[неофициальный перевод]
ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
СУДЕБНОЕ РЕШЕНИЕ
КЛАСС (KLASS) И ДРУГИЕ ПРОТИВ
ФЕДЕРАТИВНОЙ РЕСПУБЛИКИ ГЕРМАНИИ
(Страсбург, 6 сентября 1978 года)
КРАТКОЕ НЕОФИЦИАЛЬНОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ ДЕЛА
A. Основные факты
Заявителями по этому делу являются граждане Германии, Герхард
Класс, прокурор, Петер Луббергер, адвокат, Юрген Нусбрух, судья,
Ханс-Юрген Поль и Дитер Зелб, адвокаты. Г-н Нусбрух проживает в
Гейдельберге, остальные в Мангейме.
Закон от 13 августа 1968 г. (Закон G 10), изданный в развитие
статьи 10 п. 2 (в редакции 1968 г.) Основного Закона ФРГ,
ограничил право на тайну переписки, почтовых отправлений,
телефонных разговоров. Оспаривая этот Закон заявители не отрицали
право государства на установление соответствующих законодательных
мер, но видели несоответствие этого Закона Конвенции в том, что он
не обязал власти уведомить о таких мерах заинтересованных лиц,
исключив тем самым возможность оспаривания этих мер в судебном
порядке.
По этому поводу заявители обратились в Конституционный Суд
ФРГ, который признал Закон от 13 августа 1968 г. не
соответствующим Основному Закону в части, не допускавшей
уведомление лица, за которым устанавливалось наблюдение, даже
тогда, когда такое уведомление могло быть сделано, не нанося вреда
цели предпринятых мер. Заявители остались неудовлетворены решением
Конституционного Суда, считая также несовместимой с гарантиями
основных прав и свобод граждан замену судебной защиты прав в
данной сфере надзорными функциями двух специальных органов,
создаваемых Бундестагом.
B. Разбирательство в Комиссии по правам человека
В жалобе, поданной в Комиссию 18 июня 1971 г., заявители
утверждали, что статья 10 п. 2 Основного Закона и Закон от
13 августа 1968 г. противоречат трем статьям Европейской конвенции
о защите прав человека, а именно статье 6 п. 1 (право на
беспристрастное судебное разбирательство в гражданском или
уголовном суде), статье 8 (право на уважение личной и семейной
жизни, неприкосновенности жилища и корреспонденции) и статье 13
(право на эффективные средства правовой защиты перед национальным
органом в случаях нарушения прав, изложенных в Конвенции).
В своем докладе от 9 марта 1977 г. Комиссия выразила следующее
мнение:
- не было нарушения статьи 6 п. 1 Конвенции ни в той части,
где заявители основываются на понятии "гражданские права"
(одиннадцать голосов против одного при двух воздержавшихся), ни в
той части, где они основываются на понятии "уголовное обвинение"
(единогласно);
- не было нарушения статьи 8 или статьи 13 (двенадцать голосов
при одном воздержавшемся).
Дело было передано Комиссией в Суд 14 июля 1977 г.
ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ СУДЕБНОГО РЕШЕНИЯ
ВОПРОСЫ ПРАВА
I. О статье 25 п. 1
30. Как в своей памятной записке, так и на слушании
Правительство официально призвало Суд признать "неприемлемой"
жалобу, поданную в Комиссию. Оно утверждало, что заявители не
могут быть признаны "жертвами" в понимании статьи 25 п. 1, которая
предусматривает следующее:
"Комиссия может принимать жалобы, направленные в адрес
Генерального секретаря Совета Европы от любого лица, любой
неправительственной организации или любой группы частных лиц,
которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из
Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей
Конвенции, при условии, что Высокая Договаривающаяся Сторона, на
которую подана жалоба, заявила, что она признает компетенцию
Комиссии принимать такие жалобы..."
По мнению Правительства, заявители не утверждали, что имеет
место, хотя бы потенциально, конкретное нарушение их прав; скорее,
на основании чисто гипотетической возможности оказаться объектом
наблюдения они требуют общего и абстрактного пересмотра
оспариваемого законодательства в свете Конвенции.
31. Как можно заключить из ответа представителей Комиссии на
слушании, она согласна с Правительством, что в компетенцию Суда
входит определение того, могут ли заявители претендовать на статус
"жертвы" в смысле статьи 25 п. 1. Однако Комиссия не согласилась с
Правительством в той мере, в какой это могло бы пониматься в
смысле пересмотра Судом Решения Комиссии о приемлемости жалобы.
Представители Комиссии считают, что Правительство предъявляло
слишком жесткие требования к понятию "жертва нарушения статьи 8
Конвенции". По их мнению, чтобы считаться жертвой нарушения своего
права по статье 8 п. 1, достаточно, чтобы человек находился в
такой ситуации, когда имеются разумные основания опасаться, что он
окажется объектом тайного наблюдения; заявители должны быть
признаны не только предполагаемыми жертвами; они могут утверждать,
что оказались прямыми жертвами нарушения своих прав по статье 8,
поскольку на основании оспариваемого Закона любой человек в
Федеративной Республике Германии, которого можно заподозрить в
установлении контактов с людьми, занятыми подрывной деятельностью,
действительно рискует оказаться объектом тайного наблюдения;
существование такого риска само по себе является ограничением
свободы общения.
Главный представитель считает, что жалоба справедливо признана
приемлемой по другой причине. По его мнению, предполагаемое
нарушение относится к личному праву, которое Конвенция прямо не
называет, но оно с необходимостью присутствует в ней; это
подразумеваемое право каждого быть проинформированным в разумный
срок о любых тайных действиях, предпринятых в отношении него
государственными органами и являющихся вмешательством в его права
и свободы, гарантированные Конвенцией.
32. Суд подтверждает принцип, прочно установившийся в его
практике, который заключается в том, что если дело было передано
ему в соответствии с должной процедурой, Суд компетентен
рассматривать все вопросы факта и права, возникающие в процессе
слушаний, включая вопросы, которые могли бы быть подняты в
Комиссии в рамках вопроса о приемлемости. Это заключение никоим
образом не умаляет полномочия Комиссии, данные ей в соответствии
со статьей 27 Конвенции, в отношении приемлемости жалоб. Задача,
которую данная статья возлагает на Комиссию, состоит в отборе дел;
Комиссия либо принимает, либо не принимает жалобы к рассмотрению.
Ее отказ в приеме жалоб, которые она считает неприемлемыми, не
подлежит обжалованию, так же как и Решение о приемлемости; решения
принимаются совершенно независимо (см. Решение по делу Де Вильде,
Оомс и Версип против Бельгии от 18 июня 1971 г. Серия A, т. 12,
с. 29 и 30, п. 47, 54; см. также Решение от 9 февраля 1967 г. по
предварительному возражению в деле "О языках в Бельгии". Серия A,
т. 5, с. 18; Решение по делу Хэндисайда от 7 декабря 1976 г.
Серия A, т. 24, с. 20, п. 41; и Решение по делу Ирландия против
Соединенного Королевства от 18 января 1978 г. Серия A, т. 25,
с. 63, п. 157).
Настоящее дело касается inter alia толкования понятия "жертва"
в смысле статьи 25 Конвенции; этот вопрос уже поднимался в
Комиссии. Поэтому Суд подтверждает свою компетенцию рассматривать
вопрос, возникший по данной статье.
33. Статья 24 позволяет каждой из Договаривающихся Сторон
передавать в Комиссию вопрос о "любом предполагаемом нарушении"
Конвенции другой Договаривающейся Стороной; отдельное лицо,
неправительственная организация или группа лиц для того, чтобы
иметь право подать жалобу в соответствии со статьей 25, должны
заявить, что "явились жертвами нарушения... прав, признанных в
настоящей Конвенции". Таким образом, в отличие от ситуации,
предусмотренной статьей 24, согласно которой, при соблюдении
других указанных в ней условий, общий интерес в соблюдении
Конвенции достаточен для приемлемости жалобы, поданной одним из
государств против другого, статья 25 требует, чтобы каждый
отдельный заявитель фактически был жертвой нарушений, о которых он
заявляет (см. Решение по делу Ирландия против Соединенного
Королевства от 18 января 1978 г. Серия A, т. 25, с. 90 - 91,
п. 239 и 240). Статья 25 не предоставляет отдельным лицам что-то
подобное actio popularis; она не позволяет отдельным лицам
подавать жалобу на закон in abstracto только потому, что они
считают, что он нарушает Конвенцию. В принципе для индивидуального
заявителя недостаточно утверждать, что само существование закона
нарушает его право, установленное Конвенцией; необходимо, чтобы
закон был применен с причинением ему вреда. Тем не менее, как
указали и Правительство, и Комиссия, закон может сам по себе
нарушать права отдельных лиц, если они испытывают его действие
даже в отсутствие каких-либо конкретных мер по его применению. В
связи с этим Суд напоминает, что в предыдущих двух делах,
возникших из жалоб, поданных в соответствии со статьей 25, он
столкнулся с законодательством, имевшим такие последствия: в деле
"О языках в Бельгии" и в деле Кьелдсен, Буск Мадсен и Педерсен
Суду пришлось изучить совместимость Конвенции и Протокола N 1 с
законодательством об образовании (см. Решение от 25 июля 1968 г.
Серия A, т. 6, и Решение от 7 декабря 1976 г. Серия A, т. 23,
особенно с. 22 - 23, п. 48).
34. Статья 25, которая устанавливает порядок обращения лиц в
Комиссию, является ключевым звеном в механизме обеспечения
соблюдения прав и свобод, признанных в Конвенции. Этот механизм
включает в себя возможность для лица, которое считает, что ему был
нанесен ущерб каким-либо действием, нарушающим Конвенцию,
представить в Комиссию жалобу о данном нарушении при условии, что
другие условия приемлемости были соблюдены. В данном деле встает
вопрос, должно ли данное лицо быть лишено возможности подать
жалобу в Комиссию потому, что в связи с секретностью действий,
против которых оно возражает, оно не может указать ни на одно
какое-либо конкретное действие, затрагивающее именно его. По
мнению Суда, реальная эффективность Конвенции требует в таких
обстоятельствах возможность обращения в Комиссию. Если бы этого не
было, эффективность механизма обеспечения соблюдения Конвенции
была бы значительно снижена. Конвенция и ее институты были созданы
с целью защиты отдельных лиц, соответственно процессуальные нормы
Конвенции должны применяться таким образом, чтобы сделать
действенной систему индивидуальных обращений.
Поэтому Суд признает, что лицо может при определенных условиях
утверждать, что оно является жертвой нарушения в связи с самим
существованием тайных мер или законодательством, допускающим такие
тайные меры, без необходимости подтверждать, что оно фактически
подверглось действию этих мер. В каждом случае условия должны быть
определены в зависимости от того, какое право или какие права,
закрепленные в Конвенции, были, как утверждается, нарушены, против
каких тайных мер выдвинуты возражения и какая существует связь
между заявителем и этими мерами.
35. В свете этих соображений теперь необходимо установить,
могут ли заявители утверждать, исходя из конкретного оспариваемого
закона, что являются жертвами в смысле статьи 25 вследствие
нарушения статьи 8 Конвенции. При этом статья 8 является основной.
36. Суд указывает, что там, где государство вводит тайное
наблюдение, существование которого остается неизвестным для лиц,
находящихся под наблюдением, следствием чего является
невозможность обжаловать такое наблюдение, действие статьи 8 может
в значительной степени быть сведено на нет. В такой ситуации
обращение с лицом может противоречить статье 8, или даже совсем
лишить его права, гарантируемого ему данной статьей, а лицо, не
зная об этом, не будет иметь возможность пользоваться правовой
защитой ни на национальном уровне, ни в институтах Конвенции.
В связи с этим необходимо напомнить, что Федеральный
Конституционный Суд в своем Решении от 15 декабря 1970 г.
(см. п. 11 - 12 выше) в мотивировочной части указал:
"Для того, чтобы подать конституционную жалобу против закона,
заявитель должен подтвердить, что сам закон, а не только действия
по его применению, представляет прямое и непосредственное
нарушение одного из его основных прав... Эти условия не были
выполнены, т.к., по доводам самих заявителей, только действия со
стороны исполнительных органов явились бы нарушением их основных
прав. Однако ввиду того, что они не были уведомлены о
вмешательстве в их права, заинтересованные лица не могут
оспаривать действия по применению закона. В таких случаях они
должны иметь право подать конституционную жалобу против самого
закона, как это делается в тех случаях, когда конституционная
жалоба против действий по применению закона невозможна по другим
причинам..."
Несмотря на возможное расхождение, существующее между системой
подачи жалоб в Федеральный Конституционный Суд на основании
немецкого права и механизмом обеспечения соблюдения Конвенции, эти
доводы значимы mutatis mutandis для жалоб, поданных по статье 25.
Суд находит неприемлемой ситуацию, когда существование права,
гарантированного Конвенцией, становится невозможным лишь из-за
того, что заинтересованному лицу неизвестно о данном нарушении.
Право обращения в Комиссию для лиц, потенциально подверженных
тайному наблюдению, следует из статьи 25, т.к. иначе статья 8
рискует оказаться недейственной.
37. Что касается обстоятельств данного конкретного дела, Суд
отмечает, что оспариваемое законодательство вводит систему
наблюдения, согласно которой потенциально у всех жителей
Федеративной Республики Германии могут быть проверены письма,
почтовые отправления и телефонные разговоры, о чем они не будут
поставлены в известность, если не будет иметь места какая-либо
утечка информации или не будет направлено уведомление при
обстоятельствах, которые изложены в Решении Федерального
Конституционного Суда (см. п. 11 выше). В этой степени
оспариваемое законодательство прямо затрагивает всех пользователей
или потенциальных пользователей услугами почтовой и телефонной
связи в Федеративной Республике Германии. Более того, как
справедливо указали представители Комиссии, эта угроза наблюдения
может рассматриваться сама по себе как ограничение свободы общения
при пользовании услугами почтовой и телефонной связи, тем самым
представляя собой для всех пользователей или потенциальных
пользователей прямое вмешательство в осуществление ими прав,
гарантированных статьей 8.
На слушаниях представитель Правительства сообщил Суду, что не
было ни одного случая выдачи ордера или установления наблюдения в
отношении заявителей в порядке Закона G 10 (см. п. 13 выше). Суд
принимает к сведению заявление представителя Правительства. Однако
в свете своих выводов об оспариваемом законодательном акте Суд не
считает, что это уточнение влияет на оценку статуса заявителей как
"жертв".
38. Принимая во внимание конкретные обстоятельства данного
дела, Суд приходит к заключению, что каждый из заявителей имеет
право "считать себя жертвой нарушения" Конвенции, даже если он и
не может при этом подтвердить, что подвергся какому-то конкретному
применению мер наблюдения. При решении вопроса, являлись ли
заявители фактически жертвами нарушения Конвенции, требуется
определить, совместимо ли с Конвенцией оспариваемое
законодательство.
Соответственно, Суд не считает необходимым решать, следует ли
из Конвенции право быть проинформированным в обстоятельствах,
упомянутых главным представителем Комиссии.
II. О предполагаемом нарушении статьи 8
39. Заявители утверждают, что поскольку оспариваемое
законодательство лишает заинтересованное лицо возможности узнать о
применении мер наблюдения и оно не может их обжаловать в судебном
порядке, имеет место нарушение статьи 8 Конвенции, которая
предусматривает следующее:
"1. Каждый человек имеет право на уважение его личной и
семейной жизни, неприкосновенности его жилища и тайны
корреспонденции.
2. Не допускается вмешательство государственных органов в
осуществление этого права, за исключением вмешательства,
предусмотренного законом и необходимого в демократическом обществе
в интересах государственной безопасности и общественного
спокойствия, экономического благосостояния страны, в целях
предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья
или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".
