) tie of
parenthood as automatically existing between unmarried mother and
illegitimate child, arising from birth alone (and as from the date
of birth) without either of them having to take the specific steps
provided by Belgian law for the creation subsequently of such a
legal (not merely blood) relationship. This, the applicants
claimed, constituted a "degrading treatment" of them.
The Court rejected this claim, but in my view should have gone
much further and held that such a provision as Article 3 (art. 3)
was concerned with a wholly different class of subject-matter, and
had no sort of applicability at all to such circumstances as those
of the applicants.
II. The question of the applicability of Article 8
(art. 8) of the Convention
6. This is the key question in the case, for not only do most
of the others depend upon it in one way or another, but it is safe
to say that without the expectation of an affirmative answer to
it, the others would scarcely have been raised, or been
susceptible of successful prosecution. The relevant parts of this
provision read as follows:
"Article 8 (art. 8)
1. Everyone has the right to respect for his private and
family life, his home and his correspondence.
2. There shall be no interference by a public authority with
the exercise of this right except such ..." [and here follows a
list of exceptions that are not material to the present case <3>.]
--------------------------------
<3> These exceptions are such as are to be found in several of
the provisions of the Convention, in favour of e.g., national
security, public safety, order, health or morals, economic
well-being, etc. None of them was invoked by the defendant
Government.
The Court took the view that the second paragraph of this
Article (art. 8) was not material to the case, since it was not
alleged that any Belgian authority had taken any positive or
concrete step by way of "interference" with the applicants'
private and family life, etc. The indictment was really against
Belgian law as such, which was said to be wanting in respect for
these things as regards the applicants, because it created the
situation that has been described in footnote 2 above, - q.v. <4>.
In consequence of this, the Court based itself exclusively on
paragraph 1 of Article 8 (art. 8-1). In my opinion, however,
paragraph 2 (art. 8-2) is also material - not because there was
any concrete interference with the applicants' lives on the part
of the Belgian authorities, but because the reference to such
(possible) interference in paragraph 2 (art. 8-2) helps to
elucidate paragraph 1 (art. 8-1) by suggesting the limits within
which the Article as a whole was intended to operate - i.e., to be
applicable. I shall revert to this point later - see footnote 5 to
paragraph 7.
--------------------------------
<4> In that footnote the situation has been described in
relation to the applicants' claim of having suffered "degrading
treatment"; but it was exactly the same situation that gave rise
to their claim of a lack of respect for their family life in
Belgian law.
7. It is abundantly clear (at least it is to me) - and the
nature of the whole background against which the idea of the
European Convention on Human Rights was conceived bears out this
view - that the main, if not indeed the sole object and intended
sphere of application of Article 8 (art. 8), was that of what I
will call the "domiciliary protection" of the individual. He and
his family were no longer to be subjected to the four o'clock in
the morning rat-a-tat on the door; to domestic intrusions,
searches and questionings; to examinations, delayings and
confiscation of correspondence; to the planting of listening
devices (bugging); to restrictions on the use of radio and
television; to telephone-tapping or disconnection; to measures of
coercion such as cutting off the electricity or water supply; to
such abominations as children being required to report upon the
activities of their parents, and even sometimes the same for one
spouse against another, - in short the whole gamut of fascist and
communist inquisitorial practices such as had scarcely been known,
at least in Western Europe, since the eras of religious
intolerance and oppression, until (ideology replacing religion)
they became prevalent again in many countries between the two
world wars and subsequently. Such, and not the internal, domestic
regulation of family relationships, was the object of Article 8
(art. 8), and it was for the avoidance of these horrors, tyrannies
and vexations that "private and family life ... home and ...
correspondence" were to be respected, and the individual endowed
with a right to enjoy that respect - not for the regulation of the
civil status of babies <5>.
--------------------------------
<5> This view is indirectly supported by the reference in
paragraph 2 of Article 8 (art. 8-2) to "interference" by a public
authority, - for while there is of course a distinction between
interference and lack of respect (inasmuch as the latter does not
necessarily imply the former), the existence of laws permitting,
and therefore carrying a latent threat of resorting to, the
practices described in paragraph 7 above, would - even if these
laws were not in fact acted upon - involve a lack of respect for
private and family life, home and correspondence which, if the
measures concerned were put into execution, would amount to actual
interferences in that sphere. The pointer is a very clear one.
8. Now it is evident that the type of complaint made by the
applicants in the present case has absolutely nothing to do with
the sort of thing described in the previous paragraph above. They
have not been subjected to any of the practices in question, nor
did they live under a legal {regime} according to which such
practices were lawful and could at any time be put into action by
the authorities. So that (compare the recent Klass case before the
Court <6>) the mere possibility of some of them being implemented,
e.g. telephone-tapping, opening of correspondence, would have a
concrete (because inhibiting) effect upon the applicants' daily
lives. Their complaint is the quite different one (a difference
not merely of degree but of kind) that they lived under a legal
{regime} whereby, in the case of illegitimate offspring, no legal
relationship between mother and child was recognised as being
automatically created by the fact of birth per se - (as opposed to
the natural relationship by blood, which of course was duly
recognised as existing). It was part of the complaint that this
situation in various respects placed the unmarried mother and her
"natural" child at a disadvantage as compared with legitimate
parents and offspring, even though this could subsequently be
corrected (i.e., converted into a relationship recognised in law)
by means of steps easy to be taken by the mother, or taken on
behalf of the child through the system of guardianship provided by
Belgian law and covering such cases. Whether the existence of such
a situation would involve a breach of Article 8 (art. 8) (assuming
that this provision were applicable to this type of complaint) is
a distinct question with which I am not at the moment concerned.
But it serves to bring me to my next point.
--------------------------------
<6> Judgment of 6 September 1978, Series A no. 28.
