[неофициальный перевод]
ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
СУДЕБНОЕ РЕШЕНИЕ
АКСОЙ (AKSOY) ПРОТИВ ТУРЦИИ
(Страсбург, 18 декабря 1996 года)
(Извлечение)
КРАТКОЕ НЕОФИЦИАЛЬНОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ ДЕЛА
A. Основные факты
Заявитель, г-н Аксой, турецкий гражданин, 1963 г. рождения,
был арестован по подозрению в террористической деятельности и
содержался под стражей в полиции в Главном управлении по
безопасности в Кизилтепе на юго-востоке Турции в конце ноября
1992 г. Его содержали под стражей по меньшей мере 14 дней и
освободили 10 декабря 1992 г.
По словам заявителя, в полиции его подвергли такой форме
пытки, как "палестинское подвешивание", когда его, подвешенного за
руки, обнаженного, пытали электрическим током, били и оскорбляли
словесно. Он заявлял, что в результате подвешивания его руки
потеряли способность двигаться. Правительство отвергало эти
утверждения и настаивало на их необоснованности.
8 декабря 1992 г. заявитель предстал перед прокурором в
Мардине, который, допросив его, издал приказ о его освобождении.
Имеются разногласия по поводу того, говорилось ли вообще о
физическом состоянии г-на Аксоя во время проведения допроса
прокурором и жаловался ли он прокурору на то, как с ним обращались
во время содержания под стражей. Однако 15 декабря г-на Аксоя
положили в больницу с диагнозом двусторонний паралич предплечья,
что требовало наложения шин. Он оставался в больнице до
31 декабря, затем выписался оттуда.
21 декабря 1992 г. прокурор не нашел оснований для возбуждения
уголовного дела против заявителя. Не было начато ни уголовное, ни
гражданское дело по поводу утверждения заявителя о жестоком
обращении с ним.
20 апреля 1994 г. Комиссия получила информацию от
родственников заявителя, что г-н Аксой был убит 16 апреля. Они
утверждали, что 14 апреля по телефону ему угрожали смертью, если
он не отзовет свою жалобу, направленную в Комиссию. Правительство
отрицало какую-либо причастность к этому и сообщило в Комиссию,
что один из членов РПК (Рабочей партии Курдистана) был арестован и
обвинен в убийстве.
Отец заявителя решил продолжить разбирательство дела.
B. Разбирательство в Комиссии по правам человека
Жалоба была подана в Комиссию 20 мая 1993 г. и признана
приемлемой 19 октября 1994 г.
Г-н Аксой утверждал, что во время ареста он подвергся
обращению, подпадающему под действие статьи 3 Конвенции, что были
также нарушены статья 5 п. 3 и статья 6 п. 1, вследствие чего он
был лишен судебной защиты.
Комиссия в докладе от 23 октября 1995 г. пришла к выводу, что
были нарушены статья 3 (пятнадцатью голосами против одного),
статья 6 п. 1 Конвенции (тринадцатью голосами против трех) и что
отсутствует самостоятельное требование по статье 13 (тринадцатью
голосами против трех). Комиссия единогласно пришла также к
заключению, что нет необходимости прибегать к статье 25 Конвенции.
ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ СУДЕБНОГО РЕШЕНИЯ
ВОПРОСЫ ПРАВА
I. Оценка фактических обстоятельств, данная Судом
38. Суд напоминает, что в соответствии со сложившейся
практикой в рамках системы Конвенции установление и проверка
фактических обстоятельств в первую очередь возлагается на Комиссию
(статья 28 п. 1 и статья 31 Конвенции). И хотя Суд не связан
выводами доклада Комиссии и свободен давать свою оценку
фактических обстоятельств, представленных ему, он только в
исключительных случаях пользуется этим своим правом (см. Решение
по делу Акдивар и другие против Турции от 16 сентября 1996 г.
Reports, 1996, с. 19, п. 78).
39. Комиссия установила фактические обстоятельства после того,
как ее представители провели два слушания в Турции в добавление к
слушаниям в Страсбурге (см. mutatis mutandis вышеупомянутое
Решение по делу Акдивар и другие, с. 20, п. 81). С учетом этого
Суд считает, что ему надлежит принимать факты такими, как они
установлены Комиссией (см. вышеупомянутое Решение по делу
Акдивара, с. 1214, п. 81).
40. Таким образом, именно на основании фактов, установленных
Комиссией (см. п. 23 выше), Суд должен рассмотреть предварительное
возражение Правительства и жалобы заявителя в соответствии с
Конвенцией.
II. Предварительные возражения Правительства
A. Доводы выступавших в Суде
41. Правительство просило Суд отклонить жалобу заявителя о
нарушении статьи 3 на основании того, что он не исчерпал всех
внутренних средств правовой защиты, доступных ему, что
противоречит статье 26 Конвенции. Статья 26 предусматривает:
"Комиссия может принимать дело к рассмотрению только после
того, как были исчерпаны все внутренние средства правовой защиты,
в соответствии с общепризнанными нормами международного права, и в
течение шести месяцев, считая с даты вынесения национальными
органами окончательного решения по делу".
Заявитель (см. п. 3 выше), с которым Комиссия согласна,
возражал, что он сделал все, что мог, чтобы исчерпать все
внутренние правовые средства.
42. Правительство утверждало, что правило, касающееся
исчерпания внутренних средств правовой защиты, четко определено в
международном праве и в судебной практике органов Конвенции; это
правило требует, чтобы заявитель воспользовался всеми внутренними
средствами правовой защиты, за исключением тех, которые
определенно не давали ему никаких шансов на успех. Г-н Аксой
фактически мог бы иметь доступ к трем различным видам внутренних
средств правовой защиты: требование возбудить уголовное
преследование, гражданский иск и / или административная жалоба
(см. п. 24 - 28 выше).
43. В отношении первого из вариантов Правительство утверждало,
что он мог обратиться к прокурору, перед которым он предстал
10 декабря 1992 г. (см. п. 18 выше). Однако, по заявлению
Правительства, г-н Аксой не подавал жалобы ни в тот момент, ни
когда-либо впоследствии, что с ним плохо обращались во время
содержания его под стражей в полиции.
Статьи 243 и 245 Уголовного кодекса, которые применяются на
всей территории Турции, объявляют уголовно наказуемым применение
пыток и жестокое обращение с целью получения признаний (см. п. 24
выше). Закон - декрет 285 о районе чрезвычайного положения передал
полномочия проводить расследования о преступных действиях
должностных лиц от прокуроров административным советам (см. п. 26
выше). При этом решения административных советов контролировались
Верховным административным судом. Правительство предоставило ряд
судебных решений, которые отменяли постановления, изданные
административными советами в районе чрезвычайного положения, и
предписывали начать уголовное преследование против служащих
жандармерии и полиции безопасности в связи с утверждениями о
жестоком обращении с задержанными, и другие судебные решения о
наказаниях за аналогичные незаконные действия.
44. Тем не менее Правительство оговорило, что уголовное
преследование в данной ситуации не лучшее средство правовой
защиты, поскольку в таких делах права обвиняемого защищены лучше,
чем права потерпевшего. Оно поэтому обратило внимание Суда на
существующие административные средства правовой защиты в
соответствии со статьей 125 турецкой Конституции (см. п. 27 выше).
Чтобы получить компенсацию на основании этой статьи, достаточно
доказать наличие причинной связи между действиями администрации и
причиненным вредом; не требуется даже доказывать, что должностное
лицо совершило серьезное незаконное действие. В доказательство
Правительство предоставило примеры административных решений, где
назначалась компенсация в связи со смертью, вызванной пытками во
время содержания в полиции.
45. Кроме этого, Правительство заявило, что г-н Аксой мог бы
предъявить гражданский иск о причиненном ущербе. И вновь оно
ссылалось на ряд решений национальных судов, включая Решение
Кассационного суда по иску о возмещении вреда в связи с пытками, в
котором указывалось, что в соответствии со статьей 53
Обязательственного кодекса оправдание служащих полиции
безопасности по уголовному делу за недостатком улик не связывает
гражданские суды.
46. Заявитель не отрицал, что средства правовой защиты,
указанные Правительством, формально являются частью турецкой
судебной системы, но утверждал, что в районе чрезвычайного
положения они были иллюзорны, недостаточны и неэффективны, так как
и пытки, и лишение эффективной правовой защиты в равной мере
соответствовали административной практике.
В частности, он утверждал, что доклады ряда международных
организаций, которые свидетельствовали, что пытки задержанных были
систематическими и широко распространенными по всей Турции,
ставили под вопрос искренность желания государства положить конец
такой практике. В качестве примеров он привел Заявление о
положении в Турции Европейского комитета по предотвращению пыток
(15 декабря 1992 г.); отчет аналогичного Комитета ООН против пыток
о результатах расследования ситуации в Турции (9 ноября 1993 г.) и
отчет специального докладчика ООН о пытках за 1995 г.
(E/CN 4/1995/34).
47. Заявитель утверждал, что политика отрицания практики пыток
государственными властями создает чрезвычайные трудности для жертв
при попытке добиться возмещения и привлечения к суду ответственных
за это лиц. Например, человеку, заявляющему о пытках, невозможно
получить медицинское свидетельство, подтверждающее телесные
повреждения, так как судебная медицинская служба реорганизована, и
врачи, которые выдавали такие свидетельства, были либо запуганы,
либо переведены в другие районы. Прокуроры в районах чрезвычайного
положения по установленной практике не начинали расследование по
жалобам о злоупотреблениях в отношении прав человека и часто
отказывали даже в их приеме. Те расследования, которые
проводились, были предвзятыми и неадекватными. Более того,
адвокаты и все, кто выступал в защиту жертв нарушений прав
человека, подвергались угрозам, запугиваниям и неправомерным
уголовным преследованиям, и люди боялись искать внутренние
средства правовой защиты, так как репрессалии против тех, кто
пытался использовать их, были обычным явлением.
Заявитель утверждал, что в данных обстоятельствах от него
нельзя было требовать исчерпания внутренних правовых средств
защиты до того, как он подал жалобу в Страсбург.
48. Он утверждал, что во всяком случае сообщил прокурору
10 декабря 1992 г., что его пытали (см. п. 18 выше), и утверждал,
что даже если бы он не сделал этого, прокурор мог ясно видеть, что
он не владел руками должным образом.
Отказ прокурора начать уголовное расследование создал для
заявителя слишком большие трудности, которые не позволяли ему
воспользоваться другими внутренними средствами правовой защиты.
Это помешало ему предпринять какие-либо действия, чтобы
гарантировать возбуждение уголовного дела, например, оспорив
решение не возбуждать дело в административном суде (см. п. 26
выше), так как отсутствие расследования означало, что не было
принято официальное решение не возбуждать уголовное дело. В
добавление к этому такое бездействие поставило под сомнение его
шансы одержать победу в гражданском или административном
судопроизводстве, так как, чтобы добиться успеха в любом из этих
исков, было бы необходимо доказать, что он подвергся пыткам, и на
практике потребовалось бы решение уголовного судьи, подтверждающее
этот факт.
49. В заключение заявитель напомнил Суду, что ни одно из
средств правовой защиты не было доступно даже теоретически в
отношении его жалобы на продолжительность содержания его под
стражей без судебного контроля, так как это было абсолютно законно
в соответствии с внутренним законодательством (см. п. 29 выше).
50. Комиссия придерживается мнения, что заявителю были
причинены телесные повреждения во время его содержания под стражей
в полиции (см. п. 23 выше). Из этого следует, что, хотя невозможно
точно установить, что случилось во время встречи с прокурором
10 декабря 1992 г., без сомнения, имелись признаки, которые должны
были подсказать последнему начать расследование или по крайней
мере попытаться получить дополнительную информацию о состоянии
здоровья заявителя и о том обращении, которому тот подвергся.
Заявитель сделал все, что можно было ожидать от него в данных
обстоятельствах, особенно принимая во внимание тот факт, что он,
должно быть, чувствовал себя уязвимым в результате содержания под
стражей и дурного обращения и имел проблемы со здоровьем, которые
потребовали госпитализации после освобождения. Угрозы, которые,
как он утверждал, он получал после подачи жалобы в Комиссию, и его
смерть при обстоятельствах, которые не были до конца прояснены,
были дополнительными факторами, которые подтверждали ту точку
зрения, что поиски средств правовой защиты могли бы быть сопряжены
с риском.
Принимая во внимание то обстоятельство, что заявитель сделал
все, что можно было от него ожидать, чтобы исчерпать внутренние
правовые средства защиты, Комиссия решила, что ей нет
необходимости определять, существовала ли административная
практика со стороны турецких властей проявлять терпимость к
нарушениям прав человека.
B. Оценка Суда
51. Суд напоминает, что правило об исчерпании национальных
средств правовой защиты, о которых говорит статья 26 Конвенции,
обязывает тех, кто пытается возбудить иск против государства в
международном судебном или арбитражном органе, сначала
использовать такие средства защиты, предоставляемые национальной
правовой системой. Соответственно, государства свободны от
ответственности перед международным органом за свои действия, пока
они имеют возможность исправить положение в рамках своей
собственной правовой системы. Правило основывается на
предположении, которое отражено в статье 13 Конвенции - с которой
оно тесно переплетается, - что в национальной судебной системе
имеются доступные эффективные средства правовой защиты в отношении
заявленного нарушения, независимо от того, включены ли правовые
нормы Конвенции в национальное законодательство. Поэтому важный
аспект этого принципа состоит в том, что механизм защиты,
установленный Конвенцией, является субсидиарным по отношению к
национальным системам гарантий прав человека (см. упомянутое в
п. 38 Решение по делу Акдивар и другие, с. 1210, п. 65).
52. В соответствии со статьей 26 заявитель должен иметь
нормальный доступ к имеющимся и достаточным средствам правовой
защиты, чтобы получить возмещение за нарушения, которые, как он
полагает, имели место. Такие средства правовой защиты должны быть
достаточно определенными не только в теории, но и на практике, в
противном случае они не обладают требуемой доступностью и
эффективностью.
Ничто не обязывает обращаться к средствам правовой защиты,
которые не являются достаточными и эффективными. В добавление к
этому в соответствии с "общепризнанными нормами международного
права", на которые ссылается статья 26, могут возникнуть особые
обстоятельства, которые освобождают заявителя от обязательств
использовать внутренние средства правовой защиты, имеющиеся в его
распоряжении. Это правило также неприменимо, если доказано
существование административной практики, состоящей из
повторяющихся действий, несовместимых с Конвенцией, в сочетании с
официальной терпимостью государственных властей, делающей
использование средств защиты тщетным и неэффективным
(см. вышеупомянутое Решение по делу Акдивар и другие, с. 1210,
п. 6 и 67).
53. Суд подчеркивает, что его подход к применению правила об
исчерпании правовых средств должен учитывать должным образом тот
факт, что оно применяется в контексте механизма защиты прав
человека, который согласились установить Договаривающиеся Стороны.
Соответственно, Суд считает, что статья 26 должна применяться с
некоторой степенью гибкости и без излишнего формализма. Он также
далее признает, что правило об исчерпании не является абсолютным и
не может быть применено автоматически; при контроле за его
исполнением существенно важно принимать во внимание конкретные
обстоятельства каждого дела. Это означает, среди прочего, что Суд
должен реально оценить не только то, как выглядят в теории
средства правовой защиты в данной системе, но и общий правовой и
политический контекст, в котором они действуют, а также личные
обстоятельства заявителя (см. вышеупомянутое Решение по делу
Акдивар и другие, с. 1211, п. 69).
54. Суд отмечает, что турецкое право предусматривает
уголовные, гражданские и административные средства правовой защиты
против жестокого обращения должностных лиц по отношению к
задержанным, и с интересом изучил краткое изложение судебных
решений, представленных Правительством и имеющих отношение к
подобным проблемам (см. п. 43 - 45 выше). Однако, как уже было
ранее упомянуто (см. п. 53), Суд не занимается исключительно
вопросом, были ли внутренние средства правовой защиты в целом
эффективны и достаточны; он должен решить, сделал ли заявитель при
данных обстоятельствах все, что можно было реально ожидать от
него, чтобы исчерпать национальные средства правовой защиты.
55. В этих целях Суд повторяет, что он решил принять
установленные Комиссией фактические обстоятельства дела
(см. п. 39 - 40 выше). Комиссия, как это видно выше (в п. 50),
придерживается мнения, что во время разговора с прокурором
заявитель страдал двусторонним параличом.
56. Суд считает, что даже если заявитель не подал жалобу
прокурору по поводу жестокого обращения во время содержания под
стражей в полиции, телесные повреждения, которые он получил,
должны были быть хорошо заметны во время встречи. Однако прокурор
предпочел не наводить справки о природе, величине и причинах этих
повреждений, несмотря на тот факт, что по турецкому закону он
обязан был это сделать (см. п. 26 выше).