40. В соответствии с п. 2 статьи 10 Основного Закона,
ограничения на тайну переписки, почтовых отправлений и телефонных
разговоров могут быть введены, но только в соответствии с законом.
Статья 1 1 Закона G 10 допускает, чтобы некоторые органы
вскрывали и просматривали письма и почтовые отправления, читали
телеграфные сообщения и прослушивали и записывали телефонные
разговоры (см. п. 17 выше). Рассмотрение вопроса Судом по статье 8
ограничено только проблемой предоставления санкций на такие
действия и не охватывает, например, тайное наблюдение в
соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом (см. п. 25 выше).
41. Первый вопрос, который необходимо решить, - является ли, и
если является, то в какой степени, оспариваемое законодательство,
позволяющее вышеупомянутые меры наблюдения, вмешательством в
осуществление права, гарантируемого заявителям статьей 8 п. 1.
Хотя телефонные разговоры конкретно не указаны в п. 1
статьи 8, Суд считает, так же как и Комиссия, что такие разговоры
входят в понятия "личная жизнь" и "корреспонденция", которые эта
статья содержит.
В своем докладе Комиссия выразила мнение, что тайное
наблюдение, предусмотренное немецким законодательством, равноценно
вмешательству в осуществление права, закрепленного в статье 8
п. 1. Ни в Комиссии, ни в Суде Правительство не оспаривало данного
положения. Ясно, что любая из разрешенных мер наблюдения, однажды
примененная в отношении данного лица, приведет в результате к
вмешательству со стороны какого-либо органа государственной власти
в осуществление права данного отдельного лица на уважение его
личной жизни и его корреспонденции. Более того, с самим
существованием этого законодательства связана угроза наблюдения
для всех тех, к кому данное законодательство может быть применено;
эта угроза неизбежно приходит в противоречие со свободой
пользования услугами почтовой и телефонной связи и тем самым
представляет собой "вмешательство государственных органов" в
осуществление права заявителя на уважение его личной и семейной
жизни и корреспонденции.
Суд не исключает, что оспариваемое законодательство, а также
меры, разрешенные в соответствии с ним, могут повлечь за собой
вмешательство в осуществление права человека на уважение его
жилища. Однако Суд не считает необходимым на данных слушаниях
решать этот вопрос.
42. В данном деле кардинальной проблемой, проистекающей из
статьи 8, становится вопрос, оправданно ли данное вмешательство
условиями п. 2 данной статьи. В связи с тем, что п. 2
предусматривает исключение из права, гарантируемого Конвенцией, он
должен толковаться ограничительно. Право ведения тайного
наблюдения за гражданами, которое характерно для полицейского
государства, терпимо в соответствии с Конвенцией только тогда,
когда оно строго необходимо для сохранения демократических
институтов.
43. Для того чтобы вышеуказанное "вмешательство" не нарушало
статью 8, оно должно в соответствии с п. 2 в первую очередь быть
"предусмотрено законом". Это требование в данном случае выполнено,
т.к. "вмешательство" является результатом применения актов,
принятых Парламентом, включая акт, который был изменен Федеральным
Конституционным Судом в рамках его компетенции Решением от 15
декабря 1970 г. (см. п. 11 выше). В дополнение Суд отмечает, что,
как указали и Правительство, и Комиссия, каждая конкретная мера
наблюдения должна соответствовать строгим условиям и
процессуальным нормам, установленным законодательством.
44. Остается определить, были ли выполнены другие требуемые
условия, сформулированные в п. 2 статьи 8. По мнению Комиссии и
Правительства, вмешательство, дозволенное оспариваемым законом,
было "необходимо в демократическом обществе в интересах
государственной безопасности" и / или "в целях предотвращения
беспорядков и преступлений". В Суде Правительство заявило, что,
кроме того, оправданно вмешательство, осуществляемое "в
интересах... общественного спокойствия" и для "защиты прав и
свобод других лиц".
45. Закон G 10 точно определяет и тем самым ограничивает цели,
ради которых могут быть введены ограничительные меры. Он
предусматривает, что для защиты от "неминуемой опасности",
угрожающей "свободному демократическому конституционному порядку",
"существованию или безопасности Федерации или Земли",
"безопасности (союзнических) вооруженных сил" на территории
Республики, или безопасности "войск одной из трех держав в Земле
Берлин", компетентные органы власти могут санкционировать
ограничения, которые указаны выше (см. п. 17).
46. Суд, разделяя точку зрения Правительства и Комиссии,
считает, что цель Закона G 10 действительно состоит в том, чтобы
сохранять государственную безопасность и / или предотвращать
беспорядки или преступления в соответствии со статьей 8 п. 2. В
данных обстоятельствах Суд не считает необходимым решать, являются
ли дальнейшие цели, процитированные Правительством, также
относящимися к делу.
С другой стороны, необходимо установить, остаются ли средства,
предусмотренные оспариваемым Законом, в рамках того, что
необходимо в демократическом обществе для достижения вышеуказанной
цели.
47. Заявители не оспаривают немецкое законодательство в той
его части, где оно предоставляет широкие полномочия для
наблюдения, они признают такие полномочия и, как результат этого,
ограничение права, гарантированного статьей 8 п. 1, как
необходимое средство защиты демократического государства.
Заявители считают, однако, что статья 8 п. 2 устанавливает
определенные пределы реализации таких полномочий, которые
необходимо соблюдать в демократическом обществе для того, чтобы не
допустить незаметного отката к тоталитаризму. По их мнению,
оспариваемому законодательству не хватает соответствующих гарантий
против возможных злоупотреблений.
48. Как отметили представители Комиссии, Суд, оценивая
возможности защиты, предоставляемой в пределах статьи 8, не может
не принять во внимание два важных фактора. Первый - технические
достижения в области средств шпионажа и, соответственно, средств
наблюдения; второй - развитие терроризма в Европе за последние
годы. Сейчас демократические общества оказываются под угрозой
изощренных форм шпионажа и терроризма, и государство должно иметь
возможность эффективно противодействовать таким угрозам, принимать
в пределах своей юрисдикции меры по проведению тайного наблюдения
за подрывными элементами. Суд поэтому признает, что существование
законодательства, дающего полномочия по осуществлению наблюдения
за перепиской, почтовыми отправлениями и телефонными разговорами,
является в исключительных случаях необходимым в демократическом
обществе в интересах национальной безопасности и / или для
предотвращения беспорядков или преступлений.
49. Что касается определения условий, при которых система
наблюдения должна действовать, Суд указывает, что у национального
законодателя имеются определенные дискреционные полномочия.
Совершенно естественно, что Суд не вправе заменять оценку, данную
национальными властями, своей оценкой того, что могло бы быть
целесообразным в этой области (сравни mutatis mutandis Решение по
делу Де Вильде, Оомс и Версип против Бельгии от 18 июня 1971 г.
Серия A, т. 12, с. 45, 46, п. 93; и Решение по делу Голдера от
21 февраля 1975 г. Серия A, т. 18, с. 21, 22, п. 45; а также по
п. 2 статьи 10 Решение по делу Энгель и другие от 8 июня 1976 г.
Серия A, т. 22, с. 41, 42, п. 100; и Решение по делу Хэндисайда от
7 декабря 1976 г. Серия A, т. 24, с. 22, п. 48).
Тем не менее Суд подчеркивает: это не означает, что
Договаривающиеся Стороны пользуются неограниченной свободой
действий, подвергая людей, находящихся под их юрисдикцией, тайному
наблюдению. Осознавая опасность, что такой закон может подорвать и
даже уничтожить демократию под предлогом ее защиты, Суд
утверждает, что Договаривающиеся Стороны не могут во имя борьбы
против шпионажа и терроризма предпринимать любые действия, которые
они считают подходящими.
50. Суд должен удостовериться в том, что, какая бы система
наблюдения ни была принята, существуют адекватные и эффективные
гарантии против злоупотреблений. Эта оценка имеет только
относительный характер: она зависит от всех обстоятельств дела,
таких как существо, объем и продолжительность возможных мер,
оснований, необходимых для санкционирования таких мер, органов,
компетентных разрешать, выполнять и контролировать такие действия,
и от вида средств правовой защиты, предусмотренных национальным
законодательством.
Поэтому функционирование системы тайного наблюдения,
установленной оспариваемым законодательством, затем измененной
Решением Федерального Конституционного Суда от 15 декабря 1970 г.,
должно быть рассмотрено в свете Конвенции.
51. В соответствии с Законом G 10 необходимо выполнить ряд
ограничительных условий перед тем, как вводить меры наблюдения.
Так, допустимые меры наблюдения могут применяться только в тех
случаях, когда имеются фактические основания подозревать человека
в планировании или осуществлении в настоящем или прошлом
каких-либо серьезных уголовных действий; меры могут быть
санкционированы, только если установление обстоятельств другими
методами не имеет шансов на успех или будет значительно
затруднено; но даже и тогда наблюдение может вестись только за
конкретным подозреваемым или его предполагаемыми "контактами" (см.
п. 17 выше). Следовательно, так называемое ознакомительное, или
общее, наблюдение не разрешается оспариваемым законодательством.
Наблюдение может быть санкционировано только по письменному
представлению с указанием причин, и такое заявление может быть
сделано только руководителем определенных служб или его
заместителем; решение по этому вопросу должно приниматься
федеральным министром, имеющим на то полномочия от канцлера, или,
в зависимости от ситуации, высшей администрацией земли (см.
п. 18). Соответственно, по закону существует административная
процедура, обеспечивающая принятие мер только в случае достаточных
оснований. В добавление к этому, хотя это не требуется по закону,
уполномоченный министр на практике, за исключением срочных
случаев, обращается за предварительным согласием в Комиссию G 10
(см. п. 21 выше).
52. В Законе G 10 также сформулированы жесткие условия в
отношении проведения мер наблюдения и обработки полученной с их
использованием информации. Меры, о которых идет речь, остаются в
силе максимум три месяца и могут быть возобновлены только по
новому представлению; меры должны быть немедленно прекращены, как
только требуемые условия перестают существовать или сами меры
больше уже не требуются; информация и документы, таким образом
полученные, не могут быть использованы для других целей, и
документы должны быть уничтожены, как только отпадет необходимость
в них для достижения требуемой цели (см. п. 18, 20 выше).
Первоначальный контроль за проведением мер проводится
должностным лицом, имеющим квалификацию для работы в качестве
судьи. Это должностное лицо изучает полученную информацию перед
тем, как передать компетентным органам те сведения, которые могут
быть использованы в соответствии с данным Законом и имеют
отношение к целям данных мер; он уничтожает любые другие
полученные данные (см. п. 20 выше).
53. По Закону G 10 исключается судебное обжалование
санкционирования и выполнения мер наблюдения, однако вместо этого
в соответствии с п. 2 статьи 10 Основного Закона предусматривается
последующий контроль или проверка со стороны двух органов,
назначенных избранными народом представителями: Парламентским
советом и Комиссией G 10.
Уполномоченный министр должен по меньшей мере один раз в шесть
месяцев отчитываться о применении Закона G 10 перед Парламентским
советом, состоящим из пяти членов Парламента; члены Парламента
назначаются Бундестагом пропорционально парламентским фракциям,
при этом оппозиция также представлена в Совете. В добавление к
этому министр обязан каждый месяц предоставлять Комиссии G 10
отчет о мерах, им санкционированных. На практике он предварительно
получает согласие этой Комиссии. Последняя выносит решение о
необходимости и законности принимаемых мер ex officio или по
заявлению человека, полагающего, что он находится под наблюдением;
если она объявляет какую-либо меру незаконной или необоснованной,
министр должен прекратить ее немедленно. Члены Комиссии
назначаются Парламентским советом на текущий срок полномочий
Бундестага после консультаций с Правительством; они совершенно
независимы в исполнении своих функций, и в их адрес не допускаются
никакие указания (см. п. 21 выше).
54. Правительство считает, что статья 8 п. 2 не требует
судебного контроля за тайным наблюдением и что система надзора,
установленная по Закону G 10, действительно эффективно защищает
права граждан. Заявители, с другой стороны, расценивают эту
систему как "форму политического контроля", недостаточную по
сравнению с принципами судебного контроля.
Поэтому необходимо определить, достаточны ли процедуры надзора
над санкционированием и проведением ограничительных мер для того,
чтобы удержать "вмешательство", проистекающее из оспариваемого
законодательства, в рамках "необходимого в демократическом
обществе".
55. Надзор за мерами наблюдения может осуществляться на трех
этапах: когда наблюдение санкционировано, во время его проведения
и после того, как оно закончилось. Что касается первых двух
этапов, сама природа и логика тайного наблюдения диктуют, что не
только наблюдение, но и надзор, сопровождающий его, должны
проходить без ведома заинтересованного лица. Поскольку данное лицо
будет лишено возможности искать эффективное средство правовой
защиты по своему выбору, а также не сможет принимать
непосредственное участие ни в каком надзорном производстве,
существенно важно, чтобы установленные процедуры сами по себе
предоставляли соответствующие и равные гарантии для защиты прав
граждан. В процессе надзора ценности демократического общества
должны соблюдаться как можно более добросовестно, дабы пределы
необходимости в смысле статьи 8 п. 2 не были превышены. Одним из
основных принципов демократического общества является принцип
верховенства права, на который прямо указывается в преамбуле
Конвенции (см. Решение по делу Голдера от 21 февраля 1975 г.
Серия A, т. 18, с. 16 - 17, п. 34). Принцип господства права
подразумевает inter alia, что вмешательство органов исполнительной
власти в права отдельных лиц должно находиться под эффективным
контролем, который обычно должен обеспечиваться судебной системой,
во всяком случае в качестве последней инстанции; судебный контроль
предоставляет наилучшие гарантии независимости, беспристрастности
и надлежащей процедуры.
56. В рамках системы наблюдения, установленной Законом G 10,
судебный контроль был исключен и заменен на первоначальный надзор,
осуществляемый должностным лицом, имеющим квалификацию для работы
судьей, а также Парламентским советом и Комиссией G 10.
Суд считает, что в той области, где велика потенциальная
вероятность злоупотреблений в конкретных делах, что может иметь
пагубные последствия для демократического общества в целом, в
принципе желательно, чтобы надзорные функции выполнял суд.
Тем не менее, принимая во внимание природу надзорных и других
гарантий, предусмотренных Законом G 10, Суд заключает, что
исключение судебного контроля не превышает пределов того, что
может быть признано необходимым в демократическом обществе.
Парламентский совет и Комиссия G 10 независимы от органов, ведущих
наблюдение, и они облечены достаточными полномочиями и властью
осуществлять эффективный и постоянный контроль. Более того,
демократический характер отражается в сбалансированности состава
Парламентского совета. Оппозиция также представлена в данном
органе и поэтому имеет возможность участвовать в осуществлении
контроля над мерами, санкционированными уполномоченным министром,
который подотчетен Бундестагу. Два надзорных органа могут в данных
обстоятельствах рассматриваться как достаточно независимые, чтобы
дать объективное решение.
Суд, в добавление к этому, отмечает, что лицо, полагающее, что
оно находится под наблюдением, имеет возможность жаловаться в
Комиссию G 10 или имеет право обратиться в Конституционный Суд
(см. п. 23 выше). Однако, как признает Правительство, эти средства
правовой защиты могут быть задействованы только в исключительных
случаях.
57. Что касается надзора a posteriori, необходимо определить,
следует ли и далее исключать судебный контроль с участием
заинтересованного лица, после того как наблюдение было прекращено.
С этим вопросом тесно переплетается вопрос о последующем
уведомлении, т.к. в принципе у гражданина имеется мало
возможностей на обращение в суд, если его не поставят в
известность о мерах, принятых без его ведома, и он даже
впоследствии не сможет оспорить их законность.