9. It can quite correctly be maintained that although the
primary, and probably at the time the only real, object of such a
provision as Article 8 (art. 8), was as described in paragraph 7
above, yet on its wording it must have a wider application to
comprise any situation in which both a lack of respect and (this
being the operative condition) one that is genuinely directed to
the class or category of concept that includes "private and family
life ... home and ... correspondence", or any one or more of these
alone, provided (and this is essential of course) they are
understood according to normal ideas of what they involve, and not
according to some self-serving interpretation designed to produce
the result that should follow from, not inspire, that
interpretation. Hence, in the present case, the rights for which a
lack of respect is alleged must be rights that belong to the same
juridical order as those that concern private and family life,
etc. This, however, is not the case here.
10. In my opinion, the juridical class or category to which
the subject-matter of the present case properly belongs is not
that of "family life" at all; and the assimilation to the latter
concept which the Court's judgment effects, constitutes a
distortion of both concepts. The present case is not at all about
family "life" in the customary sense of that term. It essentially
concerns a matter of affiliation, - and it is this, not family
life, which constitutes its true character. Hence the basic
category involved is one of civil status; and matters of civil
status are not dealt with by Article 8 (art. 8): they do not come
within its scope.
11. Matters of civil status, and matters of family life,
respectively, relate to different orders of juridical concepts. It
may indeed be true to say that certain matters of civil status,
such as questions of affiliation, can have a private or family as
well as a public aspect. But they do not in any way inherently or
per fundamentum have it: they have no necessary or essential
connection at all with private or family life, as such. The orders
of concept involved are juridically quite independent of each
other. Questions of affiliation, or other questions of civil
status, can arise, and can exist, even where there is no family
life at all and where the persons concerned are not living
together as a family - (and this not infrequently happens).
Similarly, family life can exist whatever the civil status of
those resident in the common home, provided there is an
inter-relationship between them by blood, adoption, or even,
conceivably, of amity, convenience, or long-continued habit. In
short, ties depending on legal affiliation are in no way essential
in order to bring about "the child's integration in his family",
and to enable him "lead a normal family life"- these being the
tests applied in paragraph 31 of the Court's judgment.
12. But the reverse is not logically true: indeed, precisely
because the one can exist irrespective of the situation in regard
to the other, the former (i.e., family life) implies nothing about
the latter (i.e., the civil status aspect), and Article 8 (art. 8)
does not purport to regulate this, nor can it legitimately be
considered to do so by any process of inference: it is
inconceivable that a provision intended to regulate or include
even one aspect of so important, but distinct, a matter as civil
status, would not have been drafted in such a way as to make
separate mention of it - or at least of the particular aspect of
it concerned - alongside the specific mention of private and
family life, home and correspondence. If the two latter heads, for
instance, had to be given separate mention, as not being obviously
attributable to the notions of private and family life, how much
more would this have been required in order to ensure the
inclusion (if that was the intention) of such matters as
affiliation and civil status, to say nothing of the consequential
patrimonial and other economic rights that the Court has read into
a provision that is completely devoid of even an indirect
indication of them.
13. It has at no time been suggested that there has ever been
any lack of respect for the family life of the Marckxes (mother,
daughter and blood relations) if the term "family life" is given
the meaning it would normally convey (and be confined to) in the
understanding of the "man-in-the-street", namely as meaning the
day-to-day life of the family in the home, or (in regard to blood
relations or friends) in one another's homes in the course of
visits or stays, - in short the notion of the family complex or
{menage}. The adjunction of the terms "private life", "home" and
"correspondence" in the same context in Article 8 (art. 8), very
much confirms this view. None of these terms, or that of family
life itself, in the least suggests such concepts as those of civil
status, doubtful affiliation, patrimonial and property rights,
such as the judgment is exclusively concerned with, and which can
only by a strained and artifical interpretation be regarded as
included in the concepts of private life, family life, home, etc.
These are matters belonging to a different order, class or
category.
14. The foregoing considerations are strikingly confirmed by
reference to the position under the Convention of the institution
of marriage - also a matter of civil status, and far more directly
related to family life than affiliation. Yet those who drafted the
Convention deemed it necessary to devote not merely a separate
form of words - not merely a separate sentence or a separate
paragraph - but a whole separate provision (Article 12) (art. 12)
to the right to marry - and not only the right to marry but also
"to found a family". If the right to found a family could not be
regarded as being automatically covered by the obligation to
respect "private life", etc., how could a right on the part of a
natural daughter to be regarded ipso facto as the child of her
mother by reason of birth per se, and without specific
registration, be considered as falling automatically within that
same obligation (to respect private life, etc.), and without the
inclusion of any expression clearly covering that idea, let alone
directly indicating it? If marriage and the founding of a family
required particularised treatment under the Convention, why not
the much more recondite notions of affiliation and status in
consequence of birth? The natural answer is that the one was
intended to be included but the other not or at all events was
not, - and this could be expected inasmuch as to deal properly
with it, and its complications and consequences, clauses of a
different and much more elaborate character would have been
required.
15. This is vividly illustrated by what is said in extensive
parts of the Court's judgment. For instance, the attempts to
demonstrate a contrary view made in those paragraphs of the
judgment that come under the rubric lettered A - (concerning
"Alexandra Marckx's maternal affiliation") - are laboured and
unconvincing. It suffices to say that, together with rubrics B and
C - (concerning "Alexandra Marckx's family relationships" and "the
patrimonial rights relied on by the applicants") - they are little
else but a misguided endeavour to read - or rather introduce - a
whole code of family law into Article 8 (art. 8) of the
Convention, thus inflating it in a manner, and to an extent,
wholly incommensurable with its true and intended proportions.