Необходимо напомнить, что это упущение со стороны прокурора
имело место после того, как г-н Аксой содержался под стражей в
полиции по меньшей мере четырнадцать дней без доступа к
юридической или медицинской помощи. В течение этого времени он
получил серьезные повреждения, требующие лечения в больнице
(см. п. 23). Одни только эти обстоятельства могли бы послужить
причиной почувствовать себя уязвленным, беспомощным и
настороженным по отношению к представителям государства. Так как
было очевидно, что прокурор знал о его телесных повреждениях, но
не предпринял никаких действий, у заявителя сформировалось
убеждение, что ему бесполезно надеяться привлечь внимание и
добиться удовлетворения своих требований, прибегая к национальным
средствам правовой защиты.
57. Суд поэтому пришел к выводу, что имелись особые
обстоятельства, которые освобождали заявителя от его обязанности
исчерпать внутренние средства правовой защиты.
III. По существу дела
A. О предполагаемом нарушении статьи 3 Конвенции
58. Заявитель утверждал, что его подвергли такому обращению,
которое противоречит статье 3 Конвенции, которая гласит:
"Никто не должен подвергаться пыткам и бесчеловечному или
унижающему достоинство обращению или наказанию".
Правительство считало, что утверждение о подобном обращении
было необоснованным. Комиссия, однако, находит, что заявителя
пытали.
59. Правительство высказало различные возражения против того,
каким образом Комиссия оценила доказательства. Оно указывало на
ряд факторов, которые, по его мнению, должны были вызвать
серьезные сомнения относительно того, обращались ли с г-ном Аксоем
так дурно, как он это утверждал.
Например, возникает вопрос, почему заявитель не высказал
жалобы прокурору по поводу того, что его пытали (см. п. 18 выше),
и не дал по этому поводу никаких показаний. Оно также находит
подозрительным, что он прождал пять дней после освобождения перед
тем, как обратиться в больницу (см. п. 19 выше), и указало на то,
что нельзя предположить, что ничего неблагоприятного не произошло
с ним именно в это время. Правительство подняло ряд вопросов
относительно медицинских доказательств, особенно о тех фактах, что
заявитель забрал с собой свою историю болезни, когда выписался из
больницы, и нет медицинских свидетельств об ожогах или других
следах от применения электрошока.
60. Заявитель жаловался на жестокое обращение в различных
формах. Он утверждал, что во время допросов его держали с
завязанными глазами, что вызывало потерю ориентации; держали
подвязанным за руки, связанные за спиной ("палестинское
подвешивание"), что его подвергали электрошоку, который
усиливался, когда ему на голову выливали воду; что его избивали
руками и ногами, а также словесно оскорбляли. Он ссылался на
медицинское свидетельство, выданное ему медицинским факультетом
Университета Дикле, в котором говорилось, что на момент
поступления в больницу он страдал от двустороннего повреждения
плечевого сплетения (см. п. 19 выше). Такое повреждение характерно
для "палестинского подвешивания".
Он утверждал, что обращение, послужившее причиной жалобы, было
настолько жестоким, что его можно приравнять к пытке, и оно было
применено, чтобы вынудить его признаться, что он знал человека,
который опознал его.
В добавление к этому он заявил, что условия, в которых он
содержался (см. п. 13 выше), и постоянный страх быть подвергнутым
пытке равносильны бесчеловечному обращению.
61. Суд, решив принять установленные Комиссией фактические
обстоятельства дела (см. п. 39 - 40), считает, что там, где
человек взят под стражу в полицию в полном здравии, а в момент
освобождения имел телесные повреждения, государство обязано
предоставить правдоподобные объяснения о причинах повреждений;
неисполнение этого совершенно четко влечет за собой вопрос,
подлежащий обсуждению в Суде по статье 3 Конвенции (см. Решение по
делу Томази против Франции от 27 августа 1992 г. Серия A,
т. 241-A, с. 40 - 41, п. 108 - 111, и Решение по делу Рибич против
Австрии от 4 декабря 1995 г. Серия A, т. 336, с. 26, п. 34).
62. Статья 3, как Суд уже много раз отмечал, охраняет одну из
основных ценностей демократического общества. Даже в наиболее
сложных обстоятельствах, таких как борьба против организованного
терроризма или преступности, Конвенция совершенно четко запрещает
пытки или бесчеловечное, или унижающее достоинство обращение или
наказание. В отличие от большинства материально-правовых положений
Конвенции и Протоколов N 1 и 4 статья 3 не предусматривает
исключений и не разрешается ее частичная отмена: согласно
статье 15 она не перестает действовать даже в случае чрезвычайного
положения, угрожающего существованию нации (см. Решения по делу
Ирландия против Соединенного Королевства от 18 января 1978 г.
Серия A, т. 161, с. 34 п. 88; по делу Серинг против Соединенного
Королевства. Серия A, т. 161, с. 34, п. 88; по делу Чахал против
Соединенного Королевства от 15 ноября 1996 г. Reports, 1996-V,
с. 1853, п. 79).
63. Для того, чтобы определить, можно ли квалифицировать
какую-либо форму плохого обращения как пытку, Суд должен принять
во внимание разграничение, проводимое статьей 3 между этим
понятием и понятием бесчеловечного и унижающего достоинство
обращения. Как уже отмечалось ранее, это разграничение было
включено в Конвенцию, чтобы позволить поставить клеймо "пытка"
только на преднамеренное бесчеловечное обращение, вызывающее очень
сильные и жестокие страдания (см. Решение по делу Ирландия против
Соединенного Королевства от 18 января 1978 г. Серия A, т. 25,
с. 66, п. 167).
64. Суд напоминает, что Комиссия признала inter alia, что
заявитель был подвергнут "палестинскому подвешиванию", другими
словами, был раздет донага и подвешен за руки, связанные за спиной
(см. п. 23 выше).
По мнению Суда, такое обращение может быть осуществлено только
преднамеренно; требуются определенная подготовка и усилия, чтобы
осуществить это. Такое обращение, вероятно, было предпринято с
целью получения признания или информации от заявителя. В
добавление к сильной боли, которую такое обращение, должно быть,
вызвало в то время, медицинское свидетельство показывает, что оно
привело также к параличу обеих рук, который продолжался некоторое
время (см. п. 23 выше). Суд считает, что обращение носило такой
серьезный и жестокий характер, что его можно квалифицировать
только как пытку.
Ввиду серьезности этого вывода Суду нет необходимости
рассматривать жалобы заявителя о других формах плохого обращения.
Из этого следует, что имело место нарушение статьи 3
Конвенции.
B. О предполагаемом нарушении статьи 5 п. 3 Конвенции
65. Заявитель, с которым Комиссия согласна, утверждал, что его
задержание нарушает статью 5 п. 3 Конвенции. Относящиеся к данному
делу положения статьи 5 гласят:
"1. Каждый человек имеет право на свободу и личную
неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе, как в
следующих случаях и в порядке, установленном законом:
...
c) законный арест или задержание лица, произведенное с тем,
чтобы оно предстало перед компетентным судебным органом по
обоснованному подозрению в совершении правонарушения...
3. Каждое лицо, подвергнутое аресту или задержанию в
соответствии с положениями подпункта "c" пункта 1 настоящей
статьи, незамедлительно доставляется к судье или к иному
должностному лицу, уполномоченному законом осуществлять судебные
функции..."
66. Суд напоминает свое Решение по делу Броуган и другие
против Соединенного Королевства (от 29 ноября 1988 г. Серия A,
т. 145-B, с. 33, п. 62), согласно которому срок содержания под
стражей без судебного контроля в течение четырех дней и шести
часов выходит за строгие рамки допускаемого в соответствии со
статьей 5 п. 3. Из этого ясно следует, что срок в четырнадцать или
более дней, в течение которых г-н Аксой содержался под стражей, не
имея возможности предстать перед судьей или другим судебным
должностным лицом, не соответствует требованию "незамедлительно".
67. Однако Правительство заявляло, что тем не менее не было
нарушения статьи 5 п. 3 вследствие отступления, заявленного
Турцией на основании статьи 15 Конвенции, которая гласит:
"1. В период войны или иного чрезвычайного положения,
угрожающего существованию нации, любая из Высоких Договаривающихся
Сторон может принимать меры в отступление от своих обязательств по
настоящей Конвенции только в той степени, в какой это обусловлено
чрезвычайностью обстоятельств при условии, что такие меры не
противоречат другим ее обязательствам по международному праву.
2. Это положение не может служить основанием для отступления
от положений статьи 2, за исключением случаев гибели людей в
результате правомерных военных действий, или от положений
статьи 3, пункта 1 статьи 4 и статьи 7.
3. Любая из Высоких Договаривающихся Сторон, использующая это
право отступления, информирует исчерпывающим образом Генерального
секретаря Совета Европы о введенных ею мерах и о причинах их
принятия. Она также ставит в известность Генерального секретаря
Совета Европы о прекращении действия таких мер и возобновлении
осуществления положений Конвенции в полном объеме".
Правительство напомнило Суду, что Турция 5 мая 1992 г. сделала
отступление от своих обязательств по статье 5 Конвенции (см. п. 33
выше).
1. Подход Суда
68. Суд полагает, что на каждую Договаривающуюся Сторону
ложится ответственность за "жизнь [ее] нации", и, вводя
"чрезвычайное положение", она обязана определить, была ли угроза
этой жизни, и если да, то как далеко нужно пойти, пытаясь
преодолеть ее. Находясь в непосредственном и постоянном контакте с
реалиями текущего момента, национальные власти в принципе
находятся в лучшем положении, чем международный судья, чтобы
решать вопрос, существует ли такая угроза и как далеко должны идти
ограничения, необходимые, чтобы предотвратить ее. Соответственно,
в этом вопросе национальным властям должны быть предоставлены
широкие пределы усмотрения.
Тем не менее эти пределы не безграничны. Суд компетентен
решать, не вышли ли за их рамки "чрезвычайные меры" и
действительно ли кризисная ситуация требует таких мер. Внутренняя
возможность усмотрения, таким образом, сопровождается европейским
контролем. При осуществлении такого контроля Суд должен придавать
определенный вес таким относящимся к проблеме факторам, как
природа прав, затронутых отступлением от обязательств,
продолжительность и обстоятельства, приведшие к установлению
чрезвычайного положения (см. Решение по делу Бранниган и Макбрайд
против Соединенного Королевства от 26 мая 1993 г. Серия A,
т. 258-B, с. 49 - 50, п. 43).
2. О наличии общественной опасности,
угрожающей существованию нации
69. Правительство, с которым Комиссия по этому вопросу
согласилась, утверждало, что в юго-западной Турции существовала
опасность, "угрожающая существованию нации". Заявитель не
оспаривал это утверждение, хотя полагал, что по сути этот вопрос
должны решать органы Конвенции.
70. Суд считает в свете представленных ему материалов, что
особый размах террористической активности и влияние КРП на
юго-востоке Турции несомненно создали в этом регионе "чрезвычайное
положение, угрожающее существованию нации" (см. mutatis mutandis
Решение по делу Лоулесс против Ирландии от 1 июля 1961 г. Серия A,
т. 3, с. 56, п. 28, вышеупомянутое дело Ирландия против
Соединенного Королевства, с. 78, п. 205, и вышеупомянутое дело
Браннигана и Макбрайда, с. 50, п. 47).
3. Были ли меры строго обусловлены
чрезвычайностью обстоятельств
a) Длительность бесконтрольного задержания
71. Правительство утверждало, что заявитель был арестован
26 ноября 1992 г. вместе с тринадцатью другими лицами по
подозрению в содействии и соучастии в террористических действиях
КРП в Кизилтепе и распространении брошюр этой партии (см. п. 12
выше). Его содержали под стражей 14 дней в соответствии с турецким
законодательством, которое позволяет содержать под стражей вплоть
до 30 дней лицо, задержанное в связи с коллективным
правонарушением в районе чрезвычайного положения (см. п. 29 выше).
72. Правительство объясняло, что заявитель был арестован и
содержался под стражей в том районе Турции, который подпадает под
действие отступления, сделанного Турцией (см. п. 31 - 33 выше).
Эти отступления были необходимы и оправданны ввиду размаха и
серьезности террористической активности КРП в Турции, особенно на
юго-востоке страны. Расследование преступных террористических
актов представляло для властей особые проблемы, что уже ранее было
признано Судом, так как члены террористических организаций умели
прекрасно выдерживать допросы, имели секретную сеть поддержки и
доступ к значительным ресурсам. Получение и проверка доказательств
в обширном районе, где действовала террористическая организация,
которая получала стратегическую и техническую поддержку от
соседних государств, занимали много времени и усилий. Эти
трудности делали невозможным судебный контроль во время содержания
подозреваемого под стражей в полиции.
73. Заявитель утверждал, что его задержали 24 ноября 1992 г. и
освободили 10 декабря 1992 г. Он заявил, что датирование ареста
более поздним числом было обычной практикой в районе чрезвычайного
положения.
74. Не представив подробных возражений против действительности
отступления Турции от обязательств как такового, заявитель
поставил вопрос, действительно ли положение на юго-востоке Турции
требовало содержания под стражей подозреваемого в течение 14 дней
или более без судебного контроля. Он утверждал, что судьи на
юго-востоке Турции ничем бы не рисковали, если бы имели
возможность и обязанность контролировать законность содержания под
стражей.
75. Комиссия не могла точно установить, был ли заявитель
задержан 24 ноября 1992 г., как он утверждал, или 26 ноября
1992 г., как утверждало Правительство, и поэтому исходила из того,
что он находился под стражей по крайней мере 14 дней, не имея
возможности предстать перед судьей или другим должностным лицом,
имеющим законные полномочия осуществлять судебные функции.
76. Суд подчеркивает важность статьи 5 в системе Конвенции:
она закрепляет основное право человека, а именно защиту каждого от
произвольного вмешательства государства в его право на свободу.
Судебный контроль за вмешательством исполнительной власти в право
каждого на свободу является существенной чертой гарантий,
воплощенных в статье 5 п. 3, которые предназначены свести к
минимуму риск произвола и гарантировать верховенство права (см.
вышеупомянутое Решение по делу Броуган и другие с. 32, п. 58).
Более того, незамедлительное судебное вмешательство может привести
к выявлению и предотвращению плохого обращения, которое, как
указано выше (п. 62), абсолютно запрещено Конвенцией и не
предполагает никаких отступлений.
77. В Судебном решении по делу Браннигана и Макбрайда (в
вышеупомянутом п. 68) Суд признал, что Правительство Соединенного
Королевства не превысило границы свободы своего усмотрения,
отступив от обязательств по статье 5 Конвенции, разрешая
задерживать до 7 дней без судебного контроля лиц, подозреваемых в
террористических акциях.
В данном случае заявитель содержался под стражей по крайней
мере 14 дней, не имея возможности предстать перед судьей или иным
магистратом. Правительство пыталось оправдать эту меру ссылкой на
особые требования полицейского расследования в географически
обширной области, на которой действует террористическая
организация, получающая помощь извне (см. п. 72 выше).
78. Хотя Суд понимает - он уже ранее неоднократно высказывал
свою точку зрения по этому вопросу (см., например, вышеупомянутое
Решение по делу Броуган и другие), - что расследование
террористических правонарушений несомненно представляет для
властей особые трудности, он не может согласиться с необходимостью
задержания подозреваемого на 14 дней без судебного вмешательства.
Этот чрезвычайно долгий срок делал заявителя уязвимым не только в
отношении произвольного вмешательства в его право на свободу, но
также и в отношении пыток (см. п. 64 выше). Более того,
Правительство не привело в Суде детальных оснований, почему борьба
против терроризма в юго-восточной Турции делала судебное
вмешательство неосуществимым.
b) О гарантиях
79. Правительство подчеркнуло, что и при отступлении от
обязательств по Конвенции национальная правовая система должна
сохранять достаточные гарантии для защиты прав человека.
Отступление от своих обязательств само по себе было строго
ограничено только теми мерами, которые были необходимы для борьбы
с терроризмом; максимальный срок предварительного задержания был
установлен законом, и предусматривалась необходимость получения
согласия прокурора на продление срока временного задержания
подозреваемого. Пытки запрещены статьей 243 Уголовного кодекса
(см. п. 24 выше), и статья 135 "а" предусматривает, что любое
заявление, сделанное под пыткой или в результате любой другой
формы недозволенного обращения, не может рассматриваться в
качестве доказательства.