Основная жалоба заявителей по статье 8 состоит в том, что
заинтересованное лицо впоследствии никогда не ставится в
известность о прекращении наблюдения и поэтому не в состоянии
использовать эффективное средство судебной защиты. Заявители
опасаются, что без ведома лица эти меры могут быть неправильно
осуществлены, или оно не будет иметь возможность проверить, до
какой степени были нарушены его права. По их мнению, эффективный
контроль, осуществляемый судом после прекращения мер наблюдения,
необходим в демократическом обществе; только так можно
предотвратить злоупотребления; без соответствующего надзора за
тайным наблюдением гарантии статьи 8 попросту упраздняются.
По мнению Правительства, последующее уведомление
заинтересованного лица, что предусмотрено решением Федерального
Конституционного Суда (см. п. 11, 19 выше), соответствует
требованиям статьи 8 п. 2. Однако он полагает, что эффективность
тайного наблюдения зависит от неразглашения информации ни до, ни
после мероприятия, если это препятствует или препятствовало бы
цели расследования. Правительство подчеркивает, что право
обращения в суд более не исключается после того, как уведомление
сделано, и что различные правовые средства становятся доступны,
позволяя лицу inter alia требовать возмещения любого понесенного
вреда (см. п. 24 выше).
58. По мнению Суда, необходимо установить, возможно ли на
практике требовать последующего уведомления во всех случаях.
Деятельность или опасность, против которой направлен ряд мер
наблюдения, может длиться годами, даже десятилетиями после
приостановки этих мер. Последующее уведомление каждого лица,
подвергнутого приостановленной мере, может в значительной степени
поставить под угрозу долгосрочную цель, которая первоначально
являлась причиной введения наблюдения. Более того, как справедливо
заметил Федеральный Конституционный Суд, такое уведомление может
способствовать разглашению рабочих методов и сфер деятельности
разведывательных служб и даже, возможно, рассекречиванию их
агентов. По мнению Суда, пока "вмешательство", проистекающее из
оспариваемого законодательства, в принципе оправданно в свете
статьи 8 п. 2 (см. п. 48 выше), тот факт, что лицо не было
поставлено в известность после того, как наблюдение прекращено,
сам по себе не может быть несовместим с этой статьей, т.к. именно
неизвещение лица гарантирует эффективность "вмешательства". Более
того, необходимо напомнить, что в соответствии с Решением
Федерального Конституционного Суда от 15 декабря 1970 г.
заинтересованное лицо должно быть уведомлено после прекращения мер
наблюдения, как только такое уведомление может быть сделано, не
подвергая риску цель данного ограничения (см. п. 11, 19 выше).
59. Как в целом, так и в отношении последующего уведомления,
заявители постоянно ссылались на опасность злоупотребления как
основание своих утверждений о том, что законодательство, которое
они оспаривают, не отвечает требованиям статьи 8 п. 2 Конвенции.
Поскольку никогда при любой системе нельзя полностью исключить
возможность неправомерных действий со стороны нечестного,
нерадивого или слишком усердного должностного лица, Суд должен
принять во внимание вероятность таких действий и наличие гарантий,
предоставляемых для защиты от них.
Суд изучил (см. п. 51, 58 выше) оспариваемое законодательство
в свете inter alia этих доводов. Суд, в частности, отмечает, что
Закон G 10 содержит различные положения, разработанные с тем,
чтобы уменьшить действие мер наблюдения до минимума и
гарантировать, чтобы наблюдение проводилось в строгом соответствии
с Законом. При отсутствии доказательств и указаний на то, что на
практике происходит обратное, Суд должен исходить из того, что в
Германии соответствующие органы государственной власти применяют
данное законодательство должным образом.
Суд согласен с Комиссией, что системе Конвенции (см. mutatis
mutandis Решение по делу "О языках в Бельгии" от 23 июля 1968 г.
Серия A, т. 6, с. 32, п. 5) присуща согласованность между
требованиями защиты демократического общества и прав частных лиц.
Как говорится в Преамбуле Конвенции, соблюдение "основных свобод
зависит, с одной стороны, от подлинно демократической системы и, с
другой стороны, от общего понимания и соблюдения прав человека". В
контексте статьи 8 это означает, что нужно искать равновесие между
осуществлением прав лица, гарантируемых ему п. 1, и
необходимостью, вытекающей из п. 2, вводить тайное наблюдение для
защиты демократического общества в целом.
60. В свете этих суждений и детального изучения оспариваемого
законодательства Суд заключает, что немецкий законодатель
оправданно считает, что вмешательство, проистекающее из данного
законодательства при осуществлении права, гарантируемого статьей 8
п. 1, необходимо в демократическом обществе в интересах
государственной безопасности и предотвращения беспорядков и
преступлений (п. 2 статьи 8). Соответственно, Суд не усматривает
нарушения статьи 8 Конвенции.
III. О предполагаемом нарушении статьи 13
61. Заявители также утверждают, что имело место нарушение
статьи 13, которая предусматривает:
"Каждый человек, чьи права и свободы, признанные в настоящей
Конвенции, нарушены, имеет право на эффективные средства правовой
защиты перед государственным органом даже в том случае, если такое
нарушение совершено лицами, действовавшими в официальном
качестве".
62. С точки зрения заявителей, Договаривающиеся Стороны
обязаны по статье 13 предоставлять эффективное средство правовой
защиты при любом предполагаемом нарушении Конвенции; другое
толкование этого положения было бы бессмысленным. С другой
стороны, как Правительство, так и Комиссия считают, что нет
основания для применения статьи 13, если право, гарантируемое
другой статьей Конвенции, не было нарушено.
63. В Решении от 6 февраля 1976 г. по делу Шведского профсоюза
водителей локомотивов Суд, обнаружив, что фактически имелось
эффективное средство правовой защиты, посчитал, что он не призван
решать, применима ли статья 13 только тогда, когда нарушено право,
гарантируемое другой статьей Конвенции (Серия A, т. 20, с. 18,
п. 50; см. также Решение по делу Де Вильде, Оомс и Версип против
Бельгии от 18 июня 1971 г. Серия A, т. 12, с. 46, п. 95). В данном
деле Суд решит вопрос о применимости статьи 13 до рассмотрения
вопроса об эффективности соответствующих средств защиты по
немецкому законодательству.
64. Статья 13 указывает, что каждый человек, чьи права и
свободы, признанные в Конвенции, "нарушены", имеет право на
эффективные средства правовой защиты перед национальными властями
даже в том случае, если "такое нарушение было совершено лицами,
действовавшими в официальном качестве". Буквальный текст создает
впечатление, что каждый имеет право на национальные средства
правовой защиты, только если "нарушение" уже произошло. Однако
человек не может установить факт "нарушения" перед национальными
властями, если он сначала не сможет подать в соответствующий орган
государственной власти жалобу по данному вопросу. Следовательно,
как заявило меньшинство Комиссии, наличие установленного нарушения
Конвенции не может являться предпосылкой для применения статьи 13.
По мнению Суда, статья 13 требует, чтобы там, где лицо считает,
что оно понесло ущерб в связи с действиями, по его утверждению,
нарушающими Конвенцию, оно должно иметь средство правовой защиты
перед национальными властями, с тем чтобы они рассмотрели жалобу,
и чтобы, если необходимо, лицо могло добиться возмещения ущерба.
Таким образом, нужно трактовать статью 13 как гарантирующую
"эффективные средства правовой защиты перед государственным
органом" каждому, кто полагает, что его права и свободы,
гарантированные Конвенцией, были нарушены.
65. Соответственно, хотя Суд не нашел нарушения права,
гарантированного заявителям по статье 8, остается установить,
предоставляет ли немецкое законодательство заявителям "эффективные
средства правовой защиты перед государственным органом" в смысле
статьи 13.
Заявители не утверждают, что в отношении конкретных мер
наблюдения, фактически примененных к ним, они не имели
эффективного средства правовой защиты против якобы имевшегося
нарушения их прав, гарантированных Конвенцией. Их жалоба скорее
направлена против того, что они считают недостатком содержания
оспариваемого Закона. Признавая, что в некоторых ситуациях
существуют определенные формы обжалования, они утверждают, что сам
Закон, не позволяет им даже знать, было ли вмешательство в их
права, гарантированные Конвенцией, в связи с конкретными мерами
наблюдения; тем самым он лишает их эффективных средств правовой
защиты в рамках национального законодательства. Ни Комиссия, ни
Правительство не согласны с данными утверждениями. Следовательно,
хотя заявители оспаривают законодательство как таковое, Суд должен
изучить inter alia, какие средства правовой защиты фактически
доступны по немецкому законодательству и являются ли они
эффективными при данных обстоятельствах.
66. Суд отмечает, во-первых, что сами заявители пользовались
"эффективными средствами" в смысле статьи 13, когда они оспаривали
в Федеральном Конституционном Суде совместимость рассматриваемого
законодательства с их правом на уважение тайны корреспонденции и
правом доступа в суд. Нужно признать, что этот судебный орган
изучил жалобы заявителей на основании не Конвенции, а Основного
Закона. Следует отметить, однако, что права, на которые ссылались
заявители в Конституционном Суде, по существу являются теми же
правами, с жалобой о нарушении которых они обратились в органы
Конвенции (сравни mutatis mutandis Решение по делу Шведского
профсоюза водителей локомотивов от 6 февраля 1970 г. Серия A,
т. 20, с. 18, п. 50). При чтении Решения от 15 декабря 1970 г.
становится ясно, что Конституционный Суд внимательно изучил
жалобу, поданную ему в свете inter alia основных принципов и
демократических ценностей, воплощенных в Основном Законе страны.
67. Что касается вопроса, имеются ли "эффективные средства
правовой защиты" в отношении применения конкретных мер наблюдения
по Закону G 10, заявители утверждают, что в первую очередь для
того, чтобы орган можно было квалифицировать как "государственный
орган", как это записано в статье 13, он должен по крайней мере
состоять из членов, которые являются беспристрастными и пользуются
гарантиями судебной независимости. Правительство в ответ заявило,
что в отличие от статьи 6 статья 13 не требует, чтобы правовая
защита осуществлялась только через суд.
По мнению Суда, государственные органы, упоминаемые в
статье 13, не обязательно во всех случаях должны быть судебными
органами в строгом смысле слова (см. Решение по делу Голдера от 21
февраля 1975 г. Серия A, т. 18, с. 16, п. 33). Тем не менее
полномочия и процессуальные гарантии, которыми обладает
государственный орган, существенно важны при определении того,
представлял ли он эффективное средство правовой защиты.
68. Понятие "эффективные средства", как считают заявители,
предполагает, что заинтересованное лицо с помощью полученной
последующей информации должно иметь возможность защитить себя
против любого недопустимого посягательства на его гарантированные
права. И Правительство, и Комиссия согласились с этим в той мере,
в какой право, предусмотренное статьей 13, обусловлено соблюдением
требования, которое предъявляет к оспариваемому Закону статья 8.
Суд уже указал, что именно секретность мер делает очень
сложной, а вероятно, и вообще невозможной для заинтересованных лиц
попытку найти средства правовой защиты самостоятельно, особенно
когда наблюдение продолжается (см. п. 55 выше). Тайное наблюдение
и все, что с ним связано, являются обстоятельствами, которые Суд,
хотя и с сожалением, признал необходимыми в условиях современного
демократического общества для обеспечения интересов
государственной безопасности и предотвращения беспорядков и
преступлений (см. п. 48 выше). Конвенция должна толковаться в
целом, и поэтому, как указала Комиссия в своем докладе, любое
толкование статьи 13 должно соответствовать логике Конвенции. Суд
не может толковать или применять статью 13 таким образом, чтобы
фактически аннулировать свой вывод, согласно которому отсутствие
уведомления заинтересованного лица совместимо со статьей 8 с точки
зрения обеспечения эффективности мер наблюдения (см. п. 58 - 60
выше). Соответственно, Суд, последовательно считает, что в свете
статьи 8 отсутствие уведомления при данных обстоятельствах не
влечет за собой нарушение статьи 13.
69. Для достижения целей настоящего разбирательства
"эффективное средство правовой защиты" согласно статье 13 должно
означать, что данное правовое средство эффективно настолько,
насколько это возможно, принимая во внимание особый порядок
обращения в суд, при любой системе тайного наблюдения. Поэтому
остается рассмотреть различные средства правовой защиты, имеющиеся
у заявителей в соответствии с немецким законодательством, с тем
чтобы определить, являются ли они "эффективными" в этом
ограниченном смысле.
70. Хотя в соответствии с Законом G 10 отсутствует возможность
обращения в суд в отношении выдачи разрешения и осуществления
предусмотренных мер, тем не менее некоторые другие средства
правовой защиты доступны для лиц, которые считают себя объектами
тайного наблюдения: они имеют возможность подать жалобу в Комиссию
G 10 и в Конституционный Суд (см. п. 21, 23 выше). Необходимо
признать, что эффективность этих средств правовой защиты
ограниченна, и в принципе к ним можно прибегнуть только в
исключительных случаях. Однако в обстоятельствах данного дела
трудно предположить, какое иное средство правовой защиты могло бы
быть более эффективным.
71. С другой стороны, в соответствии с Решением Федерального
Конституционного Суда от 15 декабря 1970 г. компетентные
государственные органы обязаны информировать заинтересованное
лицо, как только меры наблюдения были прекращены, если такое
уведомление может быть сделано без нежелательных последствий
(см. п. 11, 19 выше). С момента данного уведомления любому лицу
становятся доступны различные средства судебной защиты. В
соответствии с информацией, полученной от Правительства, лицо
может: подать иск в гражданско-правовом порядке о возмещении
вреда; добиться проверки в Административном суде законности
применения к нему Закона G 10 и соответствия Закону разрешенных
мер наблюдения; подать иск об уничтожении или, если это возможно,
возвращении документов; и последнее, если ни одно из этих средств
правовой защиты не оказалось результативным, обратиться в
Федеральный Конституционный Суд за решением, имело ли место
нарушение Основного Закона (см. п. 24 выше).
72. Соответственно, Суд считает, что в данных конкретных
обстоятельствах общий объем средств правовой защиты в соответствии
с немецким законодательством отвечает требованиям статьи 13.
IV. О предполагаемом нарушении статьи 6 п. 1 Конвенции
73. Заявители также утверждают, что была нарушена статья 6
п. 1, которая предусматривает:
"Каждый человек имеет право при определении его гражданских
прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного
обвинения, предъявляемого ему, на справедливое и публичное
разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным
судом, созданным на основании закона. Судебное решение объявляется
публично, однако пресса и публика могут не допускаться на судебные
заседания в течение всего процесса или его части по соображениям
морали, общественного порядка или государственной безопасности в
демократическом обществе, а также когда того требуют интересы
несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или - в
той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо - при
особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы
правосудия".
74. По словам заявителей, меры наблюдения, которые могут быть
приняты в соответствии с оспариваемым законодательством, равны
вмешательству в "гражданские права" и предъявлению "уголовного
обвинения" в смысле статьи 6 п. 1. Согласно их доводам
законодательство нарушает эту статью, т.к. оно не требует
уведомления заинтересованного лица во всех случаях после
прекращения мер наблюдения и исключает обращение в суд для
проверки законности таких мер. С другой стороны, и Правительство,
и Комиссия согласны в том, что обстоятельства дела не подпадают
под действие статьи 6 ни в ее гражданско-правовом, ни в ее
уголовно-правовом аспекте.
75. Суд посчитал, что в обстоятельствах данного дела Закон
G 10 не противоречит статье 8, санкционируя тайный надзор за
перепиской, почтовыми отправлениями и телефонными разговорами при
указанных условиях (см. п. 39 - 60 выше).
Так как Суд пришел к этому выводу, вопрос о том,
распространяются ли гарантии судебной защиты, закрепленные в
статье 6 (если исходить из ее применимости), на решения о введении
мер наблюдения, должен быть рассмотрен с разграничением между
двумя этапами: до и после уведомления о прекращении наблюдения.