Family law is not family life, and this Article (art. 8)
constitutes too slender and uncertain a foundation for any process
of grafting the complexities and detail of the one onto the
relative simplicities of the other. The pretension to do so, in
order to force the case within the (actually) quite narrow limits
of Article 8 (art. 8) is, as the French saying aptly puts it,
"cousu de fil blanc" ("sticking out a mile") <7>. There is no need
to comment further on rubrics B and C because the views expressed
under those heads all come back to the same fundamental point
discussed earlier in this opinion. Admittedly, questions of
inheritance can have repercussions on family life, but so can many
other things - (for instance they often cause friction or bad
blood). But inheritance is nevertheless a separate juridical
category. Also, in the present case, such questions do not arise
sui juris, so to speak. They are derivative, arising as a
consequence or sub-head of the basic question of the right of
affiliation, which I consider is properly to be regarded as
excluded from Article 8 (art. 8). Possible repercussions on family
life are not enough to make a thing part of it. Questions of
inheritance and the like therefore deal with matters that fall
outside the scope of that provision as it is correctly to be
understood. Article 8 (art. 8) does not confer rights of the kind
reviewed in rubrics A to C.
--------------------------------
<7> For the benefit of English readers, this idea is that of a
dark garment sewn with white cotton so that all the tacking shows.
16. It has to be concluded therefore that the principal
provision invoked in the present case - Article 8 (art. 8) of the
Convention - has no application to the type of complaint made, and
certainly no application to the many elements, quite extraneous to
Article 8 (art. 8), in regard to which the Court has found this
provision not only to be applicable, but to have been infringed by
reason of the situation existing under Belgian law. But having
regard to the view I take about applicability or scope, it becomes
unnecessary for me to consider that of infringement (see
paragraphs 3 and 4 supra). Nevertheless, even if Article 8 (art.
8) were applicable, I believe that the Court has been
unnecessarily harsh and lacking in charity and toleration in the
view it has taken of Belgian law. However, this is a matter that
involves other issues also, and I postpone discussion of it until
Section V (paragraphs 27 to 31) below. In the meantime, I have to
deal with the question of the applicability in this case of
Article 1 of Protocol No. 1 (P1-1) to the Convention (see
paragraph 2 above) and the repercussions of that question -
together with that of the applicability of Article 8 (art. 8),
already considered - on the further question of the correct role
of Article 14 (art. 14) in the present context. This last is the
provision that obliges the rights and freedoms provided for in the
Convention to be afforded without discrimination as between those
entitled to enjoy them. On the application of this Article a major
part of the judgment of the Court is based.
III. The question of the applicability of Article 1 of
Protocol No. 1 (P1-1) to the Convention on Human Rights
17. In so far as the Court has felt that there would be too
great an element of extravagance in reading certain patrimonial,
inheritance and other economic topics in the notions of private
and family life, it has had recourse to Article 1 of Protocol No.
1 (P1-1) to the Convention, into which it has perceived the
existence of rights not only to possess but to dispose of
property. The first sentence of the first paragraph of this
provision, which is the governing one that shows what the Article
is really about, reads as follows:
"Every natural or legal person is entitled to the peaceful
enjoyment of his possessions [French: "biens"]."
There is no indication here of any concern with safeguarding
rights of inheriting or disposing of property, and the view that
these matters are not within the scope of the Article is confirmed
by the second sentence of the paragraph which reads:
"No one shall be deprived of his possessions [French:
{"propriete"}] except in the public interest and subject to the
conditions provided for by law and by the general principles of
international law."
Here again, there is no suggestion of concern over inheritance
or disposal rights except in the purely negative sense that what
has been unlawfully or arbitrarily confiscated or expropriated
cannot in practice be inherited or otherwise disposed of. Even if,
however, the paragraph could as a matter of pure inference be made
to yield such a result, the language employed is obviously quite
inappropriate for the purpose, and it is impossible to believe
that if the paragraph had really been intended for this, it would
have been expressed in that way. But the Article has a second
paragraph, which has constituted a major plank in the construction
which the Court has given to this provision. It reads as follows:
"The preceding paragraph shall not, however, in any way impair
the right of a State to enforce such laws as it deems necessary to
control the use [French: "usage"] of property [French: "biens"] in
accordance with the general interest or to secure the payment of
taxes or other contributions or penalties."
The Court relies on the presence of the term "use" here as
imparting to the whole Article a scope wider than the notion of
possession, and extending to rights of inheritance and disposal.
To my way of thinking "use" is use of what one still has or
possesses, and "the use of property" is not the language that
would normally be employed if use through disposal by testamentary
means, gifts inter vivos and so forth were intended to be covered.
Simply to refer to the use of property would definitely not be the
method that any competent lawyer would resort to if he were asked
to draft a clause that would bring these matters clearly within
its scope.
18. The method by which the Court arrives at its conclusion
(paragraph 63 of the judgment) is by a process of double
assumption, neither element of which can be justified as a
legitimate inference to be drawn from the text. First, it is
postulated (and a postulate it is) that "by recognising that
everyone has the right to the peaceful enjoyment of his
possessions, Article 1 (P1-1) is in substance guaranteeing the
right of property". This is already the language of hyperbole,
although the obviously poor drafting of the text, both in the
English and French versions, may to some extent condone it <8>.
But onto the gratuitous assumption, that the right to enjoyment
(of whatever possessions a man in fact has) necessarily includes
the right to acquire them in the first place and to do so by any
particular means, is grafted the quite untenable assumption
represented by the further sentence in paragraph 63 of the
judgment to the effect that "the right to dispose of one's
property constitutes a traditional and fundamental aspect of the
right of property". This may be true in fact of many countries and
legal systems, although many departures from it could be pointed
to. But it is not a necessary truth. Rights of inheritance and
disposal are not logical concomitants of the right to have and to
hold. They constitute a different order of concept, - but the
point is that for the purposes of any particular complaint
involving an allegation of non-compliance with a particular
clause, it is necessary that the language of that clause itself
should justify the inference drawn from it or the assumption it is
said to warrant; - and here it is abundantly clear that no
draftsman intending to include, or instructed to include, within
the scope of any clause, rights to inherit property, or dispose of
it by will, deed or gift, would rest content with merely providing
for the "peaceful enjoyment of ... possessions" or referring to
the "use" of property - a very ambiguous and uncertain term.