80. Заявитель указал, что длительный срок содержания под
стражей без судебного контроля при отсутствии гарантий для защиты
заключенных облегчил применение пыток. Его пытали с особой силой
на третий и четвертый день содержания под стражей и оставляли
после этого под арестом, чтобы позволить ранам зажить; в течение
всего этого времени его лишали доступа к адвокату или врачу. Более
того, его держали с завязанными глазами во время допросов, что
означало, что он не мог опознать тех, кто пытал его. Из докладов
Международной амнистии ("Турция: политика отрицания", февраль,
1995), Европейской комиссии по предотвращению пыток и Комитета ООН
против пыток видно, что гарантии, содержащиеся в турецком
Уголовном кодексе, которые в любом случае недостаточны, постоянно
игнорировались в районах чрезвычайного положения.
81. Комиссия считает, что турецкая система предоставляет
недостаточные гарантии задержанным, она не обеспечивает, в
частности, безотлагательное обращение к такому средству правовой
защиты, как habeas corpus; не обеспечено правовой гарантией право
на обращение к адвокату, врачу, другу или родственнику. В таких
обстоятельствах, несмотря на серьезную террористическую угрозу на
юго-востоке Турции, действия, которые позволили содержать под
стражей по крайней мере 14 дней, без предоставления возможности
предстать перед судьей или другим должностным лицом,
осуществляющим судебные функции, превысили свободу усмотрения
Правительства и не могут рассматриваться как меры, строго
обусловленные чрезвычайностью обстоятельств.
82. В вышеупомянутом Решении по делу Браннигана и Макбрайда
(см. п. 68 выше) Суд признал, что в Северной Ирландии имелись
действительно эффективные гарантии, которые предоставляли
существенную защиту от произвола и содержания под стражей
incommunicado (в полной изоляции от внешнего мира). Например,
такое средство правовой защиты, как habeas corpus, обеспечивало
возможность проверки законности первоначального ареста и
содержания под стражей, имелось обеспечиваемое в законном порядке
абсолютное право обратиться к адвокату не позднее 48 часов после
ареста, задержанные также имели право сообщить родственнику или
другу о своем задержании, а также имели возможность обратиться к
врачу.
83. Суд считает, что в отличие от этого в данном деле
заявителю, который содержался под стражей в течение длительного
времени, не были предоставлены достаточные гарантии. В частности,
лишение его возможности обратиться к врачу, адвокату, родственнику
или другу и отсутствие реальной возможности предстать перед
судьей, чтобы проверить законность содержания под стражей,
означали, что он был оставлен исключительно на милость тех, кто
его задержал.
84. Суд принял во внимание безусловно серьезную проблему
терроризма на юго-востоке Турции и трудности, стоящие перед
государством по осуществлению эффективных мер против него. Однако
из этого не следует, что чрезвычайность положения вынуждала
задерживать заявителя по подозрению в участии в террористических
правонарушениях в течение четырнадцати дней или более и тайно
содержать под стражей incommunicado без возможности обращения к
судье или другому должностному лицу магистратуры.
4. Отвечает ли отступление Турции от обязательств
формальным требованиям статьи 15 п. 3
85. Никто из выступавших в Суде не оспаривал тот факт, что
заявление Турции об отступлении от обязательств соответствует
формальным требованиям статьи 15 п. 3, а именно информировать
Генерального секретаря Совета Европы о мерах, принятых в
отступление от обязательств по Конвенции, и об оправдывающих их
причинах.
86. Суд правомочен рассматривать этот вопрос по своему
усмотрению (см. вышеупомянутое Решение по делу Лоулесса, с. 55,
п. 23, и вышеупомянутое Решение по делу Ирландия против
Соединенного Королевства, с. 84, п. 223) и, в частности,
установить, содержало ли турецкое заявление об отступлении от
обязательств достаточно информации об оспариваемых действиях,
которые позволили содержать под стражей заявителя по крайней мере
четырнадцать дней без судебного контроля, чтобы требования
статьи 15 п. 3 оказались выполненными. Однако ввиду того, что
установленные обстоятельства дела указывают, что оспариваемая мера
не была вызвана исключительно чрезвычайностью ситуации (см. п. 84
выше), Суд не считает необходимым принимать решение по этому
вопросу.
5. Вывод
87. Суд считает, что имело место нарушение статьи 5 п. 3
Конвенции.
C. О предполагаемом отсутствии правовых средств защиты
88. Заявитель высказывал жалобу, что его лишили возможности
обратиться в суд в нарушение статьи 6 п. 1 Конвенции, которая
предусматривает:
"Каждый человек имеет право при определении его гражданских
прав... на справедливое и публичное разбирательство дела в
разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на
основании закона..."
Заявитель также утверждал, что ему было недоступно какое-либо
эффективное внутреннее средство правовой защиты, что противоречит
статье 13 Конвенции, которая гласит:
"Каждый человек, чьи права и свободы, признанные в настоящей
Конвенции, нарушены, имеет право на эффективные средства правовой
защиты перед государственным органом даже в том случае, если такое
нарушение совершено лицами, действовавшими в официальном
качестве".
89. Правительство возражало, что, поскольку заявитель никогда
и не пытался возбудить дело в суде, он не имеет права жаловаться,
что его лишили такой возможности. Далее оно настаивало на том, как
и ранее, выдвигая предварительные возражения (см. п. 41 - 45
выше), что ряд правовых средств защиты был доступен заявителю.
90. По словам заявителя, решение прокурора не возбуждать
уголовное дело сделало невозможным осуществление его гражданских
прав на возмещение вреда (см. п. 48 выше). По турецкому закону
гражданский процесс возможен в данной ситуации лишь тогда, когда в
результате уголовного преследования установлены факты и
идентифицированы нарушители. Без этого гражданский процесс не имел
шансов на успех. Кроме того, возможность получить возмещение вреда
за пытки представляет собой только часть мер, необходимых для
предоставления удовлетворения; это было бы неприемлемо, если бы
государство заявило, что оно выполнило свои обязательства, просто
предоставив компенсацию, так как это бы фактически позволяло
государствам платить за право пытать. Он утверждал, что средства
правовой защиты, необходимые для удовлетворения его иска в
соответствии с Конвенцией, либо не существуют даже в теории, либо
не работают эффективно на практике (см. п. 46 - 47 выше).
91. Комиссия признала, что была нарушена статья 6 п. 1 по тем
же основаниям, по которым она пришла к выводу о правоте заявителя
в контексте статьи 26 Конвенции (см. п. 50 выше). Принимая во
внимание данные обстоятельства, Комиссия не считает необходимым
рассматривать жалобу по статье 13.
1. Статья 6 пункт 1 Конвенции
92. Суд напоминает, что п. 1 статьи 6 говорит о "праве на
суд", при этом право обратиться в суд с гражданским иском
представляет собой только один из аспектов этого права
(см., например, Решение по делу "Святые монастыри" против Греции
от 9 декабря 1994 г. Серия A, т. 301-A, с. 36 - 37, п. 80). Нет
сомнения, что статья 6 п. 1 применима к гражданскому иску о
компенсации за плохое обращение со стороны государственных
должностных лиц (см., например, Решение по делу Томази, которое
упоминалось в п. 61 выше, с. 42, п. 121 - 122).
93. Суд отмечает, что заявитель не оспаривает тот факт, что
теоретически он мог бы возбудить гражданское дело о возмещении
вреда. Однако бездействие прокурора в вопросе о возбуждении
уголовного преследования на практике означало, что у него не было
шансов на успех в гражданском суде (см. п. 90 выше). Суд
напоминает, что из-за особых обстоятельств, которые существовали в
его деле (см. п. 57 выше), г-н Аксой даже не пытался обратиться в
гражданский суд. При данных обстоятельствах Суд не может
определить, мог ли этот суд рассматривать иск г-на Аксоя, если бы
он был предъявлен.
В любом случае Суд отмечает, что суть жалобы заявителя -
бездействие прокурора в вопросе о возбуждении уголовного
преследования (см. п. 90 выше). Далее Суд принимает во внимание
довод заявителя, что возможность получения компенсации за пытки
представляла бы собой только часть мер, необходимых для полного
возмещения вреда (см. также п. 90 выше).
94. По мнению Суда, исходя из данных обстоятельств будет более
подходящим рассматривать эту жалобу в рамках более общего
обязательства, которое статья 13 возлагает на государство, а
именно предоставлять эффективные средства правовой защиты при
нарушении прав и свобод, предусмотренных Конвенцией.
2. Статья 13 Конвенции
95. Суд отмечает, что статья 13 гарантирует существование в
национальном праве правовых средств, защищающих преимущественно
права и свободы, записанные в Конвенции. Поэтому требуется, чтобы
имелось правовое средство, позволяющее компетентному национальному
органу выяснить содержание претензии, основанной на Конвенции, и
предложить соответствующее возмещение, хотя государства -
участники и имеют определенную свободу действий в отношении
способов выполнения своих обязательств по статье 13
(см. вышеупомянутое Решение по делу Чахала, п. 62 выше,
с. 1867 - 1868, п. 145). Объем обязательства по статье 13
варьируется в зависимости от природы жалобы заявителя, основанной
на Конвенции (см. вышеупомянутое Решение по делу Чахала,
с. 1868 - 1869, п. 150 - 151). Тем не менее правовые средства,
требуемые статьей 13, должны быть юридически и практически
"эффективными" в том смысле, что возможность использовать их не
может быть неоправданно затруднена действиями или же бездействием
органов власти государства - ответчика.
96. Суд подчеркивает, что (см. п. 57 выше) его вывод о наличии
особых обстоятельств, освобождающих заявителя от обязанности
использовать внутренние средства правовой защиты, не означает, что
правовые средства на юго-востоке Турции неэффективны (см. mutatis
mutandis Решение по делу Акдивар и другие, которое упоминалось
выше в п. 38, с. 1213 - 1214, п. 77).
97. Суд так же, как и Комиссия, учитывает тот факт, что жертве
очень трудно доказать утверждения о пытках во время содержания под
стражей в полиции, если он был изолирован от окружающего мира, не
имея доступа к врачам, адвокатам, семье или друзьям, которые могли
бы оказать поддержку и собрать необходимые доказательства. Более
того, после подобного обращения у любого человека очень часто
могут быть ослаблены возможности и желание жаловаться.
98. Природа права, гарантированного статьей 3 Конвенции,
сказывается и на статье 13. Принимая во внимание особую значимость
запрета пыток (см. п. 62 выше) и особенно уязвимое положение жертв
пыток, статья 13, независимо от иных средств правовой защиты,
имеющихся в национальной системе права, накладывает на государство
обязательство проводить особо тщательное и эффективное
расследование случаев применения пыток.
В свете статьи 13 это означает, что если человек утверждает,
имея на то основания, что его пытали должностные лица, понятие
"эффективное средство" дополнительно к возмещению вреда требует
там, где это необходимо, тщательного и эффективного расследования,
которое обеспечивает действенный доступ потерпевшего к нему и
которое способно привести к выявлению и наказанию ответственных
лиц. Нужно признать, что в Конвенции не существует такой прямой
нормы, которую содержит статья 12 Конвенции ООН 1984 г. против
пыток и другого жестокого, бесчеловечного или унижающего
достоинство обращения или наказания; эта норма предписывает начать
"незамедлительное и беспристрастное" расследование там, где
имеются обоснованные причины полагать, что была применена пытка.
Однако, по мнению Суда, такое требование подразумевается в понятии
"эффективное средство" в смысле статьи 13 Европейской конвенции
(см. mutatis mutandis вышеупомянутое Решение по делу Серинга в
п. 62 выше, с. 34 - 35, п. 88).
99. По турецкому закону прокурор был обязан провести
расследование. Независимо от того, высказал ли г-н Аксой
достаточно ясно ему свою жалобу, он проигнорировал совершенно
очевидные имевшиеся доказательства того, что последнего пытали
(см. п. 56 выше). Однако расследования не последовало. Никаких
других доказательств того, что были приняты какие-либо иные меры,
не было представлено Суду, несмотря на осведомленность прокурора о
телесных повреждениях заявителя.
Более того, по мнению Суда, в обстоятельствах по делу г-на
Аксоя такое отношение со стороны государственного должностного
лица, чьей обязанностью является расследование уголовных
правонарушений, равносильно подрыву эффективности любых других
средств правовой защиты, которые могли бы существовать.
100. Соответственно, ввиду, в частности, отсутствия
какого-либо расследования, Суд признает, что заявителя лишили
эффективного средства правовой защиты в отношении его утверждения
о пытках.
Из сказанного следует вывод, что имело место нарушение
статьи 13 Конвенции.
D. О предполагаемом нарушении статьи 25 п. 1 Конвенции
101. Заявитель утверждал, что имело место вмешательство в его
право на обращение в органы Конвенции, предусмотренное статьей 25
п. 1, которая гласит:
"Комиссия может принимать жалобы, направленные в адрес
Генерального секретаря Совета Европы, от любого лица, любой
неправительственной организации или любой группы частных лиц,
которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из
Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей
Конвенции, при условии, что Высокая Договаривающаяся Сторона, на
которую подана жалоба, заявила, что она признает компетенцию
Комиссии принимать такие жалобы. Те из Высоких Договаривающихся
Сторон, которые сделали такое заявление, обязуются никоим образом
не препятствовать эффективному осуществлению этого права".
102. Необходимо напомнить, что г-н Аксой был убит 16 апреля
1994 г.; по словам его родственников, это был прямой результат его
намерений не отказываться от рассмотрения его дела в Комиссии. По
их свидетельству, ему угрожали смертью, чтобы заставить отозвать
свою жалобу, направленную в Комиссию, последняя угроза была
сделана по телефону 14 апреля 1994 г. (см. п. 22 выше).
103. Правительство, однако, отрицало попытки помешать
заявителю подать жалобу в Комиссию. Оно утверждало, что г-н Аксой
был убит при сведении счетов между соперничающими группировками
КРП, и подозреваемому было предъявлено обвинение в этом убийстве
г-на Аксоя (см. п. 22 выше).
104. Комиссия была глубоко обеспокоена смертью г-на Аксоя и
утверждением, что она была связана с его жалобой, поданной в
Страсбург. Однако у нее нет никаких доказательств, на которых она
могла бы основывать свой вывод относительно справедливости
приведенных утверждений или о том, кто ответствен за это убийство.
105. Суд еще раз подчеркивает, что для эффективности механизма
подачи индивидуальных жалоб по статье 25 Конвенции чрезвычайно
важно, чтобы заявители или потенциальные заявители могли бы
свободно общаться с Комиссией без какого-либо давления со стороны
государственных властей с целью заставить их отозвать или изменить
свои жалобы (см. Решение по делу Акдивар и другие, которое
упоминалось выше в п. 38, с. 1219, п. 105).
106. При этом в данном деле Комиссии не удалось найти никаких
доказательств, указывающих на то, что смерть г-на Аксоя была
связана с его жалобой или что государственные власти ответственны
за вмешательство путем угроз или запугивания в его права в
соответствии с п. 1 статьи 25, и никаких новых доказательств Суду
предъявлено не было.
Поэтому Суд не находит нарушения статьи 25 п. 1 Конвенции.
E. О предполагаемой административной
практике нарушения Конвенции
107. Заявитель дополнительно просил Суд признать, что
статья 3, статья 5 п. 3, статья 6 п. 1 и статья 25 п. 1 регулярно
нарушаются в юго-восточной Турции при терпимом отношении к этому
со стороны высоких должностных лиц. Из чего следует, что Суд
должен признать наличие особо тяжких нарушений Конвенции.
108. Ссылаясь на доклады вышеназванных организаций (см. п. 46
выше), он утверждал, что пытки, применяемые в полиции, были широко
распространены в Турции и что это продолжалось годами.
Государственные власти осведомлены об этой проблеме, но
предпочитали не соблюдать рекомендуемых гарантий.
Более того, жертвы пыток и других нарушений прав человека
были, как правило, лишены возможности использовать средства
судебной защиты в нарушение статьи 6 п. 1 и статьи 13 Конвенции,
подвергались угрозам, преследованиям и насилию, если они пытались
обратиться с жалобами в органы Страсбурга, что нарушает
статью 25 п. 1.
И последнее, так как национальное законодательство разрешает
задерживать подозреваемых в течение длительного периода времени в
нарушение статьи 5 п. 3, это является доказательством
административной практики нарушения данной правовой нормы.
109. Суд придерживается мнения, что доказательства,
установленные Комиссией, недостаточны для того, чтобы прийти к
заключению относительно существования административной практики
нарушения вышеназванных статей Конвенции.
F. Применение статьи 50 Конвенции
110. В соответствии со статьей 50 Конвенции:
"Если Суд установит, что решение или мера, принятые судебными
или иными властями Высокой Договаривающейся Стороны, полностью или
частично противоречат обязательствам, вытекающим из настоящей
Конвенции, а также если внутреннее право упомянутой Стороны
допускает лишь частичное возмещение последствий такого решения или
такой меры, то решением Суда, если в этом есть необходимость,
предусматривается справедливое возмещение потерпевшей стороне".