Пока решение подвергнуть кого-либо наблюдению остается тайным
по законным основаниям, оно не подлежит судебному контролю по
инициативе заинтересованного лица в смысле статьи 6; как
следствие, оно с необходимостью выходит за рамки требований этой
статьи.
Решение может подпасть под действие вышеуказанного положения
только после прекращения наблюдения. В соответствии с информацией,
полученной от Правительства, заинтересованное лицо, как только оно
было уведомлено о таком прекращении, имеет в своем распоряжении
различные правовые средства против возможных нарушений его прав;
эти средства правовой защиты удовлетворяют требованиям статьи 6
(см. п. 24, 71 выше).
В соответствии с этим Суд приходит к заключению, что статья 6
не была нарушена, даже если она и применима.
ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ СУД
1. Постановил единогласно, что он компетентен решать, могут ли
заявители утверждать, что они являются жертвами в смысле статьи 25
Конвенции;
2. Постановил единогласно, что заявители могут утверждать, что
они являются жертвами, как это понимается в вышеназванной статье;
3. Постановил единогласно, что не было нарушения статьи 8,
статьи 13 или статьи 6 Конвенции.
Совершено на французском и английском языках, причем оба
текста аутентичны, и оглашено во Дворце прав человека в Страсбурге
6 сентября 1978 г.
За Председателя
Жерар ВИАРДА
Заместитель Председателя
За Грефье
Герберт ПЕТЦОЛЬД
Заместитель Грефье
В соответствии со статьей 51 п. 2 Конвенции и статьей 50 п. 2
Регламента Суда к настоящему Решению прилагается отдельное мнение
судьи.
ОТДЕЛЬНОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ ПИНЕЙРО ФАРИНЬИ
Я согласен с выводами, содержащимися в Судебном решении, но по
другим основаниям.
1. Закон G 10 предусматривает в статье 1 1 конкретные
случаи, в которых компетентные государственные органы могут
вводить ограничения, а именно: вскрывать и просматривать переписку
и почтовые отправления, читать телеграфные сообщения, прослушивать
и записывать телефонные разговоры. Он предоставляет этим органам
полномочия так действовать inter alia с целью защиты от "особой
опасности", угрожающей "свободному демократическому
конституционному порядку", "существованию или безопасности
Федерации или Земли", "безопасности (союзнических) вооруженных
сил" на территории Республики, или безопасности "войск одной из
трех держав в Земле Берлин". В соответствии с 2 статьи 1 Закона
эти меры могут быть приняты только там, где имеются фактические
исходные данные, позволяющие подозревать человека в планировании
или проведении в прошлом или настоящем уголовных действий,
наказуемых в соответствии с Уголовным кодексом, таких как
правонарушения против мира и безопасности государства (подпункт 1,
N 1), демократического порядка (подпункт 1, N 2), внешней
безопасности (подпункт 1, N 3) и безопасности союзнических
вооруженных сил (подпункт 1, N 5) (см. п. 17 Судебного решения).
Для всех лиц, к которым может быть применен Закон G 10, сам
факт его существования создает реальную угрозу того, что при
реализации права на уважение их частной и семейной жизни и
корреспонденции они могут оказаться под наблюдением.
Ясно поэтому, что лицо может утверждать, что оно является
жертвой в смысле статьи 25 Конвенции. Следовательно, заявители
имеют прямую заинтересованность (Jose Alberto dos Reis. Codigo do
Processo Civil Anotado, v. 1 p. 77), что является идеальным
условием (Carnelutto. Sistemo del diritto processuale civile, v.
1, p. 361, 366) для обращения в Комиссию.
По моему мнению, заявители являются жертвами угрозы, и по этой
причине могут утверждать, что являются жертвами в смысле
статьи 25.
2. Заслуживает краткого упоминания один вопрос, вызывающий
обеспокоенность, а именно, что толкование статьи 8, вытекающее из
мнения большинства, содержащегося в п. 56 Решения, может привести
к небезопасным последствиям.
Ордер на проведение мер выдается на основании письменного
представления с обоснованием причин либо верховным органом власти
земли в случаях, входящих в его компетенцию, либо федеральным
министром, уполномоченным на то канцлером. Канцлер поручил эти
функции министру внутренних дел и министру обороны. Каждый из них
в сфере своей компетенции должен лично принимать решение по поводу
применения мер (подпункты 1 - 2 п. 5 статьи 1) (см. п. 19
Судебного решения).
Надзор за исполнением мер по ордеру осуществляется должностным
лицом, имеющим квалификацию для работы судей (подпункт 1 п. 7
статьи 1) (см. п. 20 Судебного решения).
Я полагаю, что разделение властей является основным принципом
в демократическом обществе, и т.к. ордер на проведение мер может
быть выдан только тогда, когда имеются фактические указания на то,
что уголовные действия будут вскоре совершены или уже совершаются,
этот принцип требует, чтобы приказ о введении мер был выдан
независимым судьей, как фактически и предусмотрено немецким
законодательством (см. п. 22 Судебного решения).
Мне трудно согласиться с тем, что политические органы могут
решать самостоятельно, существуют ли фактические указания на то,
что уголовные действия будут вскоре совершены или уже совершаются.
3. Действуя в общественных интересах, государства, как Высокие
Договаривающиеся Стороны, защищают Конвенцию от любых нарушений,
могущих быть совершенными другим государством; такие нарушения
могут представлять собой опасность или угрозу для демократии;
такая угроза может быть вызвана самой публикацией закона.
В делах, возникающих из индивидуальных жалоб, необходимо
показать, что в добавление к угрозе или опасности имеет место
нарушение Конвенции, жертвами которого, по их утверждению,
являются заявители.
Нет сомнения, что сам по себе закон может нарушать права, если
он адресован данному лицу без указания, каким образом он будет
исполняться.
Это тот случай, когда закон лишает проживающих в определенной
местности доступа к некоторым учреждениям системы образования, или
закон, который делает половое воспитание одним из обязательных
предметов учебной программы: эти законы могут быть применимы без
каких-либо конкретных мер по их реализации (см. дело "О языках в
Бельгии" и дело Кьелдсен, Буск Мадсен и Педерсен).
Это не так в случае с немецким Законом G 10. Законодательный
акт действительно предусматривает прослушивание телефонных
разговоров и проверку почтовых отправлений, однако он определяет
границы таких мер и регулирует методы проведения их в жизнь.
Закон говорит о наблюдении в общем плане. В ином случае закон
был бы самоисполним.
Напротив, установленные им меры нельзя применять без
конкретного решения органов верховной власти земли или
компетентного федерального министра, который должен, кроме того,
решить, имеются ли какие-либо фактические указания на то, что
уголовное действие должно быть совершено или уже происходит.
Таким образом, только там, где меры наблюдения были
санкционированы и приняты по отношению к данному отдельному лицу,
возникает вопрос о вмешательстве государственной власти в
осуществление права данного отдельного лица на уважение его личной
и семейной жизни и тайны корреспонденции.
Что касается дела sub judice, то, с одной стороны, заявители
не знают, был ли фактически применен против них Закон G 10 (см.
п. 12 Судебного решения), и с другой - выступающее в качестве
ответчика Правительство заявляет, что и у него нет оснований
сомневаться в том, что меры наблюдения, предусмотренные
законодательным актом, принятым в соответствии со статьей 10
Основного Закона, ни разу не были санкционированы или применены по
отношению к заявителям.
Такие меры не были применены против заявителей, ни как к
непосредственно подозреваемым в одном или более правонарушениях,
указанных в законе, ни как к третьей стороне, как это понимается в
подпункте 2 2 статьи 1 Закона G 10.
Также не возникает вопрос о том, что заявители были косвенным
образом затронуты мерами наблюдения, направленными против другого
человека, по крайней мере такими, чтобы их можно было заметить.
И последнее: не возникает вопрос, что заявители были предметом
наблюдения по ошибке, например, из-за перепутанного телефонного
номера, т.к. в таких случаях заинтересованное лицо уведомляют о
мерах наблюдения (см. п. 13 Судебного решения).
Суд может принять во внимание только обстоятельства данного
дела (см. Решение по делу Энгель и другие от 8 июня 1976 г. Серия
A, т. 22, с. 43, п. 106), а не обстоятельства других лиц,
неправомочных обращаться в Комиссию от своего имени.
Вот основания, по которым я заключаю, так же как и Суд, что в
деле sub judice не обнаруживается нарушения Конвенции.
EUROPEAN COURT OF HUMAN RIGHTS
CASE OF KLASS AND OTHERS v. GERMANY
JUDGMENT
(Strasbourg, 06.IX.1978)
In the case of Klass and others,
The European Court of Human Rights, taking its decision in
plenary session in application of Rule 48 of the Rules of Court
and composed of the following judges:
Mr. G. Balladore Pallieri, President,
Mr. G. Wiarda,
Mr. H. Mosler,
Mr. M. Zekia,
Mr. J. Cremona,
Mr. P. O'Donoghue,
Mr. {Thor Vilhjalmsson} <*>,
Mr. W. Ganshof van der Meersch,
Sir Gerald Fitzmaurice,
Mrs D. Bindschedler-Robert,
Mr. P.-H. Teitgen,
Mr. G. Lagergren,
Mr. L. Liesch,
Mr. F. {Golcuklu},
Mr. F. Matscher,
Mr. J. Pinheiro Farinha,
and also Mr. H. Petzold, Deputy Registrar,
--------------------------------
<*> Здесь и далее по тексту слова на национальном языке
набраны латинским шрифтом и выделены фигурными скобками.
Having deliberated in private on 11, 13 and 14 March, and then
on 30 June, 1, 3 and 4 July 1978,
Delivers the following judgment, which was adopted on the
lastmentioned date:
PROCEDURE
1. The case of Klass and others was referred to the Court by
the European Commission of Human Rights (hereinafter called "the
Commission"). The case originated in an application against the
Federal Republic of Germany lodged with the Commission on 11 June
1971 under Article 25 (art. 25) of the Convention for the
Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms (hereinafter
called "the Convention") by five German citizens, namely Gerhard
Klass, Peter Lubberger, {Jurgen} Nussbruch, {Hans-Jurgen}
Pohl and Dieter Selb.
2. The Commission's request, which referred to Articles 44 and
48, paragraph (a) (art. 44, art. 48-a), and to which was attached
the report provided for in Article 31 (art. 31), was lodged with
the registry of the Court on 15 July 1977, within the period of
three months laid down in Articles 32 para. 1 and 47 (art. 32-1,
art. 47). The purpose of the request is to obtain a decision from
the Court as to whether or not the facts of the case disclose a
breach by the respondent State of its obligations under Articles 6
para. 1, 8 and 13 (art. 6-1, art. 8, art. 13) of the Convention.
3. On 28 July, the President of the Court drew by lot, in the
presence of the Registrar, the names of five of the seven judges
called upon to sit as members of the Chamber; Mr. H. Mosler, the
elected judge of German nationality, and Mr. G. Balladore
Pallieri, the President of the Court, were ex officio members
under Article 43 (art. 43) of the Convention and Rule 21 para. 3
(b) of the Rules of Court respectively. The five judges thus
designated were Mr. J. Cremona, Mr. W. Ganshof van der Meersch,
Mr. D. Evrigenis, Mr. G. Lagergren and Mr. F.
{Golcuklu} (Article 43 in fine of the Convention and Rule 21 para.
4 of the Rules of Court) (art. 43).
Mr. Balladore Pallieri assumed the office of president of the
Chamber in accordance with Rule 21 para. 5.
4. The President of the Chamber ascertained, through the
Registrar, the views of the Agent of the Government and the
Delegates of the Commission regarding the procedure to be
followed. By an Order of 12 August, the President decided that the
Government should file a memorial within a time-limit expiring on
28 November and that the Delegates of the Commission should be
entitled to file a memorial in reply within two months of receipt
of the Government's memorial.
5. At a meeting held in private on 18 November in Strasbourg,
the Chamber decided under Rule 48 to relinquish jurisdiction
forthwith in favour of the plenary Court, on the ground "that the
case raise(d) serious questions affecting the interpretation of
the Convention".
6. The Government filed their memorial on 28 November. On 27
January 1978, a memorial by the Principal Delegate of the
Commission was received at the registry; at the same time, the
Secretary to the Commission advised the Registrar that the
Delegates would reply to the Government's memorial during the oral
hearings.
7. After consulting, through the Registrar, the Agent of the
Government and the Delegates of the Commission, the President
directed by an Order of 24 February 1978 that the oral hearings
should open on 10 March.
8. The Court held a preparatory meeting on 10 March,
immediately before the opening of the hearings. At that meeting
the Court, granting a request presented by the Government, decided
that their Agent and counsel would be authorised to address the
Court in German at the hearings, the Government undertaking, inter
alia, responsibility for the interpretation into French or English
of their oral arguments or statements (Rule 27 para. 2). In
addition, the Court took note of the intention of the Commission's
Delegates to be assisted during the oral proceedings by one of the
applicants, namely Mr. Pohl; the Court also authorised Mr. Pohl to
speak in German (Rules 29 para. 1 in fine and 27 para. 3).
9. The oral hearings took place in public at the Human Rights
Building, Strasbourg, on 10 March.
There appeared before the Court:
- for the Government:
- Mrs. I. Maier, Ministerialdirigentin at the Federal Ministry
of Justice, Agent,
- Mr. H. G. Merk, Ministerialrat at the Federal Ministry of
the Interior,
- Mr. {H. Stocker}, Regierungsdirektor at the Federal Ministry
of Justice,
- Mrs. H. Seibert, Regierungsdirektorin at the Federal
Ministry of Justice, Advisers;
- for the Commission:
- Mr. G. Sperduti, Principal Delegate,
- Mr. {C. A. Norgaard}, Delegate,
- Mr. H.-J. Pohl, Applicant, assisting the Delegates under
Rule 29 para. 1, second sentence.
The Court heard addresses by Mrs. Maier for the Government and
by Mr. Sperduti, Mr. {Norgaard} and Mr. Pohl for the Commission,
as well as their replies to questions put by several members of
the Court.
AS TO THE FACTS
10. The applicants, who are German nationals, are Gerhard
Klass, an Oberstaatsanwalt, Peter Lubberger, a lawyer,
{Jurgen Nussbruch}, a judge, {Hans-Jurgen Pohl} and Dieter Selb,
lawyers. Mr. Nussbruch lives in Heidelberg, the others in
Mannheim.
All five applicants claim that Article 10 para. 2 of the Basic
Law (Grundgesetz) and a statute enacted in pursuance of that
provision, namely the Act of 13 August 1968 on Restrictions on the
Secrecy of the Mail, Post and Telecommunications (Gesetz zur
{Beschrankung} des Brief-, Post- under Fernmeldegeheimnisses,
hereinafter referred to as "the G 10"), are contrary to the
Convention. They do not dispute that the State has the right to
have recourse to the surveillance measures contemplated by the
legislation; they challenge this legislation in that it permits
those measures without obliging the authorities in every case to
notify the persons concerned after the event, and in that it
excludes any remedy before the courts against the ordering and
execution of such measures. Their application is directed against
the legislation as modified and interpreted by the Federal
Constitutional Court (Bundesverfassungsgericht).
11. Before lodging their application with the Commission, the
applicants had in fact appealed to the Federal Constitutional
Court. By judgment of 15 December 1970, that Court held that
Article 1 para. 5, sub-paragraph 5 of the G 10 was void, being
incompatible with the second sentence of Article 10 para. 2 of the
Basic Law, in so far as it excluded notification of the person
concerned about the measures of surveillance even when such
notification could be given without jeopardising the purpose of
the restriction. The Constitutional Court dismissed the remaining
claims (Collected Decisions of the Constitutional Court, Vol. 30,
pp. 1 et seq.).