--------------------------------
<8> The apparent interchangeability of the terms
"possessions", "property", "biens" and "{propriete}" in different
contexts and without evident reason is confusing. The French
"biens" is best translated into English by "assets" not
"possessions". But the best French rendering of the English
"assets" is "avoirs". In addition, there is no really satisfactory
French equivalent of "possessions" as such, and in the plural.
These anomalies of translation add to the difficulties. But they
also thereby reduce the value of the Court's interpretation.
19. Moreover - and this point is important enough to deserve a
separate paragraph - the reference to the "use of property", in
the second paragraph of Article 1 of the Protocol (P1-1), is not
even made in connection with the conferment of a right, but on the
contrary for the purpose of limiting the scope of a right -
namely, the right of peaceful enjoyment of possessions that is
conferred. The second paragraph of the Article in short grants no
rights to the individual but withholds them. This alone is
sufficient to destroy the validity of the reliance which the
judgment places on the reference to the use of property as
justifying an interpretation of the phrase "enjoyment of ...
possessions" so as to impart to it a radical extension of its
actual scope.
20. The truth of the matter - as would be obvious to anyone
not intent on this scope-extending process - is that the chief, if
not the sole object of Article 1 of the Protocol (P1-1) was to
prevent the arbitrary seizures, confiscations, expropriations,
extortions, or other capricious interferences with peaceful
possession that many governments are - or frequently have been -
all too prone to resort to. To metamorphose it into a vehicle for
the conveyance of rights that go far beyond the notion of the
peaceful enjoyment of possessions, even if they are connected with
property, is to inflate it altogether beyond its true proportions.
This is not a worthy or becoming basis on which to find a
Government guilty of a violation of the Convention.
21. It has to be concluded therefore that, no more than in the
case of Article 8 (art. 8) of the Convention, does Article 1 of
the Protocol (P1-1), rationally interpreted, have any application
to the type of complaint which is the subject of the present case;
or to the elements, quite extraneous to its true meaning and
intention, that the Court has seen fit to read into it.
22. The conclusion thus reached in regard to Article 8 (art.
8) of the Convention and Article 1 of the Protocol (P1-1)
automatically entails that Article 14 (art. 14) of the
Convention - (the no-discriminationin-the-enjoyment-of-the -
Conventional-rights-and-freedoms clause) - becomes inapplicable
also, because the only conditions in which it could
legitimately be applied turn out to be lacking. This however
requires fuller explanation and I now come to that.
IV. The question of the applicability
of Article 14 (art. 14) of the Convention
23. Article 14 (art. 14) is essentially an auxiliary and
dependent provision that cannot function per se, but only in
combination with some other Article of the Convention or Protocol
<9>. The only phrase in it that signifies for present purposes is
the opening one, which is quite short and reads:
--------------------------------
<9> Article 5 (P1-5) of the Protocol provides that its
substantive clauses (i.e. its Articles 1 to 4) (P1-1, P1-2, P1-3,
P1-4), shall be deemed to be "additional Articles to the
Convention", and that "all the provisions of the Convention shall
apply accordingly".
"The enjoyment of the rights and freedoms set forth in this
Convention shall be secured without discrimination ..." <10>
--------------------------------
<10> Article 14 (art. 14) continues "on any ground such as
...", and there follows a list of the usual possible bases of
discrimination, by reason of the individual's status or opinions,
with general inclusions of "or other status", "or other opinion".
The Court has in consequence treated this list as one that only
indicates prominent examples, and has regarded every ground of
discrimination as covered by the Article, of whatever kind or
origin, provided only that it was unjustifiable.
I have elsewhere <11> stated fully my view as to the correct -
and only correct - conditions under which this Article (art. 14)
can become operative. Because it has no autonomous field of
application of its own - i.e. does not suo motu alone convey any
substantive rights, but does so only in combination with some
provision of the Convention or Protocol that does convey
substantive rights, it can only operate in those cases where some
such other provision is in the first place applicable to the claim
or complaint made in the case. Consequently, before Article 14
(art. 14) can come into play, even in combination with any other
provision of the Convention or Protocol, it must first be shown
that rights conferred by these other provisions are involved.
Article 14 (art. 14) by its very terms does not forbid
discrimination generally but, on the contrary, solely in the
context of the enjoyment of the "rights and freedoms set forth in
this Convention". Unless therefore some other provision grants or
includes the rights claimed by the applicants in the present case,
Article 14 (art. 14) can have no sphere of operation. It is not
necessary that there should have been an actual breach of such
other provision, - only that it be applicable to the case so that
the question whether there has been a breach of it can properly be
raised - (see paragraphs 3 and 4 above). If it is applicable,
then, even if there has been no infringement of it, and it has
been duly complied with - nevertheless, if there has been
discrimination in the way in which it has been applied, if the
claimant in the case has been afforded the rights concerned in a
less favourable manner compared with the manner in which other
persons or entities have been afforded the same rights, the
necessary conditions for the application of Article 14 (art. 14)
will be fulfilled; and it can then be considered whether the
discrimination was justified or not - (for of course not all
differences of treatment amount to "discrimination" within the
intention of Article 14 (art. 14), - there may be good grounds for
them).
--------------------------------
<11> Notably in the National Union of Belgian Police case
(Judgment of 27 October 1975, Series A no. 19); see paragraphs 18
to 26 of my separate opinion.
24. It has seemed necessary to insist on this because I have
the impression - (and I do not state it as higher than that, or as
a fact) - that the Court, owing to a natural dislike of any kind
of unjustified discrimination, has tended to regard any case of
such discrimination as potentially contrary to the Convention on
the basis of Article 14 (art. 14) alone, without always first
satisfying itself of the existence and applicability of some other
Article duly granting the rights that are alleged to have been
afforded in a discriminatory manner. The National Union of Belgian
Police case (see footnote 11 supra) was a possible example of
this. Alternatively, there may be a temptation too readily to
reach this necessary conclusion precisely in order to pave the way
for the application of Article 14 (art. 14) "in combination with"
such other (assumed to be applicable) provision.