111. Заявитель предъявил требования о возмещении материального
ущерба, вызванного содержанием под стражей и пыткой, включая
расходы на лечение на сумму 16635000 турецких лир и утрату
заработка в сумме 40 фунтов стерлингов.
Кроме того, он требовал компенсации морального вреда в сумме
25000 фунтов стерлингов, которая, как он утверждал, должна
возрасти еще на 25000 фунтов, если Суд признает особо тяжкие
нарушения Конвенции при наличии административной практики.
Он также требовал возмещения его судебных расходов и издержек,
которые достигали 20710 фунтов стерлингов.
112. Правительство не высказало никаких замечаний ни в
памятной записке, ни во время слушаний в Суде относительно данных
требований.
1. Ущерб
113. Ввиду чрезвычайно серьезных нарушений Конвенции, которые
испытал на себе г-н Зеки Аксой, и тревоги и страданий, которые эти
нарушения причинили его отцу, продолжавшему заниматься жалобой
сына после смерти последнего (см. п. 3 выше), Суд постановил
присудить требуемую компенсацию как материального, так и
морального ущерба в полном объеме. В сумме эта компенсация
составит 4283450000 (четыре миллиарда двести восемьдесят три
миллиона четыреста пятьдесят тысяч) турецких лир (по обменному
курсу на дату принятия данного Судебного решения).
2. Расходы и издержки
114. Суд считает, что требования заявителя о расходах и
издержках обоснованны, и присуждает компенсацию в полном объеме за
вычетом сумм, полученных в качестве юридической помощи от Совета
Европы.
3. Проценты за просрочку
115. Что касается суммы, присужденной в турецких лирах,
проценты по неуплате должны составить 30% в год, что по
информации, имеющейся в Суде, является официальной процентной
ставкой в Турции на дату принятия данного Судебного решения.
Так как оплата расходов и издержек должна быть сделана в
фунтах стерлингов, Суд считает, что проценты составят 8% в год,
что в соответствии с имеющейся информацией является официальной
ставкой, применяемой в Англии и Уэльсе на дату принятия данного
Решения.
ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ СУД
1. Отклонил восьмью голосами против одного предварительные
возражения относительно исчерпания внутренних средств правовой
защиты;
2. Постановил восьмью голосами против одного, что имело место
нарушение статьи 3 Конвенции;
3. Постановил восьмью голосами против одного, что имело место
нарушение статьи 5 п. 3 Конвенции;
4. Постановил восьмью голосами против одного, что нет
необходимости рассматривать жалобу заявителя по статье 6 п. 1
Конвенции;
5. Постановил восьмью голосами против одного, что имело место
нарушение статьи 13 Конвенции;
6. Постановил единогласно, что не было установлено нарушения
статьи 25 п. 1 Конвенции;
7. Постановил восьмью голосами против одного
a) что государство - ответчик должно заплатить заявителю не
позднее, чем через три месяца в качестве компенсации материального
и морального ущерба 4283450000 (четыре миллиарда двести
восемьдесят три миллиона четыреста пятьдесят тысяч) турецких лир;
b) что государство - ответчик должно заплатить заявителю не
позднее чем через три месяца в качестве компенсации расходов и
издержек 20710 (двадцать тысяч семьсот десять) фунтов стерлингов
за вычетом 12515 (двенадцать тысяч пятьсот пятнадцать) французских
франков, конвертированных в фунты стерлингов по обменному курсу на
дату принятия данного Решения;
c) что простые проценты по следующим годовым процентным
ставкам должны быть заплачены по истечении вышеуказанных трех
месяцев вплоть до полного выполнения обязательств:
i) 30% в отношении сумм, присужденных в турецких лирах;
ii) 8% в отношении сумм, присужденных в фунтах стерлингов.
Совершено на английском и французском языках и оглашено во
Дворце прав человека в Страсбурге 18 декабря 1996 г.
Председатель
Рольф РИССДАЛ
Грефье
Герберт ПЕТЦОЛЬД
В соответствии со статьей 51 п. 1 Конвенции и статьей 53 п. 2
Регламента Суда А к настоящему Решению прилагаются отдельные
мнения судей.
ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ ДЕ МЕЙЕРА
Хотя я согласен с большей частью Судебного решения, я не
согласен с точкой зрения большинства в Комиссии в отношении
статьи 6 п. 1 и статьи 13.
В данном деле Суд должен был сначала вынести решение по
предварительному возражению о неисчерпании внутренних средств
правовой защиты. Из доводов по этому вопросу, содержащихся в
п. 51 - 57 данного Решения, становится ясно, что в случае с
заявителем эти средства правовой защиты были чисто теоретическими.
Это предполагает нарушение статьи 13, что затем ясно высказано,
хотя и в других терминах, в п. 95 - 100 данного Решения. Таким
образом, в данном деле ясно видна связь между статьями 13 и 26
(см. п. 51 Решения).
Однако доводы также подразумевают a fortiori, что право
заявителя на обращение в суд не было эффективно гарантировано
(см. п. 54, 56 Решения).
Из этого следует, что из решения, которое мы приняли по
предварительному возражению, мы должны были признать как
логическое продолжение, что имело место нарушение статьи 6 п. 1 и
статьи 13.
Было бы резонно отметить, что из рассуждений, сформулированных
в п. 51 - 57 данного Решения, ясно, что в данных обстоятельствах
заявитель не получил эффективных внутренних средств правовой
защиты и не имел возможности осуществить свое право на обращение в
суд.
ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ ГЕЛЬКЮКЛЮ
1. Что касается субсидиарного характера системы защиты,
учрежденной Европейской конвенцией по правам человека, и ее
прямого следствия - необходимости исчерпания внутренних средств
правовой защиты, я ссылаюсь на мое особое мнение по делу Акдивар и
другие против Турции (см. Решение от 16 сентября 1996 г.).
2. Я бы отметил, что статья 17 турецкой Конституции является
буквальным переводом статьи 13 Европейской конвенции по правам
человека и что пытки и плохое обращение влекут за собой суровое
наказание в соответствии с турецким Уголовным кодексом (ст. 243 и
245) (уголовно-правовое средство судебной защиты).
3. Как гражданские правонарушения (недозволенные действия),
пытки и плохое обращение открывают возможность для судебного иска
о компенсации материального и морального ущерба (гражданский иск
или административное производство в зависимости от статуса
нарушителя).
4. Уголовное преследование возбуждается органами прокуратуры
по их собственному усмотрению или в результате подачи жалобы и
должно быть начато в обязательном порядке, если имеется достаточно
указаний на то, что преступление имело место.
5. По турецкому законодательству эти три средства правовой
защиты доступны в равной степени по всей стране любому человеку,
который утверждает, что он является жертвой пыток или плохого
обращения.
6. Что касается вопроса эффективности и действенности
вышеназванных средств правовой защиты, то у меня нет и тени
сомнения. В связи с этим я снова ссылаюсь на мое особое мнение по
делу Акдивар и другие против Турции. Государство - ответчик и в
том, и в данном деле предоставило в первую очередь в Комиссию и
затем в Европейский суд - как в своей памятной записке, так и на
публичных слушаниях - десятки решений судов первой инстанции либо
верховных судов, таких как Кассационный суд или Верховный
административный суд.
7. Большинство из этих судебных решений касается дел в
юго-восточной Турции, где совершаются акты терроризма и где
произошел данный случай. Следующие примеры дают краткое
представление о некоторых из этих решений.
2-е отделение Верховного административного суда - Решение от
23 марта 1994 г.
Верховный административный суд, проводя предусмотренную
законом проверку решения прекратить судопроизводство,
осуществляемое административным советом провинции Малатия,
постановил, что уголовное судопроизводство по статье 245
Уголовного кодекса (плохое обращение, использование насилия
государственным должностным лицом, уполномоченным применять силу в
соответствии с законом) должно быть начато против обвиняемых,
четверых полицейских из полиции безопасности Малатии, которые, как
утверждается, избили подозреваемого во время допроса.
Другое Решение Верховного административного суда по такому же
вопросу (Решение от 7 октября 1993 г.) касалось провинции Адияман.
Оба эти района (Малатия и Адияман) расположены на юго-востоке
Турции.
8-е криминальное отделение Кассационного суда - Решение от
16 декабря 1987 г.
Обвиняемые были приговорены к 4 годам 5 месяцам и 10 дням
тюремного заключения за смерть, вызванную применением пытки
(статьи 452/1 и 243/1-2 Уголовного кодекса).
Кассационный суд поддержал эти приговоры, вынесенные первым
отделением суда присяжных Мардина (в юго-восточной Турции).
8-е криминальное отделение Кассационного суда - Решение от
25 сентября 1991 г.
8-е отделение суда присяжных Анкары приговорило обвиняемых к
4 годам и 2 месяцам тюремного заключения и запретило им занимать
государственные посты в течение 2 месяцев и 15 дней за плохое
обращение с целью добиться признания.
Кассационный суд постановил, что, как говорится в документах,
доклады экспертов создали достаточную основу для решения суда
низшей инстанции. Однако он его отменил на основании технической
ошибки, заявив, что суд применил минимальную меру наказания,
поскольку он основывал свои расчеты на назначении минимальной меры
наказания.
Обвиняемый был приговорен к 4 годам 5 месяцам и 10 дням
тюремного заключения за лишение жизни заключенного. Этот приговор,
оглашенный 6-м отделением суда присяжных Стамбула, был основан на
обвинении в нанесении телесных повреждений, повлекших за собой
смерть (ст. 452.1 Уголовного кодекса). Кассационный суд поддержал
приговор, но посчитал, что необходимо применить статью 243 в связи
со смертью, последовавшей в результате применения пыток.
8. Несмотря на существование трех средств правовой защиты, о
которых я уже говорил выше, заявитель не воспользовался ни одним
из них, но только подал жалобу в Комиссию через Лондон. Он даже не
обратился с жалобой к соответствующим властям - первый шаг,
который каждый обязан сделать, когда он утверждает, что является
жертвой чего-либо вообще.
9. Я не могу согласиться с мнением большинства, основанным на
не подтвержденных утверждениях заявителя о том, что турецкие суды
в данном регионе не предоставляли защиты, когда действия, о
которых подана жалоба, были совершены служащими сил безопасности,
а именно что эффективность внутренних средств правовой защиты была
сомнительной. Я считаю, что "там, где есть сомнения", внутренние
средства правовой защиты должны быть использованы (Решение от
14 марта 1985 г. по делу Ф. Гарсия против Швейцарии, жалоба
N 10148/82, D.R. 42, с. 99). А заявитель не сделал ничего
подобного.
10. Как справедливо заметил в своем особом мнении по
вышеуказанному делу Акдивар и другие против Турции судья Готчев в
связи с правилом об исчерпании внутренних средств правовой защиты,
чтобы прийти к такому заключению после того, как
государство - ответчик продемонстрировало существование внутренних
средств правовой защиты, обязанность по предоставлению
доказательств (еще раз) ложится на заявителя; он должен доказать,
что власти в этом районе страны сделали все его попытки привести в
движение соответствующую судебную процедуру тщетными. Заявитель не
предоставил никаких свидетельств в этом отношении.
11. Более того, в данном деле ряд обстоятельств вызвал спор
между сторонами. Заявитель утверждал, что он сообщил органам
прокуратуры о плохом обращении с ним во время содержания под
стражей в полиции, в то время как государство - ответчик отрицало
этот факт и предоставило доказательства в пользу своего
утверждения. Суд на основании этого невыясненного обстоятельства
дела, а именно утверждения о бездействии органов прокуратуры, не
приведших в действие процедуру уголовного преследования, заключил,
что уголовно-правовое средство защиты было неэффективным.
12. Независимо от того факта, что в турецком законе имеются
процессуальные нормы, в силу чего органы прокуратуры обязаны
возбуждать уголовное судопроизводство, кто еще, если не
национальные власти, мог бы прояснить это обстоятельство, которое
является решающим для исхода дела? Только по одной этой причине
жалоба заявителя в первую очередь должна быть подана в турецкие
суды с тем, чтобы можно было установить, были ли внутренние
средства правовой защиты эффективными.
13. Поэтому, так как требования статьи 26 Конвенции не были
удовлетворены, Суд должен был поддержать предварительные
возражения Правительства относительно исчерпания внутренних
средств правовой защиты.
14. Вышеизложенные рассуждения освобождают меня от
рассмотрения существа дела.
EUROPEAN COURT OF HUMAN RIGHTS
CASE OF AKSOY v. TURKEY
JUDGMENT
(Strasbourg, 18.XII.1996)
In the case of Aksoy v. Turkey <1>,
The European Court of Human Rights, sitting, in accordance
with Article 43 (art. 43) of the Convention for the Protection of
Human Rights and Fundamental Freedoms ("the Convention") and the
relevant provisions of Rules of Court A <2>, as a Chamber composed
of the following judges:
--------------------------------
Notes by the Registrar
<1> The case is numbered 100/1995/606/694. The first number is
the case's position on the list of cases referred to the Court in
the relevant year (second number). The last two numbers indicate
the case's position on the list of cases referred to the Court
since its creation and on the list of the corresponding
originating applications to the Commission.
<2> Rules A apply to all cases referred to the Court before
the entry into force of Protocol No. 9 (P9) (1 October 1994) and
thereafter only to cases concerning States not bound by that
Protocol (P9). They correspond to the Rules that came into force
on 1 January 1983, as amended several times subsequently.
Mr R. Ryssdal, President,
Mr {Thor Vilhjalmsson} <*>,
Mr {F. Golcuklu},
Mr L.-E. Pettiti,
Mr J. De Meyer,
Mr J.M. Morenilla,
Mr A.B. Baka,
Mr J. Makarczyk,
Mr U. Lohmus,
and also of Mr H. Petzold, Registrar, and Mr P.J. Mahoney,
Deputy Registrar,
--------------------------------
<*> Здесь и далее по тексту слова на национальном языке
набраны латинским шрифтом и выделены фигурными скобками.
Having deliberated in private on 27 April, 24 October and 26
November 1996,
Delivers the following judgment, which was adopted on the
last-mentioned date:
PROCEDURE
1. The case was referred to the Court on 4 December 1995 by
the Government of Turkey ("the Government") and on 12 December
1995 by the European Commission of Human Rights ("the
Commission"), within the three-month period laid down by
Article 32 para. 1 and Article 47 of the Convention (art. 32-1,
art. 47). It originated in an application (no. 21987/93) against
the Republic of Turkey lodged with the Commission under Article 25
(art. 25) on 20 May 1993 by Mr Zeki Aksoy, a Turkish citizen.
The Government's application referred to Article 48 (art. 48);
the Commission's request referred to Articles 44 and 48 (art. 44,
art. 48) and to the declaration whereby Turkey recognised the
compulsory jurisdiction of the Court (Article 46) (art. 46). The
object of the request and of the application was to obtain a
decision as to whether the facts of the case disclosed a breach by
the respondent State of its obligations under Articles 3, 5
para. 3, 6 para. 1 and 13 of the Convention (art. 3, art. 5-3,
art. 6-1, art. 13).
2. On 16 April 1994 the applicant was shot and killed. On
20 April 1994 his representatives informed the Commission that his
father wished to continue with the case.
3. In response to the enquiry made in accordance with Rule 33
para. 3 (d) of Rules of Court A, the applicant's father (who
shall, henceforward, also be referred to as "the applicant")
stated that he wished to take part in the proceedings and
designated the lawyers who would represent him.
On 26 March 1996 the President granted leave, pursuant to
Rule 30 para. 1, to Ms {Francoise Hampson}, a Reader in Law at the
University of Essex, to act as the applicant's representative.
4. The Chamber to be constituted included ex officio
Mr {F. Golcuklu}, the elected judge of Turkish nationality
(Article 43 of the Convention) (art. 43), and Mr R. Ryssdal, the
President of the Court (Rule 21 para. 3 (b)). On 5 December 1995,
in the presence of the Registrar, the President drew by lot the
names of the other seven members, namely Mr L.-E. Pettiti,
Mr J. De Meyer, Mr J.M. Morenilla, Mr F. Bigi, Mr A.B. Baka,
Mr J. Makarczyk and Mr U. Lohmus (Article 43 in fine of the
Convention and Rule 21 para. 5) (art. 43). Following the death of
Mr Bigi, Mr {Thor Vilhjalmsson}, the first substitute, became a
member of the Chamber.
5. As President of the Chamber (Rule 21 para. 6), Mr Ryssdal,
acting through the Registrar, consulted the Agent of the
Government, the applicant's lawyers and the Delegate of the
Commission on the organisation of the proceedings (Rules 37
para. 1 and 38). Pursuant to the order made in consequence, the
Registrar received the applicant's memorial on 7 March 1996 and
the Government's memorial on 15 March 1996.
6. In accordance with the President's decision, the hearing
took place in public in the Human Rights Building, Strasbourg, on
26 April 1996. The Court had held a preparatory meeting
beforehand.