Since the operative provisions of the aforementioned judgment
have the force of law, the competent authorities are bound to
apply the G 10 in the form and subject to the interpretation
decided by the Constitutional Court. Furthermore, the Government
of the Federal Republic of Germany were prompted by this judgment
to propose amendments to the G 10, but the parliamentary
proceedings have not yet been completed.
12. As regards the applicants' right to apply to the
Constitutional Court, that Court held, inter alia:
"In order to be able to enter a constitutional application
against an Act, the applicant must claim that the Act itself, and
not merely an implementary measure, constitutes a direct and
immediate violation of one of his fundamental rights ... These
conditions are not fulfilled since, according to the applicants'
own submissions, it is only by an act on the part of the executive
that their fundamental rights would be violated. However, because
they are not apprised of the interference with their rights, the
persons concerned cannot challenge any implementary measure. In
such cases, they must be entitled to make a constitutional
application against the Act itself, as in cases where a
constitutional application against an implementary measure is
impossible for other reasons ..." (ibid, pp. 16 - 17).
13. Although, as a precautionary measure, the applicants
claimed before both the Constitutional Court and the Commission
that they were being subjected to surveillance measures, they did
not know whether the G 10 had actually been applied to them.
On this point, the Agent of the Government made the following
declaration before the Court:
"To remove all uncertainty as to the facts of the case and to
give the Court a clear basis for its decision, the Federal
Minister of the Interior, who has competence in the matter, has,
with the G 10 Commission's approval, authorised me to make the
following statement:
At no time have surveillance measures provided for by the Act
enacted in pursuance of Article 10 of the Basic Law been ordered
or implemented against the applicants. Neither as persons
suspected of one or more of the offences specified in the Act nor
as third parties within the meaning of Article 1, paragraph 2,
sub-paragraph 2, of the G 10 have the applicants been subjected to
such measures. There is also no question of the applicants' having
been indirectly involved in a surveillance measure directed
against another person - at least, not in any fashion which would
have permitted their identification. Finally, there is no question
of the applicants' having been subjected to surveillance by
mistake - for example through confusion over a telephone number -,
since in such cases the person concerned is notified of the
surveillance measure."
The contested legislation
14. After the end of the Second World War, the surveillance of
mail, post and telecommunications in Germany was dealt with by the
occupying powers. As regards the Federal Republic, neither the
entry into force on 24 May 1949 of the Basic Law nor the
foundation of the State of the Federal Republic on 20 September
1949 altered this situation which continued even after the
termination of the occupation {regime} in 1955. Article 5 para. 2
of the Convention of 26 May 1952 on Relations between the Three
Powers (France, the United States and the United Kingdom) and the
Federal Republic - as amended by the Paris Protocol of 23 October
1954 - specified in fact that the Three Powers temporarily
retained "the rights ... heretofore held or exercised by them,
which relate to the protection of the security of armed forces
stationed in the Federal Republic". Under the same provision,
these rights were to lapse "when the appropriate German
authorities (had) obtained similar powers under German legislation
enabling them to take effective action to protect the security of
those forces, including the ability to deal with a serious
disturbance of public security and order".
15. The Government wished to substitute the domestic law for
the rights exercised by the Three Powers and to place under legal
control interferences with the right, guaranteed by Article 10 of
the Basic Law, to respect for correspondence. Furthermore, the
restrictions to which this right could be subject appeared to the
Government to be inadequate for the effective protection of the
constitutional order of the State. Thus, on 13 June 1967, the
Government introduced two Bills as part of the Emergency
Legislation. The first sought primarily to amend Article 10 para.
2 of the Basic Law; the second - based on Article 10 para. 2 so
amended - was designed to limit the right to secrecy of the mail,
post and telecommunications. The two Acts, having been adopted by
the federal legislative assemblies, were enacted on 24 June and 13
August 1968 respectively.
The Three Powers had come to the view on 27 May that these two
texts met the requirements of Article 5 para. 2 of the
above-mentioned Convention. Their statements declared:
"The rights of the Three Powers heretofore held or exercised
by them which relate to the protection of the security of armed
forces stationed in the Federal Republic and which are temporarily
retained pursuant to that provision will accordingly lapse as each
of the above-mentioned texts, as laws, becomes effective."
16. In its initial version, Article 10 of the Basic Law
guaranteed the secrecy of mail, post and telecommunications with a
proviso that restrictions could be ordered only pursuant to a
statute. As amended by the Act of 24 June 1968, it now provides:
"(1) Secrecy of the mail, post and telecommunications shall be
inviolable.
(2) Restrictions may be ordered only pursuant to a statute.
Where such restrictions are intended to protect the free
democratic constitutional order or the existence or security of
the Federation or of a Land, the statute may provide that the
person concerned shall not be notified of the restriction and that
legal remedy through the courts shall be replaced by a system of
scrutiny by agencies and auxiliary agencies appointed by the
people's elected representatives."
17. The G 10, adopting the solution contemplated by the second
sentence of paragraph 2 of the above-quoted Article 10, specifies
(in Article 1 para. 1) the cases in which the competent
authorities may impose the restrictions provided for in that
paragraph, that is to say, may open and inspect mail and post,
read telegraphic messages, listen to and record telephone
conversations. Thus, Article 1 para. 1 empowers those authorities
so to act in order to protect against "imminent dangers"
threatening the "free democratic constitutional order", "the
existence or the security of the Federation or of a Land", "the
security of the (allied) armed forces" stationed on the territory
of the Republic and the security of "the troops of one of the
Three Powers stationed in the Land of Berlin". According to
Article 1 para. 2, these measures may be taken only where there
are factual indications ({tatsachliche} Anhaltspunkte) for
suspecting a person of planning, committing or having committed
certain criminal acts punishable under the Criminal Code, such as
offences against the peace or security of the State (sub-paragraph
1, no. 1), the democratic order (sub-paragraph 1, no. 2), external
security (sub-paragraph 1, no. 3) and the security of the allied
armed forces (sub-paragraph 1, no. 5).
Paragraph 2 of Article 1 further states that the surveillance
provided for in paragraph 1 is permissible only if the
establishment of the facts by another method is without prospects
of success or considerably more difficult (aussichtslos oder
wesentlich erschwert). The surveillance may cover only "the
suspect or such other persons who are, on the basis of clear facts
(bestimmter Tatsachen), to be presumed to receive or forward
communications intended for the suspect or emanating from him or
whose telephone the suspect is to be presumed to use"
(sub-paragraph 2).
18. Article 1 para. 4 of the Act provides that an application
for surveillance measures may be made only by the head, or his
substitute, of one of the following services: the Agencies for the
Protection of the Constitution of the Federation and the
{Lander} ({Bundesamt fur Verfassungsschutz;
Verfassungsschutzbehorden der Lander}), the Army Security Office
(Amt {fur} Sicherheit der Bundeswehr) and the Federal Intelligence
Service (Bundesnachrichtendienst).
The measures are ordered, on written application giving
reasons, either by the supreme Land authority in cases falling
within its jurisdiction or by a Federal Minister empowered for the
purpose by the Chancellor. The Chancellor has entrusted these
functions to the Ministers of the Interior and of Defence each of
whom, in the sphere falling within his competence, must personally
take the decision as to the application of the measures (Article 1
para. 5, sub-paragraphs 1 and 2).
Measures ordered must be immediately discontinued once the
required conditions have ceased to exist or the measures
themselves are no longer necessary (Article 1 para. 7,
sub-paragraph 2). The measures remain in force for a maximum of
three months and may be renewed only on fresh application (Article
1 para. 5, sub-paragraph 3).
19. Under the terms of Article 1 para. 5, sub-paragraph 5, the
person concerned is not to be notified of the restrictions
affecting him. However, since the Federal Constitutional Court's
judgment of 15 December 1970 (see paragraph 11 above), the
competent authority has to inform the person concerned as soon as
notification can be made without jeopardising the purpose of the
restriction. To this end, the Minister concerned considers ex
officio, immediately the measures have been discontinued or, if
need be, at regular intervals thereafter, whether the person
concerned should be notified. The Minister submits his decision
for approval to the Commission set up under the G 10 for the
purpose of supervising its application (hereinafter called "the G
10 Commission"). The G 10 Commission may direct the Minister to
inform the person concerned that he has been subjected to
surveillance measures.
20. Implementation of the measures ordered is supervised by an
official qualified for judicial office (Article 1 para. 7,
sub-paragraph 1). This official examines the information obtained
in order to decide whether its use would be compatible with the
Act and whether it is relevant to the purpose of the measure. He
transmits to the competent authorities only information satisfying
these conditions and destroys any other intelligence that may have
been gathered.
The information and documents so obtained may not be used for
other ends and documents must be destroyed as soon as they are no
longer needed to achieve the required purpose (Article 1 para. 7
sub-paragraphs 3 and 4).
21. The competent Minister must, at least once every six
months, report to a Board consisting of five Members of Parliament
on the application of the G 10; the Members of Parliament are
appointed by the Bundestag in proportion to the parliamentary
groupings, the opposition being represented on the Board (Article
1 para. 9, sub-paragraph 1, of the G 10 and Rule 12 of the Rules
of Procedure of the Bundestag). In addition, the Minister is bound
every month to provide the G 10 Commission with an account of the
measures he has ordered (Article 1 para. 9). In practice and
except in urgent cases, the Minister seeks the prior consent of
this Commission. The Government, moreover, intend proposing to
Parliament to amend the G 10 so as to make such prior consent
obligatory.
The G 10 Commission decides, ex officio or on application by a
person believing himself to be under surveillance, on both the
legality of and the necessity for the measures; if it declares any
measures to be illegal or unnecessary, the Minister must terminate
them immediately (Article 1 para. 9, sub-paragraph 2). Although
not required by the Constitutional Court's judgment of 15 December
1970, the Commission has, since that judgment, also been called
upon when decisions are taken on whether the person concerned
should be notified of the measures affecting him (see paragraph 19
above).
The G 10 Commission consists of three members, namely, a
Chairman, who must be qualified to hold judicial office, and two
assessors. The Commission members are appointed for the current
term of the Bundestag by the above-mentioned Board of five Members
of Parliament after consultation with the Government; they are
completely independent in the exercise of their functions and
cannot be subject to instructions.
The G 10 Commission draws up its own rules of procedure which
must be approved by the Board; before taking this decision, the
Board consults the Government.
For the {Lander}, their legislatures lay down the
parliamentary supervision to which the supreme authorities are
subject in the matter. In fact, the {Lander} Parliaments have set
up supervisory bodies which correspond to the federal bodies from
the point of view of organisation and operation.
22. According to Article 1 para. 9, sub-paragraph 5,
of the G 10:
"... there shall be no legal remedy before the courts in
respect of the ordering and implementation of restrictive
measures."
The official statement of reasons accompanying the Bill
contains the following passage in this connection:
"The surveillance of the post and telecommunications of a
certain person can serve a useful purpose only if the person
concerned does not become aware of it. For this reason,
notification to this person is out of the question. For the same
reason, it must be avoided that a person who intends to commit, or
who has committed, the offences enumerated in the Act can, by
using a legal remedy, inform himself whether he is under
surveillance. Consequently, a legal remedy to impugn the ordering
of restrictive measures had to be denied ...
The Bill presented during the 4th legislative session ...
provided for the ordering (of such measures) by an independent
judge. The Federal Government abandoned this solution in the Bill
amending Article 10 of the Basic Law, introduced as part of the
Emergency Legislation, mainly because the Executive, which is
responsible before the Bundestag, should retain the responsibility
for such decisions in order to observe a clear separation of
powers. The present Bill therefore grants the power of decision to
a Federal Minister or the supreme authority of the Land. For the
(above-)mentioned reasons ..., the person concerned is deprived of
the opportunity of having the restrictive measures ordered
examined by a court; on the other hand, the constitutional
principle of government under the rule of law demands an
independent control of interference by the Executive with the
rights of citizens. Thus, the Bill, in pursuance of the Bill
amending Article 10 of the Basic Law ..., prescribes the regular
reporting to a Parliamentary Board and the supervision of the
ordering of the restrictive measures by a Control Commission
appointed by the Board ..."
(Bundestag document V/1880 of 13 June 1967, p. 8).
23. Although access to the courts to challenge the ordering
and implementation of surveillance measures is excluded in this
way, it is still open to a person believing himself to be under
surveillance pursuant to the G 10 to seek a constitutional remedy:
according to the information supplied by the Government, a person
who has applied to the G 10 Commission without success retains the
right to apply to the Constitutional Court. The latter may reject
the application on the ground that the applicant is unable to
adduce proof to substantiate a complaint, but it may also request
the Government concerned to supply it with information or to
produce documents to enable it to verify for itself the
individual's allegations. The authorities are bound to reply to
such a request even if the information asked for is secret. It is
then for the Constitutional Court to decide whether the
information and documents so obtained can be used; it may decide
by a two-thirds majority that their use is incompatible with State
security and dismiss the application on that ground (Article 26
para. 2 of the Constitutional Court Act).
The Agent of the Government admitted that this remedy might be
employed only on rare occasions.
24. If the person concerned is notified, after the measures
have been discontinued, that he has been subject to surveillance,
several legal remedies against the interference with his rights
become available to him. According to the information supplied by
the Government, the individual may: in an action for a
declaration, have reviewed by an administrative court declaration,
the legality of the application to him of the G 10 and the
conformity with the law of the surveillance measures ordered;
bring an action for damages in a civil court if he has been
prejudiced; bring an action for the destruction or, if
appropriate, restitution of documents; finally, if none of these
remedies is successful, apply to the Federal Constitutional Court
for a ruling as to whether there has been a breach of the Basic
Law.
25. Article 2 of the G 10 has also amended the Code of
Criminal Procedure by inserting therein two Articles which
authorise measures of surveillance of telephone and telegraphic
communications.
Under Article 100 (a), these measures may be taken under
certain conditions, in particular, when there are clear facts on
which to suspect someone of having committed or attempted to
commit certain serious offences listed in that Article. Under
Article 100 (b), such measures may be ordered only by a court and
for a maximum of three months; they may be renewed. In urgent
cases, the decision may be taken by the public prosecutor's
department but to remain in effect it must be confirmed by a court
within three days. The persons concerned are informed of the
measures taken in their respect as soon as notification can be
made without jeopardising the purpose of the investigation
(Article 101 para. 1 of the Code of Criminal Procedure).
These provisions are not, however, in issue in the present
case.
PROCEEDINGS BEFORE THE COMMISSION
26. In their application lodged with the Commission on 11 June
1971, the applicants alleged that Article 10 para. 2 of the Basic
Law and the G 10 - to the extent that these provisions, firstly,
empower the authorities to monitor their correspondence and
telephone communications without obliging the authorities to
inform them subsequently of the measures taken against them and,
secondly, exclude the possibility of challenging such measures
before the ordinary courts - violate Articles 6, 8 and 13 (art. 6,
art. 8, art. 13) of the Convention.
On 18 December 1974, the Commission declared the application
admissible. It found, as regards Article 25 (art. 25) of the
Convention:
"... only the victim of an alleged violation may bring an
application. The applicants, however, state that they may be or
may have been subject to secret surveillance, for example, in
course of legal representation of clients who were themselves
subject to surveillance, and that persons having been the subject
of secret surveillance are not always subsequently informed of the
measures taken against them. In view of this particularity of the
case the applicants have to be considered as victims for the
purpose of Article 25 (art. 25)."
27. Having been invited by the Government to consider the
application inadmissible under Article 29 in conjunction with
Articles 25 and 27 para. 2 (art. 29+25, art. 29+27-2) of the
Convention, the Commission declared in its report of 9 March 1977
that it saw no reason to accede to this request. In this
connection, the report stated:
"The Commission is ... still of the opinion ... that the
applicants must be considered as if they were victims. Some of the
applicants are barristers and it is theoretically excluded that
they are in fact subject to secret surveillance in consequence of
contacts they may have with clients who are suspected of
anti-constitutional activities.