25. I repeat, therefore, that unless the rights, the
infringement of which is complained of in this case, are rights
that rank as "rights set forth in this Convention" as specified by
Article 14 (art. 14), the latter Article (art. 14) lacks any
authentic field of application; and, even if there has been
discrimination, it cannot come into play. Article 14 (art. 14)
does not prohibit discrimination as such, or in the absolute
sense, even where it is wanting in justification, but prohibits it
only "in the enjoyment" of certain particular rights, viz. those
provided for by the Convention. The judgment does indeed affect to
recognise this where it says (paragraph 32) that "Article 14 (art.
14) safeguards individuals ... from any discrimination in the
enjoyment of the rights and freedoms set forth in ... other
provisions" (of the Convention). But unfortunately, it reaches the
conclusion that such other provisions are applicable in the
present case on grounds which I regard as wholly insufficient.
26. This being so, and having regard to my view that the
provisions of the Convention and Protocol No. 1 (P1) invoked by
the applicants are devoid of any applicability (relevance) to
their specific complaints, I am bound to conclude that Article 14
(art. 14) is inapplicable also - "in combination with" such
another provision - for there is none with which it can combine so
as to become operative itself.
V. The inculpation of Belgian law: The "in abstracto"
question: The "margin of appreciation" question
27. In view of the (to me) total inapplicability of the
provisions invoked by the applicants to the class of complaints
they make against the defendant Government, it would be otiose,
and indeed inappropriate, for me to consider whether, if those
provisions were relevant, there would, on the facts and legal
grounds pleaded, have been a breach of the Convention.
Nevertheless, I want to say something of a more general character
involving certain important points of principle on which my
attitude in some measure differs from that of the Court.
28. Basically, the Court's judgment constitutes a denunciation
of a particular part of Belgian law as such, and in abstracto,
because that law fails to provide a natural child with the civil
status of being the child of its mother as from the moment and by
the mere fact of birth, without the necessity of any concrete step
on the part of the mother or guardian to bring that about.
Although, speaking generally, it is not part of the Court's
legitimate function to incriminate the laws of member States
merely because they are difficult to reconcile with the
Convention, or may lead to breaches of it - (so that in the normal
case it will only be the specific step taken under, or by reason
of, the law, leading to a breach, rather than the law itself, that
can properly be impugned) - yet I accept that where it is the law
itself, acting directly, that produces, ex opere operato, the
breach (if there is one), it (the law) may be impugned even though
there has been no specific act or neglect on the part of the
authorities, or step taken under the law: it will be the law
itself that, by its very existence, constitutes the act or neglect
concerned.
29. It is evidently the situation just described that would
obtain in the present case if the invoked Articles of the
Convention and Protocol No. 1 (P1) were applicable. The relevant
part of Belgian law, by its mere existence, prevents the
mother-child relationship from arising juridically - (of course it
is there by blood) - as a result of birth per se, and requires
certain concrete steps to be taken by the mother, or by guardians
acting on behalf of the child, to bring that about. As I have
already fully explained, I do not think any breach of the
Convention is involved by this, because I do not think these
matters are matters of family life, but of affiliation and civil
status with which the Convention does not deal. However, even if
this were not my opinion, and even if I subscribed to the view
taken on this matter in the judgment, I should still feel strongly
that the Belgian Government ought not to be condemned for the
operation of a law which, while some may consider it defective or
inequitable, has in fact (as clearly emerged in the course of the
proceedings) much that can be urged in favour of it, and in any
event lies well within the margin of appreciation or discretion
that any Government, acting bona fide, ought to be accorded. I
fail to see how States can possibly be required to have uniform
laws in matters of this kind. It is I think an exaggeration to
say, as was maintained on behalf of the applicants, that the old
forms of family relationships, and in particular the old
distinction between legitimate and illegitimate children, are in
the process of obliteration. But, in any event, States must be
allowed to change their attitudes in their own good time, in their
own way and by reasonable means, - States must be allowed a
certain latitude.
30. Belgian law is not unreasonable: it gives the mother the
chance to convert the status situation by a formal act of
recognition of the child. Or this can be done on behalf of the
child under the Belgian guardianship system. Recognition is an
inexpensive, ordinary and simple procedure and the Belgian
authorities have what I consider perfectly reasonable grounds for
requiring this formality. One has to consider the interests of the
mother as well as those of the child. As I pointed out in the
course of some questions I asked during the hearing, there are
situations where it is most unfair to saddle the mother with the
consequences of the birth of her child. Is it right and reasonable
that in no circumstances should the mother be given in law the
right to choose? For example, what about the woman who has a child
against her will? It seems perfectly reasonable for a law to
provide that the mother shall have the option and that, where a
mother for whatever reason refuses to assume her responsibilities,
the authorities will assume them for her. The answer that the
birth of unwanted children may also occur in marriage is beside
the point. Unwanted or accidentally conceived children are an
occupational hazard of marriage, and the whole case is quite
different.
31. In my opinion, it is quite wrong and a misuse of the
Convention - virtually an abuse of the powers given to the Court
in relation to it - to hold a Government, or the executives or
judicial authorities of a country, guilty of a breach of the
Convention merely by virtue of the existence, or application, of a
law which is not itself unreasonable or manifestly unjust, and
which can even be represented as desirable in certain respects.
That there may be grounds for disagreeing with or disliking the
law concerned or its effects in given circumstances is not,
juridically, a justification. No Government or authority can be
expected to operate from within a strait-jacket of this sort and
without the benefit of a faculty of discretion functioning within
defensible limits. Equally, breaches of the Convention should be
held to exist only when they are clear and not when they can only
be established by complex and recondite arguments, at best highly
controversial, - as much liable to be wrong as right.