There appeared before the Court:
(a) for the Government
Mr {B. Caglar}, Ministry of Foreign Affairs, Agent,
Ms {D. Akcay},
Mr {T. Ozkarol},
Mr A. Kurudal,
Mr F. Erdogan,
Mr O. Sever,
Ms {M. Gulsen}, Counsel;
(b) for the Commission
Mr H. Danelius, Delegate;
(c) for the applicant
Ms F. Hampson, University of Essex,
Mr K. Boyle, Barrister-at-Law, Counsel,
Mr K. Yildiz,
Mr T. Fisher,
Ms A. Reidy, Advisers.
The Court heard addresses by Mr Danelius, Ms Hampson,
Mr {Caglar} and Ms {Akcay}.
AS TO THE FACTS
I. Circumstances of the case
A. The applicant
7. The applicant, Mr Zeki Aksoy, was a Turkish citizen who, at
the time of the events in question, lived in Mardin, Kiziltepe, in
South-East Turkey, where he was a metal worker. He was born in
1963 and was shot and killed on 16 April 1994. Since then, his
father has indicated that he wishes to pursue the case (see
paragraph 3 above).
B. The situation in the South-East of Turkey
8. Since approximately 1985, serious disturbances have raged
in the South-East of Turkey between the security forces and the
members of the PKK (Workers' Party of Kurdistan). This
confrontation has so far, according to the Government, claimed the
lives of 4,036 civilians and 3,884 members of the security forces.
9. At the time of the Court's consideration of the case, ten
of the eleven provinces of south-eastern Turkey had since 1987
been subjected to emergency rule.
C. The detention of the applicant
10. The facts in the case are in dispute.
11. According to the applicant, he was taken into custody on
24 November 1992, between 11 p.m. and midnight. Approximately
twenty policemen had come to his home, accompanied by a detainee
called Metin who, allegedly, had identified the applicant as a
member of the PKK, although Mr Aksoy told the police that he did
not know Metin.
12. The Government submitted that the applicant was arrested
and taken into custody on 26 November 1992 at around 8.30 a.m.,
together with thirteen others, on suspicion of aiding and abetting
PKK terrorists, being a member of the Kiziltepe branch of the PKK
and distributing PKK tracts.
13. The applicant stated that he was taken to Kiziltepe
Security Headquarters. After one night, he was transferred to
Mardin Antiterrorist Headquarters.
He was allegedly detained, with two others, in a cell
measuring approximately 1.5 x 3 metres, with one bed and a
blanket, but no pillow. He was provided with two meals a day.
14. He was interrogated about whether he knew Metin (the man
who had identified him). He claimed to have been told: "If you
don't know him now, you will know him under torture."
According to the applicant, on the second day of his detention
he was stripped naked, his hands were tied behind his back and he
was strung up by his arms in the form of torture known as
"Palestinian hanging". While he was hanging, the police connected
electrodes to his genitals and threw water over him while they
electrocuted him. He was kept blindfolded during this torture,
which continued for approximately thirty-five minutes.
During the next two days, he was allegedly beaten repeatedly
at intervals of two hours or half an hour, without being
suspended. The torture continued for four days, the first two
being very intensive.
15. He claimed that, as a result of the torture, he lost the
movement of his arms and hands. His interrogators ordered him to
make movements to restore the control of his hands. He asked to
see a doctor, but was refused permission.
16. On 8 December 1992 the applicant was seen by a doctor in
the medical service of the sub-prefecture. A medical report was
prepared, stating in a single sentence that the applicant bore no
traces of blows or violence. According to Mr Aksoy, the doctor
asked how his arms had been injured and was told by a police
officer that he had had an accident. The doctor then commented,
mockingly, that everyone who came there seemed to have an
accident.
17. The Government submitted that there were fundamental
doubts as to whether the applicant had been ill-treated while in
police custody.
18. On 10 December 1992, immediately before his release, Mr
Aksoy was brought before the Mardin public prosecutor.
According to the Government, he was able to sign a statement
denying any involvement with the PKK and made no complaint about
having been tortured.
The applicant, however, submitted that he was shown a
statement for signature, but said that its contents were untrue.
The prosecutor insisted he sign it but Mr Aksoy told him that he
could not because he could not move his hands.
D. Events on the applicant's release
19. Mr Aksoy was released on 10 December 1992. He was admitted
to Dicle University Medical Faculty Hospital on 15 December 1992,
where he was diagnosed as suffering from bilateral radial
paralysis (that is, paralysis of both arms caused by nerve damage
in the upper arms). He told the doctor who treated him that he had
been in custody and strung up with his arms tied behind his back.
He remained at the hospital until 31 December 1992 when,
according to the Government, he left without having been properly
discharged, taking his medical file with him.
20. On 21 December 1992, the public prosecutor decided that
there were no grounds to institute criminal proceedings against
the applicant, although eleven of the others detained with him
were charged.
21. No criminal or civil proceedings have been brought in the
Turkish courts in relation to the alleged ill-treatment of the
applicant.
E. The death of the applicant
22. Mr Aksoy was shot dead on 16 April 1994.
According to his representatives, he had been threatened with
death in order to make him withdraw his application to the
Commission, the last threat being made by telephone on 14 April
1994, and his murder was a direct result of his persisting with
the application.
The Government, however, submitted that his killing was a
settling of scores between quarrelling PKK factions.
A suspect, allegedly a member of the PKK, has been charged
with the murder.
6. The Commission's findings of fact
23. Delegates of the Commission heard evidence from witnesses
in the case in Diyarbakir between 13 and 14 March 1995 and in
Ankara between 12 and 14 April 1995, in the presence of
representatives from both sides who were able to cross-examine the
witnesses. In addition, the Commission heard oral submissions on
admissibility and the merits at hearings in Strasbourg on
18 October 1994 and 3 July 1995.
After evaluating the oral and documentary evidence, the
Commission came to the following conclusions with regard to the
facts:
(a) It was not possible to make a definite finding as to the
date on which Mr Aksoy was arrested, although this clearly took
place no later than 26 November 1992. He was released on
10 December 1992, therefore he was detained for at least fourteen
days.
(b) On 15 December 1992 he was admitted to hospital and was
diagnosed with bilateral radial paralysis. He left hospital on
31 December 1992 on his own initiative, without having been
properly discharged.
(c) There was no evidence that he had suffered any disability
prior to his arrest, nor any evidence of any untoward incident
during the five days between his release from police custody and
his admission to hospital.
(d) The Commission noted that the medical evidence indicated
that the applicant's injuries could have had various causes, but
one of these could have been the trauma suffered by a person who
had been strung up by his arms. Moreover, radial paralysis
affecting both arms was apparently not a common condition,
although it was consistent with the form of ill-treatment known as
"Palestinian hanging".
(e) The delegates heard evidence from one of the policemen who
had interrogated Mr Aksoy and from the public prosecutor who saw
him prior to his release; both claimed that it was inconceivable
that he could have been ill-treated in any way. The Commission
found this evidence unconvincing, since it gave the impression
that the two public officers were not prepared even to consider
the possibility of ill-treatment occurring at the hands of the
police.
(f) The Government offered no alternative explanation for Mr
Aksoy's injuries.
(g) There was insufficient evidence to enable any conclusions
to be drawn with regard to the applicant's other allegations of
ill-treatment by electric shocks and beatings. However, it did
seem clear that he had been detained in a small cell with two
other people, all of whom had had to share a single bed and
blanket, and that he had been kept blindfolded during
interrogation.
II. Relevant domestic law and practice
A. Criminal-law provisions against torture
24. The Turkish Criminal Code makes it an offence for a
government employee to subject someone to torture or ill-treatment
(Article 243 in respect of torture, and Article 245 in respect of
ill-treatment).
25. Article 8 of Decree no. 430 of 16 December 1990 provides
as follows:
"No criminal, financial or legal responsibility may be claimed
against the State of Emergency Regional Governor or a Provincial
Governor within a state of emergency region in respect of their
decisions or acts connected with the exercise of the powers
entrusted to them by this decree, and no application shall be made
to any judicial authority to this end. This is without prejudice
to the rights of an individual to claim indemnity from the State
for damage suffered by them without justification."
26. Prosecutors are under a duty to investigate allegations of
serious offences which come to their attention, even if no
complaint is made. However, in the state of emergency region, the
investigation of criminal offences by members of the
administration is taken up by local administrative councils,
composed of civil servants. These councils are also empowered to
decide whether or not to bring a prosecution, subject to an
automatic judicial review before the Supreme Administrative Court
in cases where they decide not to prosecute (Legislative Decree
no. 285).
B. Administrative law remedies
27. Article 125 of the Turkish Constitution provides as
follows:
"All acts or decisions of the administration are subject to
judicial review ...
The administration shall be liable to indemnify any damage
caused by its own acts and measures."
By virtue of this provision, the State is liable to indemnify
any person who can prove that he has suffered damage in
circumstances where the State has failed in its duty to safeguard
individual life and property.
C. Civil proceedings
28. Any illegal act which causes damage committed by a civil
servant (except the regional or district prefects in the state of
emergency region) may be the subject of a claim for compensation
before the ordinary civil courts.
D. The law relating to detention in police custody
29. Pursuant to Article 128 of the Code of Criminal Procedure,
a person arrested and detained shall be brought before a justice
of the peace within twenty-four hours. This period may be extended
to four days when the individual is detained in connection with a
collective offence.
The permissible periods of detention without judicial control
are longer in relation to proceedings before the State security
courts. In such a case, it is possible to detain a suspect for a
period of forty-eight hours in connection with an individual
offence, and fifteen days in connection with a collective offence
(section 30 of Law no. 3842 of 1 December 1992, re-enacting
Article 11 of Decree having the force of law no. 285 of 10 July
1987).
In the region under emergency rule, however, a person arrested
in connection with proceedings before the State security courts
may be detained for four days in the case of individual offences
and thirty days in the case of collective offences before being
brought before a magistrate (ibid., re-enacting section 26 of Law
no. 2935 of 25 October 1983).
30. Article 19 of the Turkish Constitution gives to a detained
person the right to have the lawfulness of his detention reviewed,
on application to the court with jurisdiction over his case.
E. The Turkish derogation from Article 5
of the Convention (art. 5)
31. In a letter dated 6 August 1990, the Permanent
Representative of Turkey to the Council of Europe informed the
Secretary General of the Council of Europe that:
"The Republic of Turkey is exposed to threats to its national
security in South East Anatolia which have steadily grown in scope
and intensity over the last months so as to amount to a threat to
the life of the nation in the meaning of Article 15 of the
Convention (art. 15).
During 1989, 136 civilians and 153 members of the security
forces have been killed by acts of terrorists, acting partly out
of foreign bases. Since the beginning of 1990 only, the numbers
are 125 civilians and 96 members of the security forces.
The threat to national security is predominantly occurring in
provinces [i.e. Elazig, {Bingol}, Tunceli, Van, Diyarbakir,
Mardin, Siirt, {Hakkari}, Batman and Sirnak] of South East
Anatolia and partly also in adjacent provinces.
Because of the intensity and variety of terrorist actions and
in order to cope with such actions, the Government has not only to
use its security forces but also take steps appropriate to cope
with a campaign of harmful disinformation of the public, partly
emerging from other parts of the Republic of Turkey or even from
abroad and with abuses of trade-union rights.
To this end, the Government of Turkey, acting in conformity
with Article 121 of the Turkish Constitution, has promulgated on
May 10, 1990 the decrees with force of law nos. 424 and 425. These
decrees may in part result in derogating from rights enshrined in
the following provisions of the European Convention for Human
Rights and Fundamental Freedoms: Articles 5, 6, 8, 10, 11 and 13
(art. 5, art. 6, art. 8, art. 10, art. 11, art. 13). A descriptive
summary of the new measures is attached hereto. The issue of their
compatibility with the Turkish Constitution is currently pending
before the Constitutional Court of Turkey.
The Government of Turkey will inform the Secretary General of
the Council of Europe when the measures referred to above have
ceased to operate.
This notification is given pursuant to Article 15 (art. 15) of
the European Convention of Human Rights."
Attached to this letter was a "descriptive summary of the
content of the Decrees which have the force of law nos. 424 and
425". The only measure therein described relating to Article 5 of
the Convention (art. 5) was as follows:
"The Governor of the state of emergency region can order
persons who continuously violate the general security and public
order, to settle at a place to be specified by the Minister of the
Interior outside the state of emergency region for a period which
shall not exceed the duration of the state of emergency ..."
32. By a letter of 3 January 1991 the Permanent Representative
of Turkey informed the Secretary General that Decree no. 430 had
been enacted, which limited the powers previously afforded to the
Governor of the state of emergency region under Decrees nos. 424
and 425.
33. On 5 May 1992 the Permanent Representative wrote to the
Secretary General that:
"As most of the measures described in the decrees which have
the force of Law nos. 425 and 430 that might result in derogating
from rights guaranteed by Articles 5, 6, 8, 10, 11 and 13 of the
Convention (art. 5, art. 6, art. 8, art. 10, art. 11, art. 13) are
no longer being implemented, I hereby inform you that the Republic
of Turkey limits henceforward the scope of its Notice of
Derogation with respect to Article 5 of the Convention (art. 5)
only. The Derogation with respect to Articles 6, 8, 10, 11 and 13
of the Convention (art. 6, art. 8, art. 10, art. 11, art. 13) is
no longer in effect; consequently, the corresponding reference to
these Articles (art. 6, art. 8, art. 10, art. 11, art. 13) is
hereby deleted from the said Notice of Derogation."
PROCEEDINGS BEFORE THE COMMISSION
34. In his application of 20 May 1993 (no. 21987/93) to the
Commission, Mr Aksoy complained that he had been subjected to
treatment contrary to Article 3 of the Convention (art. 3) during
his detention in police custody in November/December 1992; that,
during the course of his detention, he was not brought before a
judge or other authorised officer in violation of Article 5
para. 3 (art. 5-3); and that he was not provided with the
opportunity to bring proceedings against those responsible for his
ill-treatment, in violation of Articles 6 para. 1 and 13
(art. 6-1, art. 13).
Following Mr Aksoy's death on 16 April 1994, his
representatives alleged that the killing was a direct result of
his application to the Commission and was an interference with his
right of individual petition under Article 25 of the Convention
(art. 25).
35. The Commission declared the application admissible on
19 October 1994. In its report of 23 October 1995 (Article 31)
(art. 31), it expressed the opinion, by fifteen votes to one, that
there had been a violation of Article 3 (art. 3) and that there
had been a violation of Article 5 para. 3 (art. 5-3); by thirteen
votes to three, that there had been a violation of Article 6
para. 1 (art. 6-1) and that no separate issue arose under
Article 13 (art. 13); and, unanimously, that no further action
need be taken in respect of the alleged interference with the
effective exercise of the right of individual petition under
Article 25 (art. 25).
The full text of the Commission's opinion and of the two
separate opinions contained in the report is reproduced as an
annex to this judgment <3>.
--------------------------------
Note by the Registrar
<3> For practical reasons this annex will appear only with the
printed version of the judgment (in Reports of Judgments and
Decisions 1996-VI), but a copy of the Commission's report is
obtainable from the registry.
FINAL SUBMISSIONS TO THE COURT
36. At the hearing, the Government invited the Court to reject
the application on the ground that the available domestic remedies
had not been exhausted or, in the alternative, to find that there
had been no violation of the Convention.
37. On the same occasion, the applicant asked the Court to
find violations of Articles 3, 5, 6, 13 and 25 of the Convention
(art. 3, art. 5, art. 6, art. 13, art. 25), and to rule that these
breaches had been aggravated because the measures complained of
formed part of an administrative practice. He also requested just
satisfaction pursuant to Article 50 of the Convention (art. 50).
AS TO THE LAW
I. The Court's assessment of the facts
38. The Court recalls its constant case-law that under the
Convention system the establishment and verification of the facts
is primarily a matter for the Commission (Articles 28 para. 1 and
31) (art. 28-1, art. 31). While the Court is not bound by the
Commission's findings of fact and remains free to make its own
appreciation in the light of all the material before it, it is
only in exceptional circumstances that it will exercise its powers
in this area (see the Akdivar and Others v. Turkey judgment of
16 September 1996, Reports of Judgments and Decisions 1996-IV,
p. 1214, para. 78).
39. In the instant case, it must be recalled that the
Commission reached its findings of fact after a delegation had
heard evidence in Turkey on two separate occasions, in addition to
hearings in Strasbourg (see paragraph 23 above). In these
circumstances, the Court considers that it should accept the facts
as established by the Commission (see, mutatis mutandis, the
above-mentioned Akdivar and Others judgment, p. 1214, para. 81).
40. It is thus against the background of the facts as found by
the Commission (see paragraph 23 above) that the Court must
examine the Government's preliminary objection and the applicant's
complaints under the Convention.