As it is the particularity of this case that persons subject
to secret supervision by the authorities are not always
subsequently informed of such measures taken against them, it is
impossible for the applicants to show that any of their rights
have been interfered with. In these circumstances the applicants
must be considered to be entitled to lodge an application even if
they cannot show that they are victims."
The Commission then expressed the opinion:
- by eleven votes to one with two abstentions, that the
present case did not disclose any breach of Article 6 para. 1
(art. 6-1) of the Convention insofar as the applicants relied on
the notion "civil rights";
- unanimously, that the present case did not disclose any
breach of Article 6 para. 1 (art. 6-1) in so far as the applicants
relied on the notion "criminal charge";
- by twelve votes in favour with one abstention, that the
present case did not disclose any breach of Article 8 (art. 8) or
of Article 13 (art. 13).
The report contains various separate opinions.
28. In her memorial of 28 November 1977, the Agent of the
Government submitted in conclusion:
"I ... invite the Court
to find that the application was inadmissible;
in the alternative, to find that the Federal Republic of
Germany has not violated the Convention."
She repeated these concluding submissions at the hearing on 10
March 1978.
29. For their part, the Delegates of the Commission made the
following concluding submissions to the Court:
"May it please the Court to say and judge
1. Whether, having regard to the circumstances of the case,
the applicants could claim to be 'victims' of a violation of their
rights guaranteed by the Convention by reason of the system of
surveillance established by the so-called G 10 Act;
2. And, if so, whether the applicants are actually victims of
a violation of their rights set forth in the Convention by the
very existence of that Act, considering that it gives no guarantee
to persons whose communications have been subjected to secret
surveillance that they will be notified subsequently of the
measures taken concerning them."
AS TO THE LAW
I. On Article 25 para. 1 (art. 25-1)
30. Both in their written memorial and in their oral
submissions, the Government formally invited the Court to find
that the application lodged with the Commission was
"inadmissible". They argued that the applicants could not be
considered as "victims" within the meaning of Article 25 para. 1
(art. 25-1) which provides as follows:
"The Commission may receive petitions addressed to the
Secretary-General of the Council of Europe from any person,
non-governmental organisation or group of individuals claiming to
be the victim of a violation by one of the High Contracting
Parties of the rights set forth in this Convention, provided that
the High Contracting Party against which the complaint has been
lodged has declared that it recognises the competence of the
Commission to receive such petitions ..."
In the Government's submission, the applicants were not
claiming to have established an individual violation, even
potential, of their own rights but rather, on the basis of the
purely hypothetical possibility of being subject to surveillance,
were seeking a general and abstract review of the contested
legislation in the light of the Convention.
31. According to the reply given by the Delegates at the
hearing, the Commission agreed with the Government that the Court
is competent to determine whether the applicants can claim to be
"victims" within the meaning of Article 25 para. 1 (art. 25-1).
However, the Commission disagreed with the Government in so far as
the latter's proposal might imply the suggestion that the
Commission's decision on the admissibility of the application
should as such be reviewed by the Court.
The Delegates considered that the Government were requiring
too rigid a standard for the notion of a "victim" of an alleged
breach of Article 8 (art. 8) of the Convention. They submitted
that, in order to be able to claim to be the victim of an
interference with the exercise of the right conferred on him by
Article 8 para. 1 (art. 8-1), it should suffice that a person is
in a situation where there is a reasonable risk of his being
subjected to secret surveillance. In the Delegates' view, the
applicants are not only to be considered as constructive victims,
as the Commission had in effect stated: they can claim to be
direct victims of a violation of their rights under Article 8
(art. 8) in that under the terms of the contested legislation
everyone in the Federal Republic of Germany who could be presumed
to have contact with people involved in subversive activity really
runs the risk of being subject to secret surveillance, the sole
existence of this risk being in itself a restriction on free
communication.
The Principal Delegate, for another reason, regarded the
application as rightly declared admissible. In his view, the
alleged violation related to a single right which, although not
expressly enounced in the Convention, was to be derived by
necessary implication; this implied right was the right of every
individual to be informed within a reasonable time of any secret
measure taken in his respect by the public authorities and
amounting to an interference with his rights and freedoms under
the Convention.
32. The Court confirms the well-established principle of its
own case-law that, once a case is duly referred to it, the Court
is endowed with full jurisdiction and may take cognisance of all
questions of fact or of law arising in the course of the
proceedings, including questions which may have been raised before
the Commission under the head of admissibility. This conclusion is
in no way invalidated by the powers conferred on the Commission
under Article 27 (art. 27) of the Convention as regards the
admissibility of applications. The task which this Article assigns
to the Commission is one of sifting; the Commission either does or
does not accept the applications. Its decision to reject
applications which it considers to be inadmissible are without
appeal as are, moreover, also those by which applications are
accepted; they are taken in complete independence (see the De
Wilde, Ooms and Versyp judgment of 18 June 1971, Series A no. 12,
pp. 29 and 30, paras. 47 - 54; see also the judgment of 9 February
1967 on the preliminary objection in the "Belgian Linguistic"
case, Series A no. 5, p. 18; the Handyside judgment of 7 December
1976, Series A no. 24, p. 20, para. 41; and the judgment of
18 January 1978 in the case of Ireland v. the United Kingdom,
Series A no. 25, p. 63, para. 157).
The present case concerns, inter alia, the interpretation of
the notion of "victim" within the meaning of Article 25 (art. 25)
of the Covention, this being a matter already raised before the
Commission. The Court therefore affirms its jurisdiction to
examine the issue arising under that Article (art. 25).
33. While Article 24 (art. 24) allows each Contracting State
to refer to the Commission "any alleged breach" of the Convention
by another Contracting State, a person, non-governmental
organisation or group of individuals must, in order to be able to
lodge a petition in pursuance of Article 25 (art. 25), claim "to
be the victim of a violation ... of the rights set forth in (the)
Convention". Thus, in contrast to the position under Article 24
(art. 24) - where, subject to the other conditions laid down, the
general interest attaching to the observance of the Convention
renders admissible an inter-State application - Article 25 (art.
25) requires that an individual applicant should claim to have
been actually affected by the violation he alleges (see the
judgment of 18 January 1978 in the case of Ireland v. the United
Kingdom, Series A no. 25, pp. 90 - 91, paras. 239 and 240).
Article 25 (art. 25) does not institute for individuals a kind of
actio popularis for the interpretation of the Convention; it does
not permit individuals to complain against a law in abstracto
simply because they feel that it contravenes the Convention. In
principle, it does not suffice for an individual applicant to
claim that the mere existence of a law violates his rights under
the Convention; it is necessary that the law should have been
applied to his detriment. Nevertheless, as both the Government and
the Commission pointed out, a law may by itself violate the rights
of an individual if the individual is directly affected by the law
in the absence of any specific measure of implementation. In this
connection, the Court recalls that, in two previous cases
originating in applications lodged in pursuance of Article 25
(art. 25), it has itself been faced with legislation having such
an effect: in the "Belgian Linguistic" case and the case of
Kjeldsen, Busk Madsen and Pedersen, the Court was called on to
examine the compatibility with the Convention and Protocol No. 1
of certain legislation relating to education (see the judgment of
23 July 1968, Series A no. 6, and the judgment of 7 December 1976,
Series A no. 23, especially pp. 22 - 23, para. 48).
34. Article 25 (art. 25), which governs the access by
individuals to the Commission, is one of the keystones in the
machinery for the enforcement of the rights and freedoms set forth
in the Convention. This machinery involves, for an individual who
considers himself to have been prejudiced by some action claimed
to be in breach of the Convention, the possibility of bringing the
alleged violation before the Commission provided the other
admissibility requirements are satisfied. The question arises in
the present proceedings whether an individual is to be deprived of
the opportunity of lodging an application with the Commission
because, owing to the secrecy of the measures objected to, he
cannot point to any concrete measure specifically affecting him.
In the Court's view, the effectiveness (l'effet utile) of the
Convention implies in such circumstances some possibility of
having access to the Commission. If this were not so, the
efficiency of the Convention's enforcement machinery would be
materially weakened. The procedural provisions of the Convention
must, in view of the fact that the Convention and its institutions
were set up to protect the individual, be applied in a manner
which serves to make the system of indivudal applications
efficacious.
The Court therefore accepts that an indivudal may, under
certain conditions, claim to be the victim of a violation
occasioned by the mere existence of secret measures or of
legislation permitting secret measures, without having to allege
that such measures were in fact applied to him. The relevant
conditions are to be determined in each case according to the
Convention right or rights alleged to have been infringed, the
secret character of the measures objected to, and the connection
between the applicant and those measures.
35. In the light of these considerations, it has now to be
ascertained whether, by reason of the particular legislation being
challenged, the applicants can claim to be victims, in the sense
of Article 25 (art. 25), of a violation of Article 8 (art. 8) of
the Convention - Article 8 (art. 8) being the provision giving
rise to the central issue in the present case.
36. The Court points out that where a State institutes secret
surveillance the existence of which remains unknown to the persons
being controlled, with the effect that the surveillance remains
unchallengeable, Article 8 (art. 8) could to a large extent be
reduced to a nullity. It is possible in such a situation for an
individual to be treated in a manner contrary to Article 8 (art.
8), or even to be deprived of the right granted by that Article
(art. 8), without his being aware of it and therefore without
being able to obtain a remedy either at the national level or
before the Convention institutions.
In this connection, it should be recalled that the Federal
Constitutional Court in its judgment of 15 December 1970 (see
paragraphs 11 and 12 above) adopted the following reasoning:
"In order to be able to enter a constitutional application
against an Act, the applicant must claim that the Act itself, and
not merely an implementary measure, constitutes a direct and
immediate violation of one of his fundamental rights ... These
conditions are not fulfilled since, according to the applicants'
own submissions, it is only by an act on the part of the executive
that their fundamental rights would be violated. However, because
they are not apprised of the interference with their rights, the
persons concerned cannot challenge any implementary measure. In
such cases, they must be entitled to make a constitutional
application against the Act itself, as in cases where a
constitutional application against an implementary measure is
impossible for other reasons ..."
This reasoning, in spite of the possible differences existing
between appeals to the Federal Constitutional Court under German
law and the enforcement machinery set up by the Convention, is
valid, mutatis mutandis, for applications lodged under Article 25
(art. 25).
The Court finds it unacceptable that the assurance of the
enjoyment of a right guaranteed by the Convention could be thus
removed by the simple fact that the person concerned is kept
unaware of its violation. A right of recourse to the Commission
for persons potentially affected by secret surveillance is to be
derived from Article 25 (art. 25), since otherwise Article 8
(art. 8) runs the risk of being nullified.
37. As to the facts of the particular case, the Court observes
that the contested legislation institutes a system of surveillance
under which all persons in the Federal Republic of Germany can
potentially have their mail, post and telecommunications
monitored, without their ever knowing this unless there has been
either some indiscretion or subsequent notification in the
circumstances laid down in the Federal Constitutional Court's
judgment (see paragraph 11 above). To that extent, the disputed
legislation directly affects all users or potential users of the
postal and telecommunication services in the Federal Republic of
Germany. Furthermore, as the Delegates rightly pointed out, this
menace of surveillance can be claimed in itself to restrict free
communication through the postal and telecommunication services,
thereby constituting for all users or potential users a direct
interference with the right guaranteed by Article 8 (art. 8).
At the hearing, the Agent of the Government informed the Court
that at no time had surveillance measures under the G 10 been
ordered or implemented in respect of the applicants (see paragraph
13 above). The Court takes note of the Agent's statement. However,
in the light of its conclusions as to the effect of the contested
legislation the Court does not consider that this retrospective
clarification bears on the appreciation of the applicants' status
as "victims".
38. Having regard to the specific circumstances of the present
case, the Court concludes that each of the applicants is entitled
to "(claim) to be the victim of a violation" of the Convention,
even though he is not able to allege in support of his application
that he has been subject to a concrete measure of surveillance.
The question whether the applicants were actually the victims of
any violation of the Convention involves determining whether the
contested legislation is in itself compatible with the
Convention's provisions.
Accordingly, the Court does not find it necessary to decide
whether the Convention implies a right to be informed in the
circumstances mentioned by the Principal Delegate.
II. On the alleged violation of Article 8 (art. 8)
39. The applicants claim that the contested legislation,
notably because the person concerned is not informed of the
surveillance measures and cannot have recourse to the courts when
such measures are terminated, violates Article 8 (art. 8) of the
Convention which provides as follows:
"1. Everyone has the right to respect for his private and
family life, his home and his correspondence.
2. There shall be no interference by a public authority with
the exercise of this right except such as is in accordance with
the law and is necessary in a democratic society in the interests
of national security, public safety or the economic well-being of
the country, for the prevention of disorder or crime, for the
protection of health or morals, or for the protection of the
rights and freedoms of others."
40. According to Article 10 para. 2 of the Basic Law,
restrictions upon the secrecy of the mail, post and
telecommunications may be ordered but only pursuant to a statute.
Article 1 para. 1 of the G 10 allows certain authorities to open
and inspect mail and post, to read telegraphic messages and to
monitor and record telephone conversations (see paragraph 17
above). The Court's examination under Article 8 (art. 8) is thus
limited to the authorisation of such measures alone and does not
extend, for instance, to the secret surveillance effect in
pursuance of the Code of Criminal Procedure (see paragraph 25
above).
41. The first matter to be decided is whether and, if so, in
what respect the contested legislation, in permitting the
above-mentioned measures of surveillance, constitutes an
interference with the exercise of the right guaranteed to the
applicants under Article 8 para. 1 (art. 8-1).
Although telephone conversations are not expressly mentioned
in paragraph 1 of Article 8 (art. 8-1), the Court considers, as
did the Commission, that such conversations are covered by the
notions of "private life" and "correspondence" referred to by this
provision.
In its report, the Commission expressed the opinion that the
secret surveillance provided for under the German legislation
amounted to an interference with the exercise of the right set
forth in Article 8 para. 1 (art. 8-1). Neither before the
Commission nor before the Court did the Government contest this
issue. Clearly, any of the permitted surveillance measures, once
applied to a given individual, would result in an interference by
a public authority with the exercise of that individual's right to
respect for his private and family life and his correspondence.
Furthermore, in the mere existence of the legislation itself there
is involved, for all those to whom the legisation could be
applied, a menance of surveillance; this menace necessarily
strikes at freedom of communication between users of the postal
and telecommunication services and thereby constitutes an
"interference by a public authority" with the exercise of the
applicants' right to respect for private and family life and for
correspondence.
The Court does not exclude that the contested legislation, and
therefore the measures permitted thereunder, could also involve an
interference with the exercise of a person's right to respect for
his home. However, the Court does not deem it necessary in the
present proceedings to decide this point.
42. The cardinal issue arising under Article 8 (art. 8) in the
present case is whether the interference so found is justified by
the terms of paragraph 2 of the Article (art. 8-2). This
paragraph, since it provides for an exception to a right
guaranteed by the Convention, is to be narrowly interpreted.
Powers of secret surveillance of citizens, characterising as they
do the police state, are tolerable under the Convention only in so
far as strictly necessary for safeguarding the democratic
institutions.
43. In order for the "interference" established above not to
infringe Article 8 (art. 8), it must, according to paragraphe 2
(art. 8-2), first of all have been "in accordance with the law".
This requirement is fulfilled in the present case since the
"interference" results from Acts passed by Parliament, including
one Act which was modified by the Federal Constitutional Court, in
the exercise of its jurisdiction, by its judgment of 15 December
1970 (see paragraph 11 above). In addition, the Court observes
that, as both the Government and the Commission pointed out, any
individual measure of surveillance has to comply with the strict
conditions and procedures laid down in the legislation itself.