Postscript
The question of who is a "victim"
according to Article 25 (art. 25) of the Convention
(1) Before any case can come to the Court, it must have been
before the European Commission of Human Rights; and under Article
25 (art. 25) of the Convention the Commission can only receive
(i.e. accept) a petition from a person, entity or group "claiming
to be a victim of a violation" of the Convention by one of the
States Parties to it. This could be regarded as a preliminary
issue concerning the Commission alone; but the Court has treated
it as a point of quasi-substance that has to be established to its
own satisfaction as well. It could also be maintained that so long
as the applicant in the case duly "claims" to be a victim of the
violation alleged, the requirement is satisfied. But since, ex
hypothesi, an applicant necessarily does that, this would be to
remove all content from the requirement.
(2) The case is evidently distinct from that of whether the
complainant has suffered any concrete or other (e.g. moral) damage
for which he would be entitled to compensation or other
appropriate satisfaction under Article 50 (art. 50) of the
Convention. There may well be cases where he has not, but where
there has nevertheless been a breach of the Convention of which he
has been the object, or which has affected him or his interests.
The requirement in question, considered as a preliminary issue,
whether of admissibility or of quasi-substance, must therefore
mean that the claim shall not be a purely theoretical or
hypothetical one, but that, if the alleged violation were
established, the complainant would be the object or one of the
objects of it, or that it would affect him or his interests.
(3) But, in my opinion, it is also necessary that the
complainant, or his interests, should not have been affected in a
purely or largely formal, nominal, remote, or trivial way. It was
for this reason that in the present case I voted against the
Court's finding that the applicants were "victims" within the
intention of Article 25 (art. 25). The mother moved within
fourteen days of the birth to have her child legally recognised as
her daughter, and this was done. Later she carried through a legal
adoption of the child, thus placing it on the same footing in law
as a legitimate child except, so it seems, as regards intestacy
rights in the estates of the mother's relatives - a defect that
could easily be cured by testamentary means. Had these acts of
recognition or adoption not taken place or been prevented by death
or otherwise, the applicants, or one or other of them, would have
been the "victims" of any violation of an applicable provision of
the Convention or Protocol that could have been established. But
they did not fail to take place, and the mere fact that they
hypothetically might not have done so does not seem to me to
constitute the applicants "victims" in respect of what never
happened or could only have had remote results - at least in a
sufficiently substantial sense to regard them as fulfilling this
condition as required by Article 25 (art. 25) of the Convention.
PARTLY DISSENTING OPINION OF JUDGE BINDSCHEDLER-ROBERT
(Translation)
My opinion differs from that of the Court on two points: I
consider firstly that, as regards the establishment of Alexandra
Marckx's maternal affiliation, there has not been breach of
Article 8 (art. 8), taken either alone or in conjunction with
Article 14 (art. 14+8), with respect to Paula Marckx, and secondly
that Article 1 of Protocol No. 1 (P1-1) is not applicable in this
field so that, contrary to the Court's finding, there is no
possibility of a violation of this Article (P1-1), even in
conjunction with Article 14 (art. 14+P1-1).
Generally speaking I share the views expressed by my colleague
Mr. Matscher as to the scope of Article 8 (art. 8) in the matter
of affiliation and as to the applicability of Article 1 of
Protocol No. 1 (P1-1); to this extent I agree with the
considerations appearing in his dissenting opinion. I disagree
with him, however, over the assessment of the situation of the
child Alexandra Marckx with respect to the establishment of
affiliation both as regards Article 8 (art. 8), taken alone, and
as regards Article 14 read together with Article 8 (art. 14+8). On
these two points I voted with the majority. In fact I consider
that mother and child are in very different situations.
Firstly, concerning Article 8 (art. 8), I observe that,
although it is very easy for the mother, from the point of view of
the necessary formalities, to recognise the child, and to do so
from the moment of the birth, and although consequently there is
no real obstacle or legal impediment to her establishing the bond
of affiliation with her child - I do not see such an obstacle or
impediment in the dilemma with which a mother is faced by reason
of the limitations on patrimonial rights entailed by recognition
and which is due to a lack of co-ordination in the legal rules and
not to an intention on the part of the legislature to discourage
the recognition of "illegitimate" children by their mother -, the
child, on the other hand, is entirely dependent as regards his
status on the will of a third person: his mother's decision
whether or not to recognise him, or a possible decision by his
guardian - which moreover implies the consent of the family
council - to institute proceedings to establish maternal
affiliation. Owing to this insecurity, it cannot be said that a
child born out of wedlock enjoys as regards his family life the
protection intended by Article 8 (art. 8). In the case before us
these are not purely theoretical considerations since, for the
first thirteen days of her life, the child Alexandra had no legal
bond of affiliation with her mother and was exposed to the risks
attendant on this situation. That this was due to the mother's
failure to act is not relevant here. It can accordingly be
conceded that, at least as far as this period is concerned, the
child was a victim of a violation of Article 8 (art. 8) even if in
fact she was not prejudiced.
On the question of discrimination in the establishment of
affiliation I take the view that, here too, a distinction must be
drawn between the mother and the child. Whilst certain differences
of legal treatment between married and unmarried mothers cannot be
regarded as entirely without foundation as regards the mother, the
situation appears to me to be different when it is seen from the
viewpoint of respect for the family life of the children and the
requirements deriving therefrom; for I consider that the
distinction residing in the fact that only children born out of
wedlock require to be formally recognised by their mother - or
have their affiliation determined by a court - for a legal bond of
affiliation with the mother to be established lacks objective
justification since, as regards the children, no reason can be
discerned for treating them differently in this area according to
whether they were born in or out of wedlock. The child Alexandra
was thus the victim of a discrimination forbidden by the
Convention even if her mother was not.
In conclusion I would mention that, although in law account
has to be taken of the differences in the situation of the mother
and child, rectification of the position will necessarily imply
solutions applying equally well to both of them; the practical
effects of the distinctions drawn thus prove to be very relative
if not non-existent.