II. The Government's preliminary objection
A. The arguments of those appearing before the Court
41. The Government asked the Court to reject the applicant's
complaint under Article 3 of the Convention (art. 3) on the ground
that, contrary to Article 26 of the Convention (art. 26), he had
failed to exhaust the domestic remedies available to him.
Article 26 (art. 26) provides:
"The Commission may only deal with the matter after all
domestic remedies have been exhausted, according to the generally
recognised rules of international law, and within a period of six
months from the date on which the final decision was taken."
The applicant (see paragraph 3 above), with whom the
Commission agreed, argued that he had done all that could be
expected of him to exhaust domestic remedies.
42. The Government contended that the rule relating to the
exhaustion of domestic remedies was clearly established in
international law and in the case-law of the Convention organs,
and required the applicant to avail himself of all national
remedies unless these clearly offered him no chance of success. In
fact, Mr Aksoy could have had recourse to three different types of
domestic remedy: a criminal prosecution, a civil action and/or
administrative proceedings (see paragraphs 24 - 28 above).
43. With regard to the first of these options, they submitted
that he could have complained about the alleged ill-treatment to
the public prosecutor who saw him on 10 December 1992 (see
paragraph 18 above). However, according to the Government,
Mr Aksoy gave no indication on that occasion or at any time
subsequently that he had been ill-treated during his time in
police custody.
Articles 243 and 245 of the Criminal Code, which were in force
throughout Turkey, penalised the use of torture and ill-treatment
for the extraction of confessions (see paragraph 24 above).
Legislative Decree no. 285 on the state of emergency region
transferred the power to carry out investigations into criminal
acts allegedly committed by civil servants from the public
prosecutors to the administrative councils (see paragraph 26
above). However, decisions by the administrative councils not to
prosecute were always reviewed by the Supreme Administrative
Court. In this connection, the Government submitted a number of
judgments reversing orders made by administrative councils in the
state of emergency region and ordering criminal proceedings to be
brought against members of the gendarmerie and security police in
respect of allegations of ill-treatment of detainees, and other
rulings on sentencing for similar forms of misconduct.
44. Nonetheless, the Government reasoned that criminal
proceedings were perhaps not the most appropriate remedy in this
type of case, because of the emphasis placed on the rights of the
accused as opposed to those of the complainant. They therefore
drew the Court's attention to the existence of an administrative
remedy under Article 125 of the Turkish Constitution (see
paragraph 27 above). In order to receive compensation under this
provision, an individual needed only to show that there was a
causal link between the acts committed by the administration and
the wrong suffered; there was no requirement to prove serious
misconduct on the part of a government agent. In this connection,
the Government submitted examples of administrative decisions in
which compensation had been awarded in respect of death caused by
torture in police custody.
45. In addition, the Government argued that Mr Aksoy could
have brought a civil action for damages. Again, they referred to a
number of decisions of the domestic courts, including a judgment
of the Court of Cassation in a case concerning a claim for damages
for torture, where it was held that offences committed by members
of the security forces were governed by the Code of Obligations
and that, under Article 53 of that Code, an acquittal for lack of
evidence in criminal proceedings was not binding on the civil
courts.
46. While the applicant did not deny that the remedies
identified by the Government were formally part of the Turkish
legal system, he claimed that, in the region under emergency rule,
they were illusory, inadequate and ineffective because both
torture and the denial of effective remedies were carried out as a
matter of administrative practice.
In particular, he argued that reports by a number of
international bodies showing that the torture of detainees
continued to be systematic and widespread in Turkey raised
questions about the commitment of the State to bringing an end to
this practice. In this respect he referred to the European
Committee for the Prevention of Torture's Public Statement on
Turkey (15 December 1992); the United Nations Committee against
Torture's Summary Account of the Results of the Proceedings
Concerning the Inquiry on Turkey (9 November 1993); and the United
Nations Special Rapporteur on Torture's Report of 1995
(E/CN.4/1995/34).
47. He stated that there was a policy on the part of the State
authorities of denying that torture ever took place, which made it
extremely difficult for victims to succeed in receiving
compensation and in having those responsible brought to justice.
For example, it was now impossible for individuals alleging
torture to obtain medical reports proving the extent of their
injuries, because the forensic medical service had been
reorganised and doctors who issued such reports were either
threatened or moved to a different area. Prosecutors in the state
of emergency region routinely failed to open investigations into
alleged abuses of human rights and frequently refused even to
acknowledge complaints. Such investigations as were carried out
were biased and inadequate. Furthermore, lawyers and others who
acted for the victims of human rights violations were subjected to
threats, intimidation and abusive prosecutions and individuals
were afraid to pursue domestic remedies because reprisals against
complainants were so common.
In these circumstances, the applicant claimed that he should
not be required to pursue domestic remedies before making a
complaint to Strasbourg.
48. In any case, he maintained that he had informed the public
prosecutor on 10 December 1992 that he had been tortured (see
paragraph 18 above) and asserted that, even if he had not, the
prosecutor could plainly have observed that he did not have the
proper use of his hands.
The failure of the prosecutor to start a criminal
investigation made it extremely difficult for the applicant to
avail himself of any domestic remedy. It was not possible for him
to take steps to ensure that a criminal prosecution was brought,
for example by challenging a decision not to bring a prosecution
in the administrative courts (see paragraph 26 above), because the
lack of investigation meant that no formal decision not to
prosecute was ever made. In addition, this failure prejudiced his
chances of victory in civil or administrative proceedings, because
in order to succeed with either type of claim it would have been
necessary to prove that he had suffered torture, and in practice a
ruling to that effect by a judge in criminal proceedings would
have been required.
49. Finally, he reminded the Court that no remedy was
available even in theory in relation to his complaint regarding
the length of time he was detained without judicial control, since
this was perfectly lawful under the domestic legislation (see
paragraph 29 above).
50. The Commission was of the opinion that the applicant had
been injured during his time in police custody (see paragraph 23
above). It followed that, although it was not possible to
establish exactly what happened during his meeting with the public
prosecutor on 10 December 1992, there must undoubtedly have been
elements which should have prompted the latter to open an
investigation or, at the very least, try to obtain further
information about the applicant's state of health and the
treatment to which he had been subjected. The applicant had done
all that could be expected of him in the circumstances,
particularly in view of the facts that he must have felt
vulnerable as a result of his detention and ill-treatment and that
he suffered health problems requiring hospitalisation following
his release. The threats which he claimed to have received after
making his application to the Commission and his death in
circumstances which had not been fully clarified, were further
elements which supported the view that the pursuance of remedies
might have been attended by risks.
In view of its finding that the applicant had done all that
could be required of him to exhaust domestic remedies, the
Commission decided that it was not necessary to determine whether
there was an administrative practice on the part of the Turkish
authorities of tolerating human rights abuses.
B. The Court's assessment
51. The Court recalls that the rule of exhaustion of domestic
remedies referred to in Article 26 of the Convention (art. 26)
obliges those seeking to bring their case against the State before
an international judicial or arbitral organ to use first the
remedies provided by the national legal system. Consequently,
States are dispensed from answering before an international body
for their acts before they have had an opportunity to put matters
right through their own legal systems. The rule is based on the
assumption, reflected in Article 13 of the Convention (art. 13) -
with which it has close affinity -, that there is an effective
remedy available in respect of the alleged breach in the domestic
system whether or not the provisions of the Convention are
incorporated in national law. In this way, it is an important
aspect of the principle that the machinery of protection
established by the Convention is subsidiary to the national
systems safeguarding human rights (see the Akdivar and Others
judgment cited at paragraph 38 above, p. 1210, para. 65).
52. Under Article 26 (art. 26), normal recourse should be had
by an applicant to remedies which are available and sufficient to
afford redress in respect of the breaches alleged. The existence
of the remedies in question must be sufficiently certain not only
in theory but in practice, failing which they will lack the
requisite accessibility and effectiveness.
However, there is no obligation to have recourse to remedies
which are inadequate or ineffective. In addition, according to the
"generally recognised rules of international law" to which
Article 26 (art. 26) makes reference, there may be special
circumstances which absolve the applicant from the obligation to
exhaust the domestic remedies at his disposal. The rule is also
inapplicable where an administrative practice consisting of a
repetition of acts incompatible with the Convention and official
tolerance by the State authorities has been shown to exist, and is
of such a nature as to make proceedings futile or ineffective (see
the above-mentioned Akdivar and Others judgment, p. 1210,
paras. 66 and 67).
53. The Court emphasises that its approach to the application
of the rule must make due allowance for the fact that it is being
applied in the context of machinery for the protection of human
rights that the Contracting Parties have agreed to set up.
Accordingly, it has recognised that Article 26 (art. 26) must be
applied with some degree of flexibility and without excessive
formalism. It has further recognised that the rule of exhaustion
is neither absolute nor capable of being applied automatically; in
reviewing whether it has been observed it is essential to have
regard to the particular circumstances of each individual case.
This means amongst other things that it must take realistic
account not only of the existence of formal remedies in the legal
system of the Contracting Party concerned but also of the general
legal and political context in which they operate, as well as the
personal circumstances of the applicant (see the above-mentioned
Akdivar and Others judgment, p. 1211, para. 69).
54. The Court notes the provision under Turkish law of
criminal, civil and administrative remedies against the
ill-treatment of detainees by the agents of the State and it has
studied with interest the summaries of judgments dealing with
similar matters provided by the Government (see paragraphs 43 - 45
above). However, as previously mentioned (paragraph 53), it is not
here solely concerned with the question whether the domestic
remedies were in general effective or adequate; it must also
examine whether, in all the circumstances of the case, the
applicant did everything that could reasonably be expected of him
to exhaust the national channels of redress.
55. For the purposes of this examination, the Court reiterates
that it has decided to accept the Commission's findings of fact in
the present case (see paragraphs 39 - 40 above). The Commission,
as has been seen (in paragraph 50 above), was of the view that the
applicant was suffering from bilateral radial paralysis at the
time of his interview with the public prosecutor.
56. The Court considers that, even if it were accepted that
the applicant made no complaint to the public prosecutor of
ill-treatment in police custody, the injuries he had sustained
must have been clearly visible during their meeting. However, the
prosecutor chose to make no enquiry as to the nature, extent and
cause of these injuries, despite the fact that in Turkish law he
was under a duty to investigate (see paragraph 26 above).
It must be recalled that this omission on the part of the
prosecutor took place after Mr Aksoy had been detained in police
custody for at least fourteen days without access to legal or
medical assistance or support. During this time he had sustained
severe injuries requiring hospital treatment (see paragraph 23
above). These circumstances alone would have given him cause to
feel vulnerable, powerless and apprehensive of the representatives
of the State. Having seen that the public prosecutor was aware of
his injuries but had taken no action, it is understandable if the
applicant formed the belief that he could not hope to secure
concern and satisfaction through national legal channels.
57. The Court therefore concludes that there existed special
circumstances which absolved the applicant from his obligation to
exhaust domestic remedies. Having reached this conclusion it does
not consider it necessary to examine the applicant's claim that
there exists an administrative practice of withholding remedies in
breach of the Convention.
III. The merits
A. Alleged violation of Article 3
of the Convention (art. 3)
58. The applicant alleged that he was subjected to treatment
contrary to Article 3 of the Convention (art. 3), which states:
"No one shall be subjected to torture or to inhuman or
degrading treatment or punishment."
The Government considered the allegations of ill-treatment to
be unfounded. The Commission, however, found that the applicant
had been tortured.
59. The Government raised various objections to the way in
which the Commission had evaluated the evidence. They pointed to a
number of factors which, in their view, should have given rise to
serious doubt as to whether Mr Aksoy had been ill-treated as he
claimed.
For example, they questioned why the applicant had made no
complaint to the public prosecutor about having been tortured (see
paragraph 18 above) and found it difficult to understand why, if
he had indeed been subjected to torture, he had not made any
inculpatory confession. They also found it suspicious that he had
waited for five days between being released from police custody
and contacting the hospital (see paragraph 19 above) and observed
that it could not be assumed that nothing untoward had occurred in
the meantime. Finally, they raised a number of points relating to
the medical evidence, including the facts that the applicant took
his medical records with him when he left hospital and that there
was no medical evidence of burns or other marks left by the
application of electric shocks.
60. The applicant complained of having been ill-treated in
different ways. He claimed to have been kept blindfolded during
interrogation, which caused disorientation; to have been suspended
from his arms, which were tied together behind his back
("Palestinian hanging"); to have been given electric shocks, which
were exacerbated by throwing water over him; and to have been
subjected to beatings, slapping and verbal abuse. He referred to
medical evidence from Dicle University Medical Faculty which
showed that he was suffering from a bilateral brachial plexus
injury at the time of his admission to hospital (see paragraph 19
above). This injury was consistent with Palestinian hanging.
He submitted that the treatment complained of was sufficiently
severe as to amount to torture; it was inflicted with the purpose
of inducing him to admit that he knew the man who had identified
him.
In addition, he contended that the conditions in which he was
detained (see paragraph 13 above) and the constant fear of torture
which he suffered while in custody amounted to inhuman treatment.
61. The Court, having decided to accept the Commission's
findings of fact (see paragraphs 39 - 40 above), considers that
where an individual is taken into police custody in good health
but is found to be injured at the time of release, it is incumbent
on the State to provide a plausible explanation as to the causing
of the injury, failing which a clear issue arises under Article 3
of the Convention (art. 3) (see the Tomasi v. France judgment of
27 August 1992, Series A no. 241-A, pp. 40 - 41, paras. 108 - 111
and the Ribitsch v. Austria judgment of 4 December 1995, Series A
no. 336, p. 26, para. 34).
62. Article 3 (art. 3), as the Court has observed on many
occasions, enshrines one of the fundamental values of democratic
society. Even in the most difficult of circumstances, such as the
fight against organised terrorism and crime, the Convention
prohibits in absolute terms torture or inhuman or degrading
treatment or punishment. Unlike most of the substantive clauses of
the Convention and of Protocols Nos. 1 and 4 (P1, P4), Article 3
(art. 3) makes no provision for exceptions and no derogation from
it is permissible under Article 15 (art. 15) even in the event of
a public emergency threatening the life of the nation (see the
Ireland v. the United Kingdom judgment of 18 January 1978,
Series A no. 25, p. 65, para. 163, the Soering v. the United
King-om judgment of 7 July 1989, Series A no. 161, p. 34,
para. 88, and the Chahal v. the United Kingdom judgment of
15 November 1996, Reports 1996-V, p. 1855, para. 79).
63. In order to determine whether any particular form of
ill-treatment should be qualified as torture, the Court must have
regard to the distinction drawn in Article 3 (art. 3) between this
notion and that of inhuman or degrading treatment. As it has
remarked before, this distinction would appear to have been
embodied in the Convention to allow the special stigma of
"torture" to attach only to deliberate inhuman treatment causing
very serious and cruel suffering (see the Ireland v. the United
Kingdom judgment previously cited, p. 66, para. 167).
64. The Court recalls that the Commission found, inter alia,
that the applicant was subjected to "Palestinian hanging", in
other words, that he was stripped naked, with his arms tied
together behind his back, and suspended by his arms (see
paragraph 23 above).
In the view of the Court this treatment could only have been
deliberately inflicted; indeed, a certain amount of preparation
and exertion would have been required to carry it out. It would
appear to have been administered with the aim of obtaining
admissions or information from the applicant. In addition to the
severe pain which it must have caused at the time, the medical
evidence shows that it led to a paralysis of both arms which
lasted for some time (see paragraph 23 above). The Court considers
that this treatment was of such a serious and cruel nature that it
can only be described as torture.
In view of the gravity of this conclusion, it is not necessary
for the Court to examine the applicant's complaints of other forms
of ill-treatment.
In conclusion, there has been a violation of Article 3 of the
Convention (art. 3).
B. Alleged violation of Article 5 para. 3
of the Convention (art. 5-3)
65. The applicant, with whom the Commission agreed, claimed
that his detention violated Article 5 para. 3 of the Convention
(art. 5-3). The relevant parts of Article 5 (art. 5) state:
"1. Everyone has the right to liberty and security of person.
No one shall be deprived of his liberty save in the following
cases and in accordance with a procedure prescribed by law:
...
(c) the lawful arrest or detention of a person effected for
the purpose of bringing him before the competent legal authority
on reasonable suspicion of having committed an offence ...
...
3. Everyone arrested or detained in accordance with the
provisions of paragraph 1 (c) of this Article (art. 5-1-c) shall
be brought promptly before a judge or other officer authorised by
law to exercise judicial power ..."
66. The Court recalls its decision in the case of Brogan and
Others v. the United Kingdom (judgment of 29 November 1988,
Series A no. 145-B, p. 33, para. 62), that a period of detention
without judicial control of four days and six hours fell outside
the strict constraints as to time permitted by Article 5 para. 3
(art. 5-3). It clearly follows that the period of fourteen or more
days during which Mr Aksoy was detained without being brought
before a judge or other judicial officer did not satisfy the
requirement of "promptness".