44. It remains to be determined whether the other requisites
laid down in paragraph 2 of Article 8 (art. 8-2) were also
satisfied. According to the Government and the Commission, the
interference permitted by the contested legislation was "necessary
in a democratic society in the interests of national security"
and/or "for the prevention of disorder or crime". Before the Court
the Government submitted that the interference was additionally
justified "in the interests of ... public safety" and "for the
protection of the rights and freedoms of others".
45. The G 10 defines precisely, and thereby limits, the
purposes for which the restrictive measures may be imposed. It
provides that, in order to protect against "imminent dangers"
threatening "the free democratic constitutional order", "the
existence or security of the Federation or of a Land", "the
security of the (allied) armed forces" stationed on the territory
of the Republic or the security of "the troops of one of the Three
Powers stationed in the Land of Berlin", the responsible
authorities may authorise the restrictions referred to above (see
paragraph 17).
46. The Court, sharing the view of the Government and the
Commission, finds that the aim of the G 10 is indeed to safeguard
national security and/or to prevent disorder or crime in pursuance
of Article 8 para. 2 (art. 8-2). In these circumstances, the Court
does not deem it necessary to decide whether the further purposes
cited by the Government are also relevant.
On the other hand, it has to be ascertained whether the means
provided under the impugned legislation for the achievement of the
above-mentioned aim remain in all respects within the bounds of
what is necessary in a democratic society.
47. The applicants do not object to the German legislation in
that it provides for wide-ranging powers of surveillance; they
accept such powers, and the resultant encroachment upon the right
guaranteed by Article 8 para. 1 (art. 8-1), as being a necessary
means of defence for the protection of the democratic State. The
applicants consider, however, that paragraph 2 of Article 8 (art.
8-2) lays down for such powers certain limits which have to be
respected in a democratic society in order to ensure that the
society does not slide imperceptibly towards totalitarianism. In
their view, the contested legislation lacks adequate safeguards
against possible abuse.
48. As the Delegates observed, the Court, in its appreciation
of the scope of the protection offered by Article 8 (art. 8),
cannot but take judicial notice of two important facts. The first
consists of the technical advances made in the means of espionage
and, correspondingly, of surveillance; the second is the
development of terrorism in Europe in recent years. Democratic
societies nowadays find themselves threatened by highly
sophisticated forms of espionage and by terrorism, with the result
that the State must be able, in order effectively to counter such
threats, to undertake the secret surveillance of subversive
elements operating within its jurisdiction. The Court has
therefore to accept that the existence of some legislation
granting powers of secret surveillance over the mail, post and
telecommunications is, under exceptional conditions, necessary in
a democratic society in the interests of national security and/or
for the prevention of disorder or crime.
49. As concerns the fixing of the conditions under which the
system of surveillance is to be operated, the Court points out
that the domestic legislature enjoys a certain discretion. It is
certainly not for the Court to substitute for the assessment of
the national authorities any other assessment of what might be the
best policy in this field (cf., mutatis mutandis, the De Wilde,
Ooms and Versyp judgment of 18 June 1971, Series A no. 12, pp.
45 - 46, para. 93, and the Golder judgment of 21 February 1975,
Series A no. 18, pp. 21 - 22, para. 45; cf., for Article 10 para.
2, the Engel and others judgment of 8 June 1976, Series A no. 22,
pp. 41 - 42, para. 100, and the Handyside judgment of 7 December
1976, Series A no. 24, p. 22, para. 48).
Nevertheless, the Court stresses that this does not mean that
the Contracting States enjoy an unlimited discretion to subject
persons within their jurisdiction to secret surveillance. The
Court, being aware of the danger such a law poses of undermining
or even destroying democracy on the ground of defending it,
affirms that the Contracting States may not, in the name of the
struggle against espionage and terrorism, adopt whatever measures
they deem appropriate.
50. The Court must be satisfied that, whatever system of
surveillance is adopted, there exist adequate and effective
guarantees against abuse. This assessment has only a relative
character: it depends on all the circumstances of the case, such
as the nature, scope and duration of the possible measures, the
grounds required for ordering such measures, the authorities
competent to permit, carry out and supervise such measures, and
the kind of remedy provided by the national law.
The functioning of the system of secret surveillance
established by the contested legislation, as modified by the
Federal Constitutional Court's judgment of 15 December 1970, must
therefore be examined in the light of the Convention.
51. According to the G 10, a series of limitative conditions
have to be satisfied before a surveillance measure can be imposed.
Thus, the permissible restrictive measures are confined to cases
in which there are factual indications for suspecting a person of
planning, committing or having committed certain serious criminal
acts; measures may only be ordered if the establishment of the
facts by another method is without prospects of success or
considerably more difficult; even then, the surveillance may cover
only the specific suspect or his presumed "contact-persons" (see
paragraph 17 above). Consequently, so-called exploratory or
general surveillance is not permitted by the contested
legislation.
Surveillance may be ordered only on written application giving
reasons, and such an application may be made only by the head, or
his substitute, of certain services; the decision thereon must be
taken by a Federal Minister empowered for the purpose by the
Chancellor or, where appropriate, by the supreme Land authority
(see paragraph 18 above). Accordingly, under the law there exists
an administrative procedure designed to ensure that measures are
not ordered haphazardly, irregularly or without due and proper
consideration. In addition, although not required by the Act, the
competent Minister in practice and except in urgent cases seeks
the prior consent of the G 10 Commission (see paragraph 21 above).
52. The G 10 also lays down strict conditions with regard to
the implementation of the surveillance measures and to the
processing of the information thereby obtained. The measures in
question remain in force for a maximum of three months and may be
renewed only on fresh application; the measures must immediately
be discontinued once the required conditions have ceased to exist
or the measures themselves are no longer necessary; knowledge and
documents thereby obtained may not be used for other ends, and
documents must be destroyed as soon as they are no longer needed
to achieve the required purpose (see paragraphs 18 and 20 above).
As regards the implementation of the measures, an initial
control is carried out by an official qualified for judicial
office. This official examines the information obtained before
transmitting to the competent services such information as may be
used in accordance with the Act and is relevant to the purpose of
the measure; he destroys any other intelligence that may have been
gathered (see paragraph 20 above).
53. Under the G 10, while recourse to the courts in respect of
the ordering and implementation of measures of surveillance is
excluded, subsequent control or review is provided instead, in
accordance with Article 10 para. 2 of the Basic Law, by two bodies
appointed by the people's elected representatives, namely, the
Parliamentary Board and the G 10 Commission.
The competent Minister must, at least once every six months,
report on the application of the G 10 to the Parliamentary Board
consisting of five Members of Parliament; the Members of
Parliament are appointed by the Bundestag in proportion to the
parliamentary groupings, the opposition being represented on the
Board. In addition, the Minister is bound every month to provide
the G 10 Commission with an account of the measures he has
ordered. In practice, he seeks the prior consent of this
Commission. The latter decides, ex officio or on application by a
person believing himself to be under surveillance, on both the
legality of and the necessity for the measures in question; if it
declares any measures to be illegal or unnecessary, the Minister
must terminate them immediately. The Commission members are
appointed for the current term of the Bundestag by the
Parliamentary Board after consultation with the Government; they
are completely independent in the exercise of their functions and
cannot be subject to instructions (see paragraph 21 above).
54. The Government maintain that Article 8 para. 2 (art. 8-2)
does not require judicial control of secret surveillance and that
the system of review established under the G 10 does effectively
protect the rights of the individual. The applicants, on the other
hand, qualify this sytem as a "form of political control",
inadequate in comparison with the principle of judicial control
which ought to prevail.
It therefore has to be determined whether the procedures for
supervising the ordering and implementation of the restrictive
measures are such as to keep the "interference" resulting from the
contested legislation to what is "necessary in a democratic
society".
55. Review of surveillance may intervene at three stages: when
the surveillance is first ordered, while it is being carried out,
or after it has been terminated. As regards the first two stages,
the very nature and logic of secret surveillance dictate that not
only the surveillance itself but also the accompanying review
should be effected without the individual's knowledge.
Consequently, since the individual will necessarily be prevented
from seeking an effective remedy of his own accord or from taking
a direct part in any review proceedings, it is essential that the
procedures established should themselves provide adequate and
equivalent guarantees safeguarding the individual's rights. In
addition, the values of a democratic society must be followed as
faithfully as possible in the supervisory procedures if the bounds
of necessity, within the meaning of Article 8 para. 2 (art. 8-2),
are not to be exceeded. One of the fundamental principles of a
democratic society is the rule of law, which is expressly referred
to in the Preamble to the Convention (see the Golder judgment of
21 February 1975, Series A no. 18, pp. 16 - 17, para. 34). The
rule of law implies, inter alia, that an interference by the
executive authorities with an individual's rights should be
subject to an effective control which should normally be assured
by the judicicary, at least in the last resort, judicial control
offering the best guarantees of independence, impartiality and a
proper procedure.
56. Within the system of surveillance established by the G 10,
judicial control was excluded, being replaced by an initial
control effected by an official qualified for judicial office and
by the control provided by the Parliamentary Board and the G 10
Commission.
The Court considers that, in a field where abuse is
potentially so easy in individual cases and could have such
harmful consequences for democratic society as a whole, it is in
principle desirable to entrust supervisory control to a judge.
Nevertheless, having regard to the nature of the supervisory
and other safeguards provided for by the G 10, the Court concludes
that the exclusion of judicial control does not exceed the limits
of what may be deemed necessary in a democratic society. The
Parliamentary Board and the G 10 Commission are independent of the
authorities carrying out the surveillance, and are vested with
sufficient powers and competence to exercise an effective and
continuous control. Furthermore, the democratic character is
reflected in the balanced membership of the Parliamentary Board.
The opposition is represented on this body and is therefore able
to participate in the control of the measures ordered by the
competent Minister who is responsible to the Bundestag. The two
supervisory bodies may, in the circumstances of the case, be
regarded as enjoying sufficient independence to give an objective
ruling.
The Court notes in addition that an individual believing
himself to be under surveillance has the opportunity of
complaining to the G 10 Commission and of having recourse to the
Constitutional Court (see paragraph 23 above). However, as the
Government conceded, these are remedies which can come into play
only in exceptional circumstances.
57. As regards review a posteriori, it is necessary to
determine whether judicial control, in particular with the
individual's participation, should continue to be excluded even
after surveillance has ceased. Inextricably linked to this issue
is the question of subsequent notification, since there is in
principle little scope for recourse to the courts by the
individual concerned unless he is advised of the measures taken
without his knowledge and thus able retrospectively to challenge
their legality.
The applicants' main complaint under Article 8 (art. 8) is in
fact that the person concerned is not always subsequently informed
after the suspension of surveillance and is not therefore in a
position to seek an effective remedy before the courts. Their
preoccupation is the danger of measures being improperly
implemented without the individual knowing or being able to verify
the extent to which his rights have been interfered with. In their
view, effective control by the courts after the suspension of
surveillance measures is necessary in a democratic society to
ensure against abuses; otherwise adequate control of secret
surveillance is lacking and the right conferred on individuals
under Article 8 (art. 8) is simply eliminated.
In the Government's view, the subsequent notification which
must be given since the Federal Constitutional Court's judgment
(see paragraphs 11 and 19 above) corresponds to the requirements
of Article 8 para. 2 (art. 8-2). In their submission, the whole
efficacy of secret surveillance requires that, both before and
after the event, information cannot be divulged if thereby the
purpose of the investigation is, or would be retrospectively,
thwarted. They stressed that recourse to the courts is no longer
excluded after notification has been given, various legal remedies
then becoming available to allow the individual, inter alia, to
seek redress for any injury suffered (see paragraph 24 above).
58. In the opinion of the Court, it has to be ascertained
whether it is even feasible in practice to require subsequent
notification in all cases.
The activity or danger against which a particular series of
surveillance measures is directed may continue for years, even
decades, after the suspension of those measures. Subsequent
notification to each individual affected by a suspended measure
might well jeopardise the long-term purpose that originally
prompted the surveillance. Furthermore, as the Federal
Constitutional Court rightly observed, such notification might
serve to reveal the working methods and fields of operation of the
intelligence services and even possibly to identify their agents.
In the Court's view, in so far as the "interference" resulting
from the contested legislation is in principle justified under
Article 8 para. 2 (art. 8-2) (see paragraph 48 above), the fact of
not informing the individual once surveillance has ceased cannot
itself be incompatible with this provision since it is this very
fact which ensures the efficacy of the "interference". Moreover,
it is to be recalled that, in pursuance of the Federal
Constitutional Court's judgment of 15 December 1970, the person
concerned must be informed after the termination of the
surveillance measures as soon as notification can be made without
jeopardising the purpose of the restriction (see paragraphs 11 and
19 above).
59. Both in general and in relation to the question of
subsequent notification, the applicants have constantly invoked
the danger of abuse as a ground for their contention that the
legislation they challenge does not fulfil the requirements of
Article 8 para. 2 (art. 8-2) of the Convention. While the
possibility of improper action by a dishonest, negligent or
over-zealous official can never be completely ruled out whatever
the system, the considerations that matter for the purposes of the
Court's present review are the likelihood of such action and the
safeguards provided to protect against it.
The Court has examined above (at paragraphs 51 to 58) the
contested legislation in the light, inter alia, of these
considerations. The Court notes in particular that the G 10
contains various provisions designed to reduce the effect of
surveillance measures to an unavoidable minimum and to ensure that
the surveillance is carried out in strict accordance with the law.
In the absence of any evidence or indication that the actual
practice followed is otherwise, the Court must assume that in the
democratic society of the Federal Republic of Germany, the
relevant authorities are properly applying the legislation in
issue.
The Court agrees with the Commission that some compromise
between the requirements for defending democratic society and
individual rights is inherent in the system of the Covention (see,
mutatis mutandis, the judgment of 23 July 1968 in the "Belgian
Linguistic" case, Series A no. 6, p. 32, para. 5). As the Preamble
to the Convention states, "Fundamental Freedoms ... are best
maintained on the one hand by an effective political democracy and
on the other by a common understanding and observance of the Human
Rights upon which (the Contracting States) depend". In the context
of Article 8 (art. 8), this means that a balance must be sought
between the exercise by the individual of the right guaranteed to
him under paragraph 1 (art. 8-1) and the necessity under paragraph
2 (art. 8-2) to impose secret surveillance for the protection of
the democratic society as a whole.
60. In the light of these considerations and of the detailed
examination of the contested legislation, the Court concludes that
the German legislature was justified to consider the interference
resulting from that legislation with the exercise of the right
guaranteed by Article 8 para. 1 (art. 8-1) as being necessary in a
democratic society in the interests of national security and for
the prevention of disorder or crime (Article 8 para. 2) (art.
8-2). Accordingly, the Court finds no breach of Article 8 (art. 8)
of the Convention.
III. On the alleged violation of Article 13 (art. 13)
61. The applicants also alleged a breach of Article 13 (art.
13) which provides:
"Everyone whose rights and freedoms as set forth in this
Convention are violated shall have an effective remedy before a
national authority notwithstanding that the violation has been
committed by persons acting in an official capacity."
62. In the applicants' view, the Contracting States are
obliged under Article 13 (art. 13) to provide an effective remedy
for any alleged breach of the Convention; any other interpretation
of this provision would render it meaningless. On the other hand,
both the Government and the Commission consider that there is no
basis for the application of Article 13 (art. 13) unless a right
guaranteed by another Article of the Convention has been violated.
63. In the judgment of 6 February 1976 in the Swedish Engine
Drivers' Union case, the Court, having found there to be in fact
an effective remedy before a national authority, considered that
it was not called upon to rule whether Article 13 (art. 13) was
applicable only when a right guaranteed by another Article of the
Convention has been violated (Series A no. 20, p. 18, para. 50;
see also the De Wilde, Ooms and Versyp judgment of 18 June 1971,
Series A no. 12, p. 46, para. 95). The Court proposes in the
present case to decide on the applicability of Article 13 (art.
13), before examining, if necessary, the effectiveness of any
relevant remedy under German law.