PARTLY DISSENTING OPINION OF JUDGE MATSCHER
(Translation)
I. The scope of Article 8 (art. 8),
taken alone, and of Article 14, taken in conjunction
with Article 8 (art. 14+8), as regards the
establishment of maternal affiliation
I entirely agree with the principle underlying the reasoning
on which the Court's judgment is based: the "respect for family
life" guaranteed by Article 8 para. 1 (art. 8-1) of the Convention
is not limited to a duty on the part of the State to abstain from
certain interferences by the public authorities which might
constitute an obstacle to the development of what we consider
belongs to "family life"; it also implies that the State has an
obligation to prescribe in its domestic legal system rules which
allow those concerned to lead a normal family life.
Indeed, one may consider it as generally accepted that the
implementation of many fundamental rights - and notably family
rights - calls for positive action by the State in the shape of
the enactment of the substantive, organisational and procedural
rules necessary for this purpose.
On the other hand, it must also be stressed that this positive
obligation, flowing from Article 8 (art. 8) of the Convention, is
limited to what is necessary for the creation and development of
family life according to the ideas which contemporary European
societies have of this concept. Furthermore, States enjoy a
certain power of appreciation as regards the means by which they
propose to fulfil this obligation. In no case does Article 8 (art.
8) impose on the Contracting States a duty to adopt a family code
comprising rules which go beyond this requirement.
It is precisely in the determination of the scope of the
duties deriving from Article 8 (art. 8) or, what comes to the same
thing, in the assessment of what is necessary for family life
within the meaning of the Convention or of what might constitute
an obstacle to its creation and development that, to my great
regret, I must differ from the reasoning of the majority of the
Court; this necessarily leads me to different conclusions in the
instant case.
1. Respect for family life under Article 8 (art. 8) of the
Convention as a positive obligation binding the Contracting States
in the sense we have just given the expression does not require
that the legal bond of affiliation should be regulated in any
particular manner. In this connection the only obligation which
can be derived from Article 8 (art. 8) is that domestic law should
prescribe rules which permit establishment of this legal bond
under conditions which are reasonable and easily met by those
concerned.
It follows that those States which, like Belgium, regulate
civil status in such a way that the establishment of the maternal
affiliation of an "illegitimate" child does not follow merely from
the entry of the birth at the registry office but requires in
adddition a declaration by the mother recognising this affiliation
do not thereby violate Article 8 para. 1 (art. 8-1) of the
Convention.
Of course, personally, I see no need for this double formality
(entry on the register and recognition of affiliation) and I find
the arguments put forward by the respondent Government to support
it (protection of mother and child) scarcely convincing. In my
view, however, the inconvenience of this formality is so small -
particularly since the declaration of recognition by the mother
can be included in the birth certificate itself - that no one can
regard it as an appreciable hardship for those concerned or as an
interference calculated to hinder the "development of family
relations".
I accept that this reasoning applies principally to the
unmarried mother and that, as far as the child is concerned, the
only method of establishing her affiliation available to her under
Belgian law, failing voluntary recognition by the mother, was to
take legal proceedings for the purpose. However, this problem did
not arise in the instant case as the mother voluntarily recognised
her child fourteen days after birth, with the result that on this
account the child cannot really be considered as a victim. This
hypothesis can therefore be disregarded unless one wishes to pass
judgment on Belgian law in abstracto, a course which the Court has
quite rightly excluded (paragraphs 26 and 27 of the present
judgment).
Moreover, the reasoning in the judgment contains nothing which
could be taken as convincing proof that the Belgian system for
establishing the maternal affiliation of "illegitimate" children
has the adverse consequences complained of for the creation and
development of a family life between the mother and her child born
out of wedlock.
I can therefore find no violation of Article 8 (art. 8) taken
alone.
2. It is true that Belgian law only requires a mother to
recognise the affiliation in the case of children born out of
wedlock. This undoubtedly constitutes differential treatment as
compared with legitimate children.
However, and even if one firmly supports the theory of the
autonomy of Article 14 (art. 14) (paragraph 32 of the present
judgment), in order to constitute discrimination within the
meaning of this provision the unequal treatment must be such as
might be deemed to be an appreciable interference with the
enjoyment of a fundamental right recognised by the Convention. For
I do not believe that a difference of treatment with respect to a
fundamental right which, even though lacking in our opinion
objective and reasonable justification (that is, not appearing to
us to be necessary), does not really interfere with a right that
the Convention intends to protect constitutes, by itself,
discrimination within the meaning of Article 14 (art. 14).
As I have stated above, the requirement of a recognition of
affiliation, which can take the form of a simple declaration
accompanying the entry of the birth on the register, does not
amount to an appreciable hardship and is in no way humiliating for
those concerned.
It follows that in the instant case there is also no violation
of Article 14 taken in conjunction with Article 8 (art. 14+8) of
the Convention.
II. The scope of Articles 8 (art. 8)
of the Convention and 1 of Protocol No. 1 (P1-1),
taken alone, and of Article 14 of the Convention,
taken in conjunction with Article 8 (art. 14+8) and
with Article 1 of Protocol No. 1 (art. 14+P1-1),
as regards certain patrimonial rights
There seems to me to be no doubt that the rules on voluntary
dispositions and inheritance between near relatives are an
important aspect of family life within the meaning of Article 8
(art. 8). On the other hand, it would be difficult to maintain
that respect for family life requires that these rules should be
so organised as to leave the persons concerned unlimited freedom
to dispose of their property. In fact, in all the Contracting
States these matters are subject to restrictions, which in some
cases are considerable.
However, the imposition of special restrictions as regards
children born out of wedlock constitutes, in the absence of
objective and reasonable grounds, discrimination within the
meaning of Article 14 taken in conjunction with Article 8 (art.
14+8) of the Convention. On this point I fully approve of the
Court's reasoning and agree with its conclusions in the present
case.
On the other hand, I have doubts as to whether the rules on
voluntary dispositions and inheritance between relatives, that is
the freedom to dispose of property inter vivos or mortis causa,
are also covered by the right to the peaceful enjoyment of
possessions within the meaning of Article 1 of Protocol No. 1
(P1-1).