67. However, the Government submitted that, despite these
considerations, there had been no violation of Article 5 para. 3
(art. 5-3), in view of Turkey's derogation under Article 15 of the
Convention (art. 15), which states:
"1. In time of war or other public emergency threatening the
life of the nation any High Contracting Party may take measures
derogating from its obligations under [the] Convention to the
extent strictly required by the exigencies of the situation,
provided that such measures are not inconsistent with its other
obligations under international law.
2. No derogation from Article 2 (art. 2), except in respect of
deaths resulting from lawful acts of war, or from Articles 3, 4
(paragraph 1) and 7 (art. 3, art. 4-1, art. 7) shall be made under
this provision (art. 15-1).
3. Any High Contracting Party availing itself of this right of
derogation shall keep the Secretary General of the Council of
Europe fully informed of the measures which it has taken and the
reasons therefor. It shall also inform the Secretary General of
the Council of Europe when such measures have ceased to operate
and the provisions of the Convention are again being fully
executed."
The Government reminded the Court that Turkey had derogated
from its obligations under Article 5 of the Convention (art. 5) on
5 May 1992 (see paragraph 33 above).
1. The Court's approach
68. The Court recalls that it falls to each Contracting State,
with its responsibility for "the life of [its] nation", to
determine whether that life is threatened by a "public emergency"
and, if so, how far it is necessary to go in attempting to
overcome the emergency. By reason of their direct and continuous
contact with the pressing needs of the moment, the national
authorities are in principle better placed than the international
judge to decide both on the presence of such an emergency and on
the nature and scope of the derogations necessary to avert it.
Accordingly, in this matter a wide margin of appreciation should
be left to the national authorities.
Nonetheless, Contracting Parties do not enjoy an unlimited
discretion. It is for the Court to rule whether, inter alia, the
States have gone beyond the "extent strictly required by the
exigencies" of the crisis. The domestic margin of appreciation is
thus accompanied by a European supervision. In exercising this
supervision, the Court must give appropriate weight to such
relevant factors as the nature of the rights affected by the
derogation and the circumstances leading to, and the duration of,
the emergency situation (see the Brannigan and McBride v. the
United Kingdom judgment of 26 May 1993, Series A no. 258-B,
pp. 49 - 50, para. 43).
2. Existence of a public emergency threatening
the life of the nation
69. The Government, with whom the Commission agreed on this
point, maintained that there was a public emergency "threatening
the life of the nation" in South-East Turkey. The applicant did
not contest the issue, although he submitted that, essentially, it
was a matter for the Convention organs to decide.
70. The Court considers, in the light of all the material
before it, that the particular extent and impact of PKK terrorist
activity in South-East Turkey has undoubtedly created, in the
region concerned, a "public emergency threatening the life of the
nation" (see, mutatis mutandis, the Lawless v. Ireland judgment of
1 July 1961, Series A no. 3, p. 56, para. 28, the above-mentioned
Ireland v. the United Kingdom judgment, p. 78, para. 205, and the
above-mentioned Brannigan and McBride judgment, p. 50, para. 47).
3. Whether the measures were strictly required
by the exigencies of the situation
(a) The length of the unsupervised detention
71. The Government asserted that the applicant had been
arrested on 26 November 1992 along with thirteen others on
suspicion of aiding and abetting PKK terrorists, being a member of
the Kiziltepe branch of the PKK and distributing PKK tracts (see
paragraph 12 above). He was held in custody for fourteen days, in
accordance with Turkish law, which allows a person detained in
connection with a collective offence to be held for up to thirty
days in the state of emergency region (see paragraph 29 above).
72. They explained that the place in which the applicant was
arrested and detained fell within the area covered by the Turkish
derogation (see paragraphs 31 - 33 above). This derogation was
necessary and justified, in view of the extent and gravity of PKK
terrorism in Turkey, particularly in the South East. The
investigation of terrorist offences presented the authorities with
special problems, as the Court had recognised in the past, because
the members of terrorist organisations were expert in withstanding
interrogation, had secret support networks and access to
substantial resources. A great deal of time and effort was
required to secure and verify evidence in a large region
confronted with a terrorist organisation that had strategic and
technical support from neighbouring countries. These difficulties
meant that it was impossible to provide judicial supervision
during a suspect's detention in police custody.
73. The applicant submitted that he was detained on
24 November 1992 and released on 10 December 1992. He alleged that
the post-dating of arrests was a common practice in the state of
emergency region.
74. While he did not present detailed arguments against the
validity of the Turkish derogation as a whole, he questioned
whether the situation in South-East Turkey necessitated the
holding of suspects for fourteen days or more without judicial
supervision. He submitted that judges in South-East Turkey would
not be put at risk if they were permitted and required to review
the legality of detention at shorter intervals.
75. The Commission could not establish with any certainty
whether the applicant was first detained on 24 November 1992, as
he claimed, or on 26 November 1992, as alleged by the Government,
and it therefore proceeded on the basis that he was held for at
least fourteen days without being brought before a judge or other
officer authorised by law to exercise judicial power.
76. The Court would stress the importance of Article 5
(art. 5) in the Convention system: it enshrines a fundamental
human right, namely the protection of the individual against
arbitrary interference by the State with his or her right to
liberty. Judicial control of interferences by the executive with
the individual's right to liberty is an essential feature of the
guarantee embodied in Article 5 para. 3 (art. 5-3), which is
intended to minimise the risk of arbitrariness and to ensure the
rule of law (see the above-mentioned Brogan and Others judgment,
p. 32, para. 58). Furthermore, prompt judicial intervention may
lead to the detection and prevention of serious ill-treatment,
which, as stated above (paragraph 62), is prohibited by the
Convention in absolute and non-derogable terms.
77. In the Brannigan and McBride judgment (cited at
paragraph 68 above), the Court held that the United Kingdom
Government had not exceeded their margin of appreciation by
derogating from their obligations under Article 5 of the
Convention (art. 5) to the extent that individuals suspected of
terrorist offences were allowed to be held for up to seven days
without judicial control.
In the instant case, the applicant was detained for at least
fourteen days without being brought before a judge or other
officer. The Government have sought to justify this measure by
reference to the particular demands of police investigations in a
geographically vast area faced with a terrorist organisation
receiving outside support (see paragraph 72 above).
78. Although the Court is of the view - which it has expressed
on several occasions in the past (see, for example, the
above-mentioned Brogan and Others judgment) - that the
investigation of terrorist offences undoubtedly presents the
authorities with special problems, it cannot accept that it is
necessary to hold a suspect for fourteen days without judicial
intervention. This period is exceptionally long, and left the
applicant vulnerable not only to arbitrary interference with his
right to liberty but also to torture (see paragraph 64 above).
Moreover, the Government have not adduced any detailed reasons
before the Court as to why the fight against terrorism in
South-East Turkey rendered judicial intervention impracticable.
(b) Safeguards
79. The Government emphasised that both the derogation and the
national legal system provided sufficient safeguards to protect
human rights. Thus, the derogation itself was limited to the
strict minimum required for the fight against terrorism; the
permissible length of detention was prescribed by law and the
consent of a public prosecutor was necessary if the police wished
to remand a suspect in custody beyond these periods. Torture was
prohibited by Article 243 of the Criminal Code (see paragraph 24
above) and Article 135 (a) stipulated that any statement made in
consequence of the administration of torture or any other form of
ill-treatment would have no evidential weight.
80. The applicant pointed out that long periods of
unsupervised detention, together with the lack of safeguards
provided for the protection of prisoners, facilitated the practice
of torture. Thus, he was tortured with particular intensity on his
third and fourth days in detention, and was held thereafter to
allow his injuries to heal; throughout this time he was denied
access to either a lawyer or a doctor. Moreover, he was kept
blindfolded during interrogation, which meant that he could not
identify those who mistreated him. The reports of Amnesty
International ("Turkey: a Policy of Denial", February 1995), the
European Committee for the Prevention of Torture and the United
Nations Committee against Torture (cited at paragraph 46 above)
showed that the safeguards contained in the Turkish Criminal Code,
which were in any case inadequate, were routinely ignored in the
state of emergency region.
81. The Commission considered that the Turkish system offered
insufficient safeguards to detainees, for example there appeared
to be no speedy remedy of habeas corpus and no legally enforceable
rights of access to a lawyer, doctor, friend or relative. In these
circumstances, despite the serious terrorist threat in South-East
Turkey, the measure which allowed the applicant to be detained for
at least fourteen days without being brought before a judge or
other officer exercising judicial functions exceeded the
Government's margin of appreciation and could not be said to be
strictly required by the exigencies of the situation.
82. In its above-mentioned Brannigan and McBride judgment
(cited at paragraph 68), the Court was satisfied that there were
effective safeguards in operation in Northern Ireland which
provided an important measure of protection against arbitrary
behaviour and incommunicado detention. For example, the remedy of
habeas corpus was available to test the lawfulness of the original
arrest and detention, there was an absolute and legally
enforceable right to consult a solicitor forty-eight hours after
the time of arrest and detainees were entitled to inform a
relative or friend about their detention and to have access to a
doctor (op. cit., pp. 55 - 56, paras. 62 - 63).
83. In contrast, however, the Court considers that in this
case insufficient safeguards were available to the applicant, who
was detained over a long period of time. In particular, the denial
of access to a lawyer, doctor, relative or friend and the absence
of any realistic possibility of being brought before a court to
test the legality of the detention meant that he was left
completely at the mercy of those holding him.
84. The Court has taken account of the unquestionably serious
problem of terrorism in South-East Turkey and the difficulties
faced by the State in taking effective measures against it.
However, it is not persuaded that the exigencies of the situation
necessitated the holding of the applicant on suspicion of
involvement in terrorist offences for fourteen days or more in
incommunicado detention without access to a judge or other
judicial officer.
4. Whether the Turkish derogation met the formal
requirements of Article 15 para. 3 (art. 15-3)
85. None of those appearing before the Court contested that
the Turkish Republic's notice of derogation (see paragraph 33
above) complied with the formal requirements of Article 15 para. 3
(art. 15-3), namely to keep the Secretary General of the Council
of Europe fully informed of the measures which were taken in
derogation from the Convention and the reasons therefor.
86. The Court is competent to examine this issue of its own
motion (see the above-mentioned Lawless judgment, p. 55, para. 22,
and the above-mentioned Ireland v. the United Kingdom judgment,
p. 84, para. 223), and in particular whether the Turkish notice of
derogation contained sufficient information about the measure in
question, which allowed the applicant to be detained for at least
fourteen days without judicial control, to satisfy the
requirements of Article 15 para. 3 (art. 15-3). However, in view
of its finding that the impugned measure was not strictly required
by the exigencies of the situation (see paragraph 84 above), the
Court finds it unnecessary to rule on this matter.
5. Conclusion
87. In conclusion, the Court finds that there has been a
violation of Article 5 para. 3 of the Convention (art. 5-3).
C. Alleged lack of remedy
88. The applicant complained that he was denied access to a
court, in violation of Article 6 para. 1 of the Convention
(art. 6-1), which provides, so far as is relevant:
"In the determination of his civil rights ..., everyone is
entitled to a fair and public hearing within a reasonable time by
an independent and impartial tribunal established by law ..."
In addition, he claimed that there was no effective domestic
remedy available to him, contrary to Article 13 of the Convention
(art. 13), which states:
"Everyone whose rights and freedoms as set forth in [the]
Convention are violated shall have an effective remedy before a
national authority notwithstanding that the violation has been
committed by persons acting in an official capacity."
89. The Government contended that, since the applicant had
never even attempted to bring proceedings, it was not open to him
to complain that he had been denied access to a court. They
further argued, as they had in connection with their preliminary
objection (see paragraphs 41 - 45 above) that there were a number
of effective remedies available.
90. For the applicant, the prosecutor's decision not to open
an investigation had effectively rendered it impossible for him to
enforce his civil right to compensation (see paragraph 48 above).
He submitted that, under Turkish law, civil proceedings could not
be contemplated until the facts concerning the events had been
established and the perpetrators identified by a criminal
prosecution. Without this, civil proceedings had no prospect of
success. In addition, he stated that the ability to seek
compensation for torture would represent only one part of the
measures necessary to provide redress; it would be unacceptable
for a State to claim that it fulfilled its obligation simply by
providing compensation, since this would in effect be to allow
States to pay for the right to torture. He claimed that the
remedies necessary to meet his Convention claims either did not
exist, even in theory, or did not operate effectively in practice
(see paragraphs 46 - 47 above).
91. The Commission found a violation of Article 6 para. 1
(art. 6-1), for the same reasons that it found in the applicant's
favour under Article 26 of the Convention (art. 26) (see
paragraph 50 above). In view of this finding, it did not consider
it necessary to examine the complaint under Article 13 (art. 13).
1. Article 6 para. 1 of the Convention (art. 6-1)
92. The Court recalls that Article 6 para. 1 (art. 6-1)
embodies the "right to a court", of which the right of access,
that is, the right to institute proceedings before a court in
civil matters, constitutes one aspect (see, for example, the Holy
Monasteries v. Greece judgment of 9 December 1994, Series A
no. 301-A, pp. 36 - 37, para. 80). There can be no doubt that
Article 6 para. 1 (art. 6-1) applies to a civil claim for
compensation in respect of ill-treatment allegedly committed by
agents of the State (see, for example, the Tomasi judgment cited
at paragraph 61 above, p. 43, paras. 121 - 22).
93. The Court notes that it was not disputed by the applicant
that he could in theory have brought civil proceedings for damages
in respect of his ill-treatment. He did claim that the failure of
the prosecutor to mount a criminal investigation in practice meant
that he would have had no chance of success in civil proceedings
(see paragraph 90 above). The Court recalls, however, that because
of the special circumstances which existed in his case (see
paragraph 57 above), Mr Aksoy did not even attempt to make an
application before the civil courts. Given these facts, it is not
possible for the Court to determine whether or not the Turkish
civil courts would have been able to deal with Mr Aksoy's claim,
had he brought it before them.
In any event, the Court observes that the crux of the
applicant's complaint concerned the prosecutor's failure to mount
a criminal investigation (see paragraph 90 above). It further
notes the applicant's argument that the possibility of seeking
compensation for torture would represent only one part of the
measures necessary to provide redress (also in paragraph 90
above).
94. In the Court's view, against this background, it is more
appropriate to consider this complaint in relation to the more
general obligation on States under Article 13 (art. 13) to provide
an effective remedy in respect of violations of the Convention.
2. Article 13 of the Convention (art. 13)
95. The Court observes that Article 13 (art. 13) guarantees
the availability at national level of a remedy to enforce the
substance of the Convention rights and freedoms in whatever form
they might happen to be secured in the domestic legal order. The
effect of this Article (art. 13) is thus to require the provision
of a domestic remedy allowing the competent national authority
both to deal with the substance of the relevant Convention
complaint and to grant appropriate relief, although Contracting
States are afforded some discretion as to the manner in which they
conform to their obligations under this provision (art. 13) (see
the Chahal judgment cited at paragraph 62 above, pp. 1869 - 70,
para. 145). The scope of the obligation under Article 13 (art. 13)
varies depending on the nature of the applicant's complaint under
the Convention (see the above-mentioned Chahal judgment,
pp. 1870 - 71, paras. 150 - 51). Nevertheless, the remedy required
by Article 13 (art. 13) must be "effective" in practice as well as
in law, in particular in the sense that its exercise must not be
unjustifiably hindered by the acts or omissions of the authorities
of the respondent State.
96. The Court would first make it clear that its finding (in
paragraph 57 above) that there existed special circumstances which
absolved the applicant from his obligation to exhaust domestic
remedies should not be taken as meaning that remedies are
ineffective in South-East Turkey (see, mutatis mutandis, the
Akdivar and Others judgment cited at paragraph 38 above,
pp. 1213 - 14, para. 77).
97. Secondly, the Court, like the Commission, would take
judicial notice of the fact that allegations of torture in police
custody are extremely difficult for the victim to substantiate if
he has been isolated from the outside world, without access to
doctors, lawyers, family or friends who could provide support and
assemble the necessary evidence. Furthermore, having been
ill-treated in this way, an individual will often have had his
capacity or will to pursue a complaint impaired.
98. The nature of the right safeguarded under Article 3 of the
Convention (art. 3) has implications for Article 13 (art. 13).
Given the fundamental importance of the prohibition of torture
(see paragraph 62 above) and the especially vulnerable position of
torture victims, Article 13 (art. 13) imposes, without prejudice
to any other remedy available under the domestic system, an
obligation on States to carry out a thorough and effective
investigation of incidents of torture.