64. Article 13 (art. 13) states that any individual whose
Convention rights and freedoms "are violated" is to have an
effective remedy before a national authority even where "the
violation has been committed" by persons in an official capacity.
This provision, read literally, seems to say that a person is
entitled to a national remedy only if a "violation" has occurred.
However, a person cannot establish a "violation" before a national
authority unless he is first able to lodge with such an authority
a complaint to that effect. Consequently, as the minority in the
Commission stated, it cannot be a prerequisite for the application
of Article 13 (art. 13) that the Convention be in fact violated.
In the Court's view, Article 13 (art. 13) requires that where an
individual considers himself to have been prejudiced by a measure
allegedly in breach of the Convention, he should have a remedy
before a national authority in order both to have his claim
decided and, if appropriate, to obtain redress. Thus Article 13
(art. 13) must be interpreted as guaranteeing an "effective remedy
before a national authority" to everyone who claims that his
rights and freedoms under the Convention have been violated.
65. Accordingly, although the Court has found no breach of the
right guaranteed to the applicants by Article 8 (art. 8), it falls
to be ascertained whether German law afforded the applicants "an
effective remedy before a national authority" within the meaning
of Article 13 (art. 13).
The applicants are not claiming that, in relation to
particular surveillance measures actually applied to them, they
lacked an effective remedy for alleged violation of their rights
under the Convention. Rather, their complaint is directed against
what they consider to be a shortcoming in the content of the
contested legislation. While conceding that some forms of recourse
exist in certain circumstances, they contend that the legislation
itself, since it prevents them from even knowing whether their
rights under the Convention have been interfered with by a
concrete measure of surveillance, thereby denies them in principle
an effective remedy under national law. Neither the Commission nor
the Government agree with this contention. Consequently, although
the applicants are challenging the terms of the legislation
itself, the Court must examine, inter alia, what remedies are in
fact available under German law and whether these remedies are
effective in the circumstances.
66. The Court observes firstly that the applicants themselves
enjoyed "an effective remedy", within the meaning of Article 13
(art. 13), in so far as they challenged before the Federal
Constitutional Court the conformity of the relevant legislation
with their right to respect for correspondence and with their
right of access to the courts. Admittedly, that Court examined the
applicants' complaints with reference not to the Convention but
solely to the Basic Law. It should be noted, however, that the
rights invoked by the applicants before the Constitutional Court
are substantially the same as those whose violation was alleged
before the Convention institutions (cf., mutatis mutandis, the
judgment of 6 February 1976 in the Swedish Engine Drivers' Union
case, Series A no. 20, p. 18, para. 50). A reading of the judgment
of 15 December 1970 reveals that the Constitutional Court
carefully examined the complaints brought before it in the light,
inter alia, of the fundamental principles and democratic values
embodied in the Basic Law.
67. As regards the issue whether there is "an effective
remedy" in relation to the implementation of concrete surveillance
measures under the G 10, the applicants argued in the first place
that to qualify as a "national authority", within the meaning of
Article 13 (art. 13), a body should at least be composed of
members who are impartial and who enjoy the safeguards of judicial
independence. The Government in reply submitted that, in contrast
to Article 6 (art. 6), Article 13 (art. 13) does not require a
legal remedy through the courts.
In the Court's opinion, the authority referred to in Article
13 (art. 13) may not necessarily in all instances be a judicial
authority in the strict sense (see the Golder judgment of 21
February 1975, Series A no. 18, p. 16, para. 33). Nevertheless,
the powers and procedural guarantees an authority possesses are
relevant in determining whether the remedy before it is effective.
68. The concept of an "effective remedy", in the applicants'
submission, presupposes that the person concerned should be placed
in a position, by means of subsequent information, to defend
himself against any inadmissible encroachment upon his guaranteed
rights. Both the Government and the Commission were agreed that no
unrestricted right to notification of surveillance measures can be
deduced from Article 13 (art. 13) once the contested legislation,
including the lack of information, has been held to be "necessary
in a democratic society" for any one of the purposes mentioned in
Article 8 (art. 8).
The Court has already pointed out that it is the secrecy of
the measures which renders it difficult, if not impossible, for
the person concerned to seek any remedy of his own accord,
particularly while surveillance is in progress (see paragraph 55
above). Secret surveillance and its implications are facts that
the Court, albeit to its regret, has held to be necessary, in
modern-day conditions in a democratic society, in the interests of
national security and for the prevention of disorder or crime (see
paragraph 48 above). The Convention is to be read as a whole and
therefore, as the Commission indicated in its report, any
interpretation of Article 13 (art. 13) must be in harmony with the
logic of the Convention. The Court cannot interpret or apply
Article 13 (art. 13) so as to arrive at a result tantamount in
fact to nullifying its conclusion that the absence of notification
to the person concerned is compatible with Article 8 (art. 8) in
order to ensure the efficacy of surveillance measures (see
paragraphs 58 to 60 above). Consequently, the Court, consistently
with its conclusions concerning Article 8 (art. 8), holds that the
lack of notification does not, in the circumstances of the case,
entail a breach of Article 13 (art. 13).
69. For the purposes of the present proceedings, an "effective
remedy" under Article 13 (art. 13) must mean a remedy that is as
effective as can be having regard to the restricted scope for
recourse inherent in any system of secret surveillance. It
therefore remains to examine the various remedies available to the
applicants under German law in order to see whether they are
"effective" in this limited sense.
70. Although, according to the G 10, there can be no recourse
to the courts in respect of the ordering and implementation of
restrictive measures, certain other remedies are nevertheless open
to the individual believing himself to be under surveillance: he
has the opportunity of complaining to the G 10 Commission and to
the Constitutional Court (see paragraphs 21 and 23 above).
Admittedly, the effectiveness of these remedies is limited and
they will in principle apply only in exceptional cases. However,
in the circumstances of the present proceedings, it is hard to
conceive of more effective remedies being possible.
71. On the other hand, in pursuance of the Federal
Constitutional Court's judgment of 15 December 1970, the competent
authority is bound to inform the person concerned as soon as the
surveillance measures are discontinued and notification can be
made without jeopardising the purpose of the restriction (see
paragraphs 11 and 19 above). From the moment of such notification,
various legal remedies - before the courts - become available to
the individual. According to the information supplied by the
Government, the individual may: in an action for a declaration,
have reviewed by an administrative court the lawfulness of the
application to him of the G 10 and the conformity with the law of
the surveillance measures ordered; bring an action for damages in
a civil court if he has been prejudiced; bring an action for the
destruction or, if appropriate, restitution of documents; finally,
if none of these remedies is successful, apply to the Federal
Constitutional Court for a ruling as to whether there has been a
breach of the Basic Law (see paragraph 24 above).
72. Accordingly, the Court considers that, in the particular
circumstances of this case, the aggregate of remedies provided for
under German law satisfies the requirements of Article 13
(art. 13).
IV. On the alleged violation
of Article 6 para. 1 (art. 6-1)
73. The applicants finally alleged a breach of Article 6 para.
1 (art. 6-1) which provides:
"In the determination of his civil rights and obligations or
of any criminal charge against him, everyone is entitled to a fair
and public hearing within a reasonable time by an independent and
impartial tribunal established by law. Judgment shall be
pronounced publicly but the press and public may be excluded from
all or part of the trial in the interests of morals, public order
or national security in a democratic society, where the interests
of juveniles or the protection of the private life of the parties
so require, or to the extent strictly necessary in the opinion of
the court in special circumstances where publicity would prejudice
the interests of justice."
74. According to the applicants, the surveillance measures
which can be taken under the contested legislation amount both to
an interference with a "civil right", and to the laying of a
"criminal charge" within the meaning of Article 6 para. 1 (art.
6-1). In their submission, the legislation violates this Article
(art. 6-1) in so far as it does not require notification to the
person concerned in all cases after the termination of
surveillance measures and excludes recourse to the courts to test
the lawfulness of such measures. On the other hand, both the
Government and the Commission concur in thinking that Article 6
para. 1 (art. 6-1) does not apply to the facts of the case under
either the "civil" or the "criminal" head.
75. The Court has held that in the circumstances of the
present case the G 10 does not contravene Article 8 (art. 8) in
authorising a secret surveillance of mail, post and
telecommunications subject to the conditions specified (see
paragraphs 39 to 60 above).
Since the Court has arrived at this conclusion, the question
whether the decisions authorising such surveillance under the G 10
are covered by the judicial guarantee set forth in Article 6 (art.
6) - assuming this Article (art. 6) to be applicable - must be
examined by drawing a distinction between two stages: that before,
and that after, notification of the termination of surveillance.
As long as it remains validly secret, the decision placing
someone under surveillance is thereby incapable of judicial
control on the initiative of the person concerned, within the
meaning of Article 6 (art. 6); as a consequence, it of necessity
escapes the requirements of that Article.
The decision can come within the ambit of the said provision
only after discontinuance of the surveillance. According to the
information supplied by the Government, the individual concerned,
once he has been notified of such discontinuance, has at his
disposal several legal remedies against the possible infringements
of his rights; these remedies would satisfy the requirements of
Article 6 (art. 6) (see paragraphs 24 and 71 above).
The Court accordingly concludes that, even if it is
applicable, Article 6 (art. 6) has not been violated.
FOR THESE REASONS, THE COURT
1. holds unanimously that it has jurisdiction to rule on the
question whether the applicants can claim to be victims within the
meaning of Article 25 (art. 25) of the Convention;
2. holds unanimously that the applicants can claim to be
victims within the meaning of the aforesaid Article (art. 25);
3. holds unanimously that there has been no breach of Article
8, Article 13 or Article 6 (art. 8, art. 13, art. 6) of the
Convention.
Done in French and English, both texts being authentic, at the
Human Rights Building, Strasbourg, this sixth day of September,
nineteen hundred and seventy-eight.
For the President
Signed: {Gerard} WIARDA
Vice-President
On behalf of the Registrar
Signed: Herbert PETZOLD
Deputy Registrar
The separate opinion of Judge Pinheiro Farinha is annexed to
the present judgment in accordance with Article 51 para. 2 (art.
51-2) of the Convention and Rule 50 para. 2 of the Rules of Court.
Initialled: G.W.
Initialled: H.P.
SEPARATE OPINION OF JUDGE PINHEIRO FARINHA
(Translation)
I agree with the judgment's conclusions, but on different
grounds.
1. The G 10 Act specifies, in Article 1 para. 1, the cases in
which the competent authorities may impose restrictions, that is
to say, may open and inspect mail and post, read telegraphic
messages, listen to and record telephone conversations. It
empowers those authorities so to act, inter alia, in order to
protect against "imminent dangers" threatening the "free
democratic constitutional order", "the existence or the security
of the Federation or of a Land", "the security of the (allied)
armed forces" stationed on the territory of the Republic and the
security of "the troops of one of the Three Powers stationed in
the Land of Berlin". According to Article 1 para. 2, these
measures may be taken only where there are factual indications
({tatsachliche} Anhaltspunkte) for suspecting a person of
planning, committing, or having committed certain criminal acts
punishable under the Criminal Code, such as offences against the
peace or security of the State (sub-paragraph 1, no. 1), the
democratic order (sub-paragraph 1, no. 2), external security
(sub-paragraph 1, no. 3) and the security of the allied armed
forces (sub-paragraph 1, no. 5) (see paragraph 17 of the
judgment).
For all those persons to whom the G 10 can be applied, the
mere facts of its existence creates a very real menace that their
exercise of the right to respect for their private and family life
and their correspondence may be the subject of surveillance.
Clearly, therefore, a person may claim to be a victim for the
purposes of Article 25 (art. 25) of the Convention. Consequently,
the applicants have a direct interest (Jose Alberto dos Reis,
Codigo do Processo Civil Anotado, vol. 1, p. 77), which is an
ideal condition (Carnelutti, Sistemo del diritto processuale
civile, vol. 1, pp. 361 and 366) for an application to the
Commission.
In my view, the applicants are the victims of a menace and for
this reason can claim to be victims within the meaning of Article
25 (art. 25).
2. I would mention in passing one point of concern, namely,
that the majority opinion, contained in paragraph 56, could take
the interpretation of Article 8 (art. 8) in a direction which, if
I may say so, might not be without risk.
The measures are ordered, on written application giving
reasons, either by the supreme Land authority in cases falling
within its jurisdiction or by a Federal Minister empowered for the
purpose by the Chancellor. The Chancellor has entrusted these
functions to the Ministers of the Interior and of Defence, each of
whom, in the sphere falling within his competence, must personally
take the decision as to the application of the measures (Article 1
para. 5, sub-paragraphs 1 and 2) (see paragraph 18 of the
judgment).
Implementation of the measures ordered is supervised by an
official qualified for judicial office (Article 1 para. 7,
sub-paragraph 1) (see paragraph 20 of the judgment).
I believe that separation of powers is a basic principle of a
democratic society and that, since the measures can be ordered
where there are mere factual indications that criminal acts are
about to be or are in the course of being committed, this
principle requires that the measures be ordered by an independent
judge - as was in fact contemplated by the German legislature (see
paragraph 22 of the judgment).
I have difficulty in accepting that the political authority
may decide by itself whether there exist factual indications that
criminal acts are about to be or are in the course of being
committed.
3. Acting in the general interest, the States, as the High
Contracting Parties, safeguard the Convention against any breaches
attributable to another State; such breaches can consist in the
danger and threat to democracy which the publication of a law in
itself may pose.
In cases originating in an application by individuals, it is
necessary to show, in addition to the threat or danger, that there
has been a specific violation of the Convention of which they
claim to be the victims.
There is no doubt that a law can in itself violate the rights
of an individual if it is directly applicable to that individual
without any specific measure of implementation.
This is the case with a law which denies those who reside in a
particular area access to certain educational establishments, and
with a law which makes sex education one of the compulsory
subjects on the curriculum: these laws are applicable without the
need for any implementing measure (see the "Belgian Linguistic"
case and the Kjeldsen, Busk Madsen and Pedersen case).
The same does not hold true for the German G 10.
The Act certainly makes provision for telephone-tapping and
inspection of mail, although it delimits the scope of such
measures and regulates the methods of enforcing them.
Surveillance of an "exploratory" or general kind is not,
however, authorised by the legislation in question. If it were,
then the Act would be directly applicable.
Instead, the measures cannot be applied without a specific
decision by the supreme Land authority or the competent Federal
Minister who must, in addition, consider whether there exist any
factual indications that a criminal act is about to be or is in
the course of being committed.
Thus, only where a surveillance measure has been authorised
and taken against a given individual does any question arise of an
interference by a public authority with the exercise of that
individual's right to respect for his private and family life and
his correspondence.
So far as the case sub judice is concerned, on the one hand,
the applicants do not know whether the G 10 has in fact been
applied to them (see paragraph 12 of the judgment) and, on the
other hand, the respondent Government state - and we have no
reason to doubt this statement - that "at no time have
surveillance measures provided for by the Act passed in pursuance
of Article 10 of the Basic Law been ordered or implemented against
the applicants.
The applicants have not been subjected to such measures either
as persons suspected of one or more of the offences specified in
the Act or as third parties within the meaning of Article 1,
paragraph 2, sub-paragraph 2, of the G 10.
There is also no question of the applicants' having been
indirectly involved in a surveillance measure directed against
another person - at least, not in any fashion which would have
permitted their identification.
Finally, there is no question of the applicants' having been
subjected to surveillance by mistake - for example through
confusion over a telephone number -, since in such cases the
person concerned is notified of the surveillance measure" (see
paragraph 13 of the judgment).
The Court may take into consideration only the case of the
applicants (Engel and others judgment of 8 June 1976, Series A no.
22, p. 43, para. 106) and not the situation of other persons not
having authorised them to lodge an application with the Commission
in their name.
These are the reasons which lead me to conclude, as the Court
does, that the case sub judice does not disclose any violation of
the Convention.
|