I incline to the view that this provision has completely
different aims (the protection of the right of property against
interference by the public authorities, the the form of
expropriation or other restrictions on the use of property similar
in their effects). Moreover - and contrary to the opinion
expressed on this matter in the reasons set out in the judgment
(paragraph 63) -, the travaux {preparatoires} on Article 1 of
Protocol No. 1 (P1-1), although not very explicit in this respect,
also seem to confirm this opinion.
It follows that, as Article 1 (P1-1) is not applicable, there
can also be no question in the instant case of a violation of
Article 14 taken in conjunction with Article 1 of Protocol No. 1
(art. 14+P1-1).
Furthermore, once the applicability of Article 8 (art. 8) of
the Convention and the violation of Article 14, taken in
conjunction with Article 8 (art. 14+8), are established I see no
advantage in ascertaining whether the provisions of Belgian law
complained of could be assessed under Article 1 of Protocol No. 1
(P1-1) as well; this is particularly so since the applicants
themselves also seem to have considered the position primarily
from the point of view of family life and felt themselves
aggrieved by the obstacle which the provisions of Belgian law
complained of constitute for its normal development.
PARTLY DISSENTING OPINION OF JUDGE PINHEIRO FARINHA
(Translation)
As I disagree with the majority view on important points I
feel it necessary to express a separate opinion.
1. I find it impossible to follow my distinguished colleagues
in stating that inheritance rights between near relatives fall
within the ambit of Article 8 (art. 8) of the Convention
(paragraphs 52 - 56).
In my opinion there is no question of this Article's being
applicable except with regard to the reserved portion of an estate
({reserve hereditaire}).
It is true that one cannot speak with respect to the reserved
portion of "heredes sui" (heirs of the de cujus), as in the case
of the old Roman succession, since in view of the very purpose and
{role} of this institution the estate, practically speaking,
belongs to them already.
I have not overlooked (Inocencio Galvao Telles, The Law of
Succession, pp. 95 et seq.) that like every other potential heir,
a person entitled to a reserved portion has merely a contingent
and future right during the lifetime of the de cujus, but even so
he enjoys special protection.
The reserved portion - from which only relatives benefit -
thus constitutes a form of family protection arising from the
moral and social obligations existing between persons connected by
close family ties; it cannot be excluded by the de cujus.
That being so, there is no difficulty in concluding that the
"reserved portion" falls within the ambit of family life as it may
be understood under Articles 8 and 14 (art. 8, art. 14) of the
European Convention on Human Rights.
2. Succession, whether intestate or testate, and whether one
considers the case of the statutory heirs or that of the
exceptional heirs (successeurs {irreguliers}), does not in my
opinion enjoy the protection of the Convention.
In the case of testamentary succession the heirs are appointed
by a manifestation of intention on the part of the de cujus who is
not bound by any statutory obligation. (The same applies to
contractual succession.)
Testamentary succession, in spite of the "Nullum Testamentum"
of which Tacitus speaks in his "Germania" is, it may be said,
universally recognised since the Law of the XII Tables. It depends
on an act lying in the unfettered discretion of the de cujus and
so has nothing to do with protection of the family. In most cases
the nearest relatives may be omitted from the will.
Intestate succession, where the order of those entitled is
prescribed by law, makes provisions for the estate to devolve in
the absence of a will upon persons related to the deceased, or the
State itself. The inclusion of the State among the persons
statutorily entitled means that intestate succession is not
governed solely by considerations of family protection.
"The process of succession (Inocencio Galvao Telles, The Law
of Succession, p. 13) concentrates essentially on the patrimonial
aspects. It is what is to happen to the deceased's estate, his
assets and his debts which is at stake. This is the situation at
the present day and it derives from very ancient rules which have
gradually acquired greater clarity through the centuries. A
different conception prevailed only in very remote times."
Death is the hub of the law of succession because it is the
normal cause of the passing of the estate.
It is therefore only after the death of the de cujus that
succession occurs and that there are heirs. Thus death puts an end
to family life, and, with the exception of the reserved portion,
inheritance rights are in my opinion outside the scope of Article
8 (art. 8) (taken either alone or in conjunction with Article 14
(art. 14+8)) of the European Convention on Human Rights.
3. In spite of what I have said above I support the majority
opinion that there was a breach of Article 14 of the Convention,
taken in conjunction with Article 8 (art. 14+8), with respect to
Alexandra and Paula Marckx, but only as regards the Belgian law
concerning the reserved portion, voluntary dispositions and the
maintenance obligations of the near relatives of the unmarried
mother towards her children.
4. I very much regret not to be able to share the opinion that
the majority of my distinguished colleagues expressed as follows
(paragraph 58):
"Having regard to all these circumstances, the principle of
legal certainty, which is necessarily inherent in the law of the
Convention as in Community law, dispenses the Belgian State from
re-opening legal acts or situations that antedate the delivery of
the present judgment."
The function of the European Court of Human Rights is to
ensure the observance of the engagements undertaken by the High
Contracting Parties in the Convention, by interpreting the latter
and stating the law that derives from it.
The Court has jurisdiction not to re-draft the Convention but
to apply it. Only the High Contracting Parties can alter the
contents of the obligations assumed.
I therefore consider that it is not for the Court to express
an opinion on the applicability of the law it states to cases
other than the particular case it has decided.
The execution properly so called of the judgment lies outside
the Court's jurisdiction; under Article 54 (art. 54) of the
Convention, "the judgment of the Court shall be transmitted to the
Committee of Ministers which shall supervise its execution".
It is primarily for the Belgian national courts to decide
questions raised by domestic legislation on past, present and
future facts. It is they who, as appropriate, must apply the rules
of res judicata, limitations and so forth in order to ensure the
stability of existing situations.
5. As regards the violation of Article 1 of Protocol No. 1
(P1-1), taken alone or in conjunction with Article 14
(art. 14+P1-1) of the Convention, I agree with the opinion
expressed by my distinguished colleague Judge Matscher.
|