Accordingly, as regards Article 13 (art. 13), where an
individual has an arguable claim that he has been tortured by
agents of the State, the notion of an "effective remedy" entails,
in addition to the payment of compensation where appropriate, a
thorough and effective investigation capable of leading to the
identification and punishment of those responsible and including
effective access for the complainant to the investigatory
procedure. It is true that no express provision exists in the
Convention such as can be found in Article 12 of the 1984 United
Nations Convention against Torture and Other Cruel, Inhuman or
Degrading Treatment or Punishment, which imposes a duty to proceed
to a "prompt and impartial" investigation whenever there is a
reasonable ground to believe that an act of torture has been
committed. However, in the Court's view, such a requirement is
implicit in the notion of an "effective remedy" under Article 13
(art. 13) (see, mutatis mutandis, the Soering judgment cited at
paragraph 62 above, pp. 34 - 35, para. 88).
99. Indeed, under Turkish law the prosecutor was under a duty
to carry out an investigation. However, and whether or not
Mr Aksoy made an explicit complaint to him, he ignored the visible
evidence before him that the latter had been tortured (see
paragraph 56 above) and no investigation took place. No evidence
has been adduced before the Court to show that any other action
was taken, despite the prosecutor's awareness of the applicant's
injuries.
Moreover, in the Court's view, in the circumstances of
Mr Aksoy's case, such an attitude from a State official under a
duty to investigate criminal offences was tantamount to
undermining the effectiveness of any other remedies that may have
existed.
100. Accordingly, in view in particular of the lack of any
investigation, the Court finds that the applicant was denied an
effective remedy in respect of his allegation of torture.
In conclusion, there has been a violation of Article 13 of the
Convention (art. 13).
D. Alleged violation of Article 25 para. 1
of the Convention (art. 25-1)
101. The applicant alleged that there had been an interference
with his right of individual petition, in breach of Article 25
para. 1 of the Convention (art. 25-1), which states:
"The Commission may receive petitions addressed to the
Secretary General of the Council of Europe from any person,
non-governmental organisation or group of individuals claiming to
be the victim of a violation by one of the High Contracting
Parties of the rights set forth in this Convention, provided that
the High Contracting Party against which the complaint has been
lodged has declared that it recognises the competence of the
Commission to receive such petitions. Those of the High
Contracting Parties who have made such a declaration undertake not
to hinder in any way the effective exercise of this right."
102. It is to be recalled that Mr Aksoy was killed on 16 April
1994; according to his representatives, this was a direct result
of his persisting with his application to the Commission. It was
alleged that he had been threatened with death in order to make
him withdraw his application to the Commission, the last threat
being made by telephone on 14 April 1994 (see paragraph 22 above).
103. The Government, however, denied that there had been any
interference with the right of individual petition. They submitted
that Mr Aksoy had been killed in a settling of scores between
quarrelling PKK factions and told the Court that a suspect had
been charged with his murder (see paragraph 22 above).
104. The Commission was deeply concerned by Mr Aksoy's death
and the allegation that it was connected to his application to
Strasbourg. Nonetheless, it did not have any evidence on which to
form a conclusion as to the truth of this claim or the
responsibility for the killing.
105. The Court reiterates that it is of the utmost importance
for the effective operation of the system of individual petition
instituted by Article 25 of the Convention (art. 25) that
applicants or potential applicants are able to communicate freely
with the Commission without being subjected to any form of
pressure from the authorities to withdraw or modify their
complaints (see the Akdivar and Others judgment cited at
paragraph 38 above, p. 1219, para. 105).
106. That being so, in the present case the Commission was
unable to find any evidence to show that Mr Aksoy's death was
connected with his application, or that the State authorities had
been responsible for any interference, in the form of threats or
intimidation, with his rights under Article 25 para. 1
(art. 25-1), and no new evidence in this connection was presented
to the Court.
The Court cannot therefore find that there has been a
violation of Article 25 para. 1 of the Convention (art. 25-1).
E. Alleged administrative practice
of violating the Convention
107. The applicant additionally asked the Court to rule that
Articles 3, 5 para. 3, 6 para. 1, 13 and 25 para. 1 (art. 3,
art. 5-3, art. 6-1, art. 13, art. 25-1) were violated as a matter
of practice in South-East Turkey, with high-level official
tolerance. This entailed that the Court should find aggravated
violations of the Convention.
108. With reference to the reports of the international bodies
cited above (paragraph 46), he argued that torture at the hands of
the police was widespread in Turkey and that this had been the
case for many years. The State authorities were aware of the
problem but had chosen not to implement recommended safeguards.
Furthermore, the victims of torture and of other human rights
abuses were routinely denied access to judicial remedies in breach
of Articles 6 para. 1 and 13 of the Convention (art. 6-1, art. 13)
and were harassed, threatened and subjected to violence if they
attempted to bring their complaints before the Strasbourg organs,
contrary to Article 25 para. 1 (art. 25-1).
Finally, since the domestic law permitted suspects to be
detained for long periods in violation of Article 5 para. 3
(art. 5-3), this was evidence of an administrative practice of
breaching that provision (art. 5-3).
109. The Court is of the view that the evidence established by
the Commission is insufficient to allow it to reach a conclusion
concerning the existence of any administrative practice of the
violation of the above Articles of the Convention (art. 3,
art. 5-3, art. 6-1, art. 13, art. 25-1).
IV. Application of Article 50 of the Convention (art. 50)
110. Under Article 50 of the Convention (art. 50),
"If the Court finds that a decision or a measure taken by a
legal authority or any other authority of a High Contracting Party
is completely or partially in conflict with the obligations
arising from the ... Convention, and if the internal law of the
said Party allows only partial reparation to be made for the
consequences of this decision or measure, the decision of the
Court shall, if necessary, afford just satisfaction to the injured
party."
111. In his memorial the applicant claimed compensation for
pecuniary damage caused by his detention and torture, consisting
of medical expenses of 16,635,000 Turkish liras and loss of
earnings amounting to 40 GBP (sterling).
In addition he sought non-pecuniary damages of 25,000 GBP,
which, he submitted, should be increased by a further 25,000 GBP
in the event that the Court found an aggravated violation of the
Convention on the grounds of administrative practice.
He also requested payment of his legal fees and expenses which
totalled 20,710 GBP.
112. The Government offered no comment either in its memorial
or during the hearing before the Court as regards these claims.
A. Damage
113. In view of the extremely serious violations of the
Convention suffered by Mr Zeki Aksoy and the anxiety and distress
that these undoubtedly caused to his father, who has continued
with the application after his son's death (see paragraph 3
above), the Court has decided to award the full amounts of
compensation sought as regards pecuniary and non-pecuniary damage.
In total this amounts to 4,283,450,000 (four thousand two hundred
and eighty-three million, four hundred and fifty thousand) Turkish
liras (based on the rate of exchange applicable on the date of
adoption of the present judgment).
B. Costs and expenses
114. The Court considers that the applicant's claim for costs
and expenses is reasonable and awards it in full, less the amounts
received by way of legal aid from the Council of Europe which have
not already been taken into account in the claim.
C. Default interest
115. With regard to the sum awarded in Turkish liras, default
interest is to be payable at the rate of 30% per annum, which,
according to the information available to the Court, is the
statutory rate of interest applicable in Turkey at the date of
adoption of the present judgment.
As the award in respect of costs and expenses is to be made in
pounds sterling, the Court considers it appropriate that interest
should be payable on this sum at the rate of 8% per annum, which,
according to the information available to it, is the statutory
rate applicable in England and Wales at the date of adoption of
the present judgment.
FOR THESE REASONS, THE COURT
1. Dismisses by eight votes to one the preliminary objection
concerning the exhaustion of domestic remedies;
2. Holds by eight votes to one that there has been a violation
of Article 3 of the Convention (art. 3);
3. Holds by eight votes to one that there has been a violation
of Article 5 para. 3 of the Convention (art. 5-3);
4. Holds by eight votes to one that it is not necessary to
consider the applicant's complaint under Article 6 para. 1 of the
Convention (art. 6-1);
5. Holds by eight votes to one that there has been a violation
of Article 13 of the Convention (art. 13);
6. Holds unanimously that no violation of Article 25 para. 1
of the Convention (art. 25-1) has been established;
7. Holds by eight votes to one
(a) that the respondent State is to pay the applicant, within
three months, in respect of compensation for pecuniary and
non-pecuniary damage, 4,283,450,000 (four thousand two hundred and
eighty-three million, four hundred and fifty thousand) Turkish
liras;
(b) that the respondent State is to pay the applicant, within
three months, in respect of costs and expenses, 20,710 GBP (twenty
thousand seven hundred and ten pounds sterling) less 12,515
(twelve thousand, five hundred and fifteen) French francs to be
converted into pounds sterling at the rate applicable on the date
of delivery of the present judgment;
(c) that simple interest at the following annual rates shall
be payable from the expiry of the above-mentioned three months
until settlement:
(i) 30% in relation to the sum awarded in Turkish liras;
(ii) 8% in relation to the sum awarded in pounds sterling.
Done in English and in French, and delivered at a public
hearing in the Human Rights Building, Strasbourg, on 18 December
1996.
Signed: Rolv RYSSDAL
President
Signed: Herbert Petzold
Registrar
In accordance with Article 51 para. 2 of the Convention
(art. 51-2) and Rule 53 para. 2 of Rules of Court A, the following
separate opinions are annexed to this judgment:
(a) partly dissenting opinion of Judge de Meyer;
(b) dissenting opinion of Judge {Golcuklu}.
Initialled: R.R.
Initialled: H.P.
PARTLY DISSENTING OPINION OF JUDGE DE MEYER
(Translation)
Although I agree with the rest of the judgment, I disagree
with the line taken by the majority in respect of Articles 6
para. 1 and 13 (art. 6-1, art. 13).
In the present case the Court had to rule firstly on a
preliminary objection that domestic remedies had not been
exhausted.
It is clear from the reasoning on this in paragraphs 51 to 57
of the judgment that in the applicant's case these remedies were
purely theoretical. This suggests a violation of Article 13
(art. 13), as is later made explicit in different terms in
paragraphs 95 to 100 of the judgment. The present case thus shows
up very clearly the link between Article 13 and Article 26
(art. 13, art. 26) <4>.
--------------------------------
<4> See paragraph 51 of the judgment.
The reasoning also, however, implies a fortiori that the
applicant's right of access to a court was not effectively
secured <5>.
--------------------------------
<5> See paragraphs 54 and 56 of the judgment.
It follows that, in line with the decision we took on the
preliminary objection, we should as a logical consequence have
found that there had been a violation of both Article 6 para. 1
and Article 13 (art. 6-1, art. 13).
It would have sufficed if we had noted that it was clear from
the considerations set out in paragraphs 51 to 57 of the judgment
that in the circumstances of the case the applicant had no
effective domestic remedies and was unable to exercise his right
of access to a court.
DISSENTING OPINION OF JUDGE {GOLCUKLU}
(Translation)
1. With regard to the subsidiary nature of the protection
system set up by the European Convention on Human Rights and its
direct corollary, the exhaustion of domestic remedies, I refer to
my dissenting opinion in the case of Akdivar and Others v. Turkey
(see the judgment of 16 September 1996, Reports of Judgments and
Decisions 1996-IV).
2. I would point out that Article 17 of the Turkish
Constitution is a literal translation of Article 3 (art. 3) of the
European Convention on Human Rights and that torture and
ill-treatment attract heavy penalties under the Turkish Criminal
Code (Articles 243 and 245) (criminal remedy).
3. As civil wrongs (unlawful acts), torture and ill-treatment
open up the possibility of an action for compensation in respect
of pecuniary or non-pecuniary damage (civil action or
administrative proceedings, depending on the perpetrator's
status).
4. Criminal proceedings are instituted by the prosecuting
authorities of their own motion or on the lodging of a complaint,
and must be brought where there is sufficient evidence that an
offence has been committed.
5. In Turkish law, therefore, these three remedies are
available equally, throughout the country, to every person who
claims to be the victim of torture or ill-treatment.
6. With regard to the effectiveness and appropriateness of the
above-mentioned remedies, there is not the shadow of a doubt in my
mind. In this connection I refer to my dissenting opinion in the
case of Akdivar and Others (ibid.). The respondent Government,
both in that case and the present case, submitted to the
Commission in the first place and later to the European Court -
both in their memorial and at the public hearing - dozens of
judgments of the courts of first instance or the supreme courts
such as the Court of Cassation or the Supreme Administrative
Court.
7. Most of these judgments concerned cases in south-eastern
Turkey where acts of terrorism are being committed and where the
present case occurred. The following examples give a brief summary
of some of these decisions.
- Second Division of the Supreme Administrative Court -
judgment of 23 March 1994
The Supreme Administrative Court, carrying out its statutory
review of the decision to discontinue proceedings made by the
Malatya Provincial Administrative Council, ruled that criminal
proceedings under Article 245 of the Criminal Code (ill-treatment,
recourse to violence by a public official empowered to use force
in accordance with the law) had to be brought against the accused,
four police officers of the Malatya Security Police who had
allegedly beaten a suspect while he was being questioned.
Another judgment of the Supreme Administrative Court to the
same effect (judgment of 7.10.1993) concerned the Adiyaman
province. These two regions (Malatya and Adiyaman) are in
south-eastern Turkey.
- Eighth Criminal Division of the Court of Cassation -
judgment of 16 December 1987
The accused were sentenced to four years, five months and ten
days' imprisonment for causing death by acts of torture
(Articles 452/1 and 243/1-2 of the Criminal Code).
The Court of Cassation upheld these sentences imposed by the
First Division of the Mardin Assize Court (in south-eastern
Turkey).
- Eighth Criminal Division of the Court of Cassation -
judgment of 25 September 1991
The Eighth Division of the Ankara Assize Court sentenced the
accused to four years and two months' imprisonment and banned them
from holding public office for two months and fifteen days for
inflicting ill-treatment with a view to extracting confessions.
The Court of Cassation held that, as the file stood, the
expert reports formed a sufficient basis for the lower court's
judgment. However, it quashed it on account of a clerical error,
as it stated that the court had applied the minimum sentence
whereas it had based its calculations on the minimum sentence.
- Eighth Criminal Division of the Court of Cassation -
judgment of 21 February 1990
The accused were sentenced to four years, five months and ten
days' imprisonment for causing a prisoner's death. This conviction
pronounced by the Sixth Division of the Istanbul Assize Court was
based on the charge of fatal wounding (Article 452/1 of the
Criminal Code).
The Court of Cassation upheld the conviction but ruled that
Article 243, concerning death subsequent to an act of torture,
should be applied.
8. Despite the existence of the three remedies I have
mentioned above, the applicant did not make use of any of them but
only complained to the Commission via London. He did not even
lodge a complaint with the responsible authorities - the first
step any individual has a duty to take when he claims to be a
victim of anything at all.
9. I simply cannot agree with the opinion the majority reached
on the basis of the applicant's bare allegations (that the Turkish
courts in the region concerned afforded no protection when the
acts complained of had been committed by members of the security
forces) namely that the effectiveness of domestic remedies was
open to doubt. I consider that "where there is doubt", and
especially where there is doubt, domestic remedies must be
exhausted as required by the Commission (decision of 14 March
1985, Garcia v. Switzerland, application no. 10148/82, Decisions
and Reports 42, p. 98). And the applicant did nothing of the sort.
10. As Judge Gotchev rightly noted in his dissenting opinion
in the above-mentioned Akdivar and Others case, in connection with
the exhaustion-of-domestic-remedies rule, in order to reach such a
conclusion after the respondent Government have demonstrated the
existence of domestic remedies, the burden of proof should fall
(once more) on the applicant, who should be required to prove that
the authorities in that region of the country frustrated his
attempts to set the appropriate proceedings in motion. The
applicant has not adduced any evidence to that effect.
11. Above all, in this case a number of facts were in dispute
between the parties. The applicant alleged that he had reported to
the prosecuting authorities when interviewed that he had been
subjected to ill-treatment while in police custody, whereas the
respondent Government denied this and submitted arguments in
support of their contention. The Court, on the basis of this
unclarified question of fact, namely the alleged failure of the
prosecuting authorities to set criminal proceedings in motion,
concluded that the criminal remedy was ineffective.
12. Apart from the fact that there are procedures in Turkish
law whereby the prosecuting authorities can be obliged to
institute criminal proceedings, who else, if not the national
authorities, could clarify this fact which is decisive for the
outcome of the present case? For that reason alone, the
applicant's complaints should first be brought before the Turkish
courts so that it can be established whether domestic remedies are
effective or not.
13. Since, therefore, the requirement in Article 26 of the
Convention (art. 26) has not been satisfied, the Court should have
upheld the respondent Government's preliminary objections
concerning the non-exhaustion of domestic remedies.
14. The foregoing considerations dispense me from considering
the merits of the case.
|
